Всегда приятно узнать о себе что-то новое, неожиданное, характеризующее тебя с лучшей стороны. Однако откровения подобного рода приятной новостью назвать достаточно трудно. Я хотел было спросить, за счет чего мое тело может так долго оставаться без кислорода, но затем передумал. Иногда для собственного же спокойствия лучше вообще не владеть информацией.

Открыв дверь и бросив прощальный взгляд на Вивьен, загадку моих отношений с которой я так и не смог разгадать, я вышел из машины.

Свежий ветер ласково шевелил мои волосы, солнце светило как-то особенно ярко. Мне предстояла очередная гонка на выживание, мутные потоки воды и, если повезет, – грязное чрево канализационной системы.

Я поймал себя на неожиданной мысли, что бесконечно устал. Вдруг захотелось отрешиться от всей этой суеты, от убийств и волнений и просто сесть прямо здесь, посреди моста, подставить лицо солнцу и ветру, выкурить сигарету и ни о чем больше не думать...

– Прыгать нужно с левой стороны, – прервала мои невеселые размышления Милая.

В отличие от человеческого искусственный разум никогда не устает и уж тем более не испытывает никакого волнения. Он ставит задачи и решает их. Если что-то не получилось, откатывается назад и начинает заново. Наверное, разум Милой близок к совершенству. Но именно в этом совершенстве и крылась главная его слабость.

– Подозреваемый вышел из машины.

Офицер, наблюдавший в мощный бинокль за событиями на мосту, напрямую докладывал генералу Коррелу.

– Девушка осталась внутри. Она сделала короткий телефонный звонок, после чего легла на заднее сиденье. Визуальный контакт с ней потерян. Обе штурмовые группы подошли к объекту на расстояние тридцать метров и продолжают медленное сближение. Подозреваемый не проявляет никаких признаков активности или волнения. Предположительно не вооружен.

Поведение человека, со всех сторон окруженного войсками и полицией, было, мягко говоря, странным. Люди, имеющие за плечами столько трупов, в подобной ситуации обычно себя так спокойно не ведут.

Но в задачу офицера, передававшего информацию, входило говорить только то, что он видит. Комментировать события или высказывать свои предположения он не имел права. С точки зрения военных наблюдатель действовал абсолютно грамотно. Но если бы на связи находился Зет, аналитик наверняка бы заподозрил какой-то подвох, И возможно, даже предугадал бы дальнейшее развитие событий. Однако генерал и его люди были лишены гибкости мышления, поэтому не сумели просчитать все возможные ходы противника.

– Он медленно подходит к ограждению моста, видимо собираясь прыгать. Два вертолета находятся в зоне моей видимости. Они будут на месте меньше чем через минуту. Девушка по-прежнему остается в машине, не подавая признаков активности... Спецназу осталось около двадцати метров до объекта. Подозреваемый стоит у ограждения, он по-прежнему не выказывает никакого беспокойства...

«Операция вступила в заключительную фазу. Еще одно, последнее усилие – и мы возьмем Чужого, – с нескрываемым удовлетворением подумал генерал. – Никуда ему не деться, даже если он решится прыгать с тридцатиметровой высоты, то и в этом случае не уйдет – вертолеты полностью контролируют реку и прилегающую к ней территорию».

Была и еще одна причина, по которой Коррел не сомневался в успехе операции. Он не верил в версию Зета о том, что Чужой может быть киборгом или, более того, – полностью искусственным существом, роботом в прекрасно имитированной человеческой оболочке. Не далее как полчаса назад поступил доклад командира группы спецназа, преследовавшей подозреваемого на восемьдесят пятом этаже этого проклятого небоскреба, где погибло столько его людей. И из этого скупого рапорта следовало, что Чужой совершенно без всяких на то причин спас жизнь своему преследователю. Никакой искусственный разум не способен на такие откровенные проявления человеческих чувств. Это просто-напросто исключено. А в том, что даже заклятый враг иногда способен проявить великодушие, генерал имел возможность убедиться на личном опыте.

В далекой молодости, когда он был еще зеленим лейтенантом, на одной бессмысленно глупой войне его группа попала в окружение. Они отстреливались до последнего, оказав, как говорится, ожесточенное сопротивление превосходящим силам противника. Он был контужен, но, даже несмотря на это, отчетливо помнит пистолет, направленный в голову.

В то время он был слишком молод, чтобы бояться смерти, поэтому встретил ее приближение спокойно, как и подобает воину. Затем раздался выстрел, и правую ногу пронзила невероятная боль. Он не застонал, не издал вообще ни звука.

Враг постоял над его распластанным телом еще несколько мгновений, а затем повернулся и, прокричав на непонятном языке короткую фразу, навсегда ушел из его жизни.

Много позже Коррел узнал перевод этой реплики. «Всё чисто», – сообщал воин своим соплеменникам, имея в виду, что живых противников больше нет.

Честно говоря, мне совершенно не хотелось прыгать. Я не боялся высоты и уж тем более воды, к которой привык с раннего детства. Но где-то в самом отдаленном уголке души пустила корни предательская мысль о невозможности предстоящего побега. За неполную четверть дня я уже столько раз испытывал судьбу и столько раз выигрывал при невероятно низких шансах на успех, что становилось ясно: фортуна не будет улыбаться мне до бесконечности. Час расплаты если еще не наступил, то уже предельно близок.

Однако это были всего лишь человеческие эмоции, и не более того.

– Ты хочешь подпустить их на расстояние вытянутой руки, чтобы потом эффектно, как в кино, ускользнуть от преследователей в самый последний момент? – Милой были чужды сомнения, присущие человеческой натуре.

Все ее выводы были построены на базисе голой математики. Черное – белое, да – нет, возможно – невозможно, функционально – не функционально. Ей даже в принципе было не понять моего состояния. Она никогда не уставала и не сомневалась, потому что была не человеком, а машиной...

Я не стал высказывать вслух свои сомнения и вступать в бесполезную пикировку, а просто спросил:

– Ты не потеряешься во время прыжка или при ударе о воду?

– Не волнуйся, я могу настолько плотно приклеиться к твоему телу, что оторвать меня простыми средствами не представится никакой возможности. Только сварка или автоген смогут решить эту проблему.

Я усмехнулся – Милая умела (при желании) надежно успокоить. Слова про автоген были более чем убедительны.

Офицер наблюдения сообщил, что объект спокоен и даже, более того, – улыбается.

Подразделения спецназа, по-прежнему прикрываясь щитами, только что миновали десятиметровую отметку, отделяющую их от подозреваемого...

Вертолеты наконец достигли места событий...

Напряжение же достигло максимальной точки...

«Пора», – подумал я.

Сделал несколько быстрых глубоких вдохов, прокачивая легкие, и, перемахнув через перила ограждения, устремился навстречу бездне.

– Он все-таки прыгнул, – без всяких эмоций сообщил офицер наблюдения.

– Вертолеты пошли на снижение, полностью контролируя обозначенный участок реки...

– Штурмовая группа достигла машины...

– Девушка в наших руках...

– Она жива, но никак не реагирует на окружающую обстановку. Это либо глубокий обморок, либо транс. Точнее определить с моей позиции не представляется возможным.

– Что с мужчиной, он вынырнул? – В голосе генерала слышалось явное нетерпение.

– Объект не показывается на поверхности воды.

Прошло около минуты с того момента, как Чужой, несмотря на всю нелогичность данного поступка, все-таки прыгнул с тридцатиметровой высоты.