Долл подавил тошноту, сглотнул и впервые за многие дни заговорил вслух:

– Не знаю… господин.

– Ох… моя голова… – Мужчина на миг прикрыл глаза, потом снова взглянул на Долла. – Принеси-ка воды, парень, и хлеба…

Более неуместной просьбы и придумать было нельзя, и Долл нервно прыснул. Раненый нахмурился.

– Хлеба нет, – объяснил Долл. В животе у него оглушительно заурчало. – И бурдюка для воды у меня тоже нет.

– Я что, не в кабаке? – Мужчина с усилием приподнялся на локте, и его брови поползли вверх. – Да, похоже, что нет. Что это за место, парень?

– Не знаю, господин.

На этот раз слово «господин» удалось ему куда легче.

– Так значит, ты тоже заблудился?

– Я… так значит, вы не умираете?

Мужчина расхохотался, но смех тут же сменился стоном.

– Нет, парень. Меня голыми руками не возьмешь. А с чего ты… – Он окинул себя взглядом и пробормотал: – Кровь, вечно кровь. – Потом зажмурился и покачал головой. Когда он открыл глаза в следующий раз, его лицо неуловимо изменилось. – Послушай, парень, судя по шуму, здесь где-то недалеко ручей. Можешь принести оттуда воды? У меня есть бурдюк… – Он принялся хлопать себя по бокам, потом покачал головой. – Похоже, больше нет. Должно быть, меня обчистили. Здесь что, были грабители?

– Я их не видел, – сказал Долл. Не исключено, что этот человек сам был грабителем. – Я услышал какие-то крики в темноте. Потом я упал…

Теперь глаза раненого взглянули на него так, как будто тот впервые увидел его по-настоящему.

– Клянусь богами, ты упал? Вид у тебя немногим лучше, чем мое самочувствие. Ты спас мне жизнь, – сказал мужчина. – Не у каждого хватит смелости в темноте броситься на помощь неизвестно кому и бросить вызов двум вооруженным грабителям, а ты ведь совсем еще мальчишка.

Долл почувствовал, что ушам стало жарко.

– Я… я не собирался… – выдавил он.

– Не собирался?

– Нет. Я упал с обрыва.

– Тем не менее твое падение спасло меня, не сомневаюсь. Ох! – Еще один стон, и мужчина с трудом уселся на земле и ухватился за голову, как будто боялся, что она может свалиться и куда-нибудь укатиться. – И зачем только я пью эту отраву, которую называют элем…

– Ради спасительного забвения, – повторил Долл отцовские слова.

Ответом ему был хриплый хохот.

– Да, это верно, хотя ты еще слишком зелен, чтобы рассуждать о забвении. Ты… – Раненый внезапно умолк и уставился на землю рядом с рукой Долла. – Где ты это взял? – спросил он.

Долл совсем позабыл о ноже, который лежал на земле, поблескивая в первых лучах солнца. Он быстро протянул руку и накрыл его ладонью.

– Сестренка дала, – ответил он. – Простая деревяшка.

– Я вижу, – сказал мужчина. Он покачал головой и зарычал от боли. Этот звук был знаком Доллу; отец напивался каждые три месяца, сколько Долл себя помнил. Незнакомец кое-как встал на четвереньки и пополз к ручейку, где принялся пить и плескаться, а потом поднялся и стащил с себя окровавленную одежду. Уже совсем рассвело, и Долл разглядел синяки и порезы на коже цвета слоновой кости, хотя у него на боках и так уже живого места не было от старых шрамов.

Пока мужчина был занят своими делами и не обращал на него внимания, Долл потянулся, морщась от боли – такое впечатление, будто его всю ночь усердно били палкой, – и подобрал деревянный нож. Если он смог справиться со змеиным укусом, может, и распухшая лодыжка будет ему под силу? И, если уж на то пошло, запекшаяся царапина, которую оставил у него на ноге острый камень?

Мужчина обернулся, когда Долл еще прижимал нож к лодыжке.

– Что ты делаешь? – спросил он резко.

– Ничего, – ответил Долл и поспешно спрятал руки за спину. – Просто проверяю, не больно ли ее трогать.

– Гм. – Мужчина вскинул голову. – А знаешь, парень… Да, кстати, как тебя зовут?

– Долл Дырявы… Долл, сын Гори, – ответил Долл.

– Долл Дырявый? Никогда не слышал.

– Отец зовет меня Дырявые Руки, – сказал Долл с поникшей головой.

– Тогда уж Дырявое Тело. Смотри, как ты ободрался, – усмехнулся мужчина. Долла бросило в жар. – Ну-ну, парень, не ершись. Твое падение отпугнуло грабителей. Может, это произошло случайно, но для меня пришлось очень кстати. Давай-ка займемся твоими ранами…

– Это не раны, – сказал Долл. – Так, пустяки, просто порезы.

– Ну, порезы там или что, а подлечить их не помешает, – ответил незнакомец. Он огляделся по сторонам. – А здесь как на грех нет никаких нужных трав. Надо идти в лес, а с такой лодыжкой ты далеко не уйдешь.

– Простите, – пробормотал Долл.

– Ничего, – отмахнулся мужчина. – Погоди-ка, я только смою кровь…

Он понес скомканную рубаху обратно к ручью. Долл ахнул. Он что, собрался осквернить ручей кровью? Но незнакомец уселся на землю, стащил один сапог и зачерпнул им воды, потом запихнул внутрь рубаху и принялся энергично трясти его. Вода, которая выплескивалась оттуда, была розовой; он плюхнул влажную рубаху на землю, выплеснул окровавленную воду в траву и повторил все снова. Это, конечно, было нехорошо, но он хотя бы не полоскал в воде саму рубаху.

После нескольких смен воды он вернулся к Доллу с мокрым комом рубахи, выжал ее и склонился над ногой Долла.

– Будет больно, парень, зато потом станет легче. Было действительно больно, каждое движение ноги отзывалось болью, а мокрая рубаха казалась ледяной. Незнакомец обмотал ею лодыжку и натуго затянул ее при помощи рукавов. Долл чувствовал, как пульсирует под тугой повязкой кровь.

– А теперь, парень, давай руку.

Долл протянул ему руку не задумываясь; мужчина ухватился за нее и одним движением вздернул его на ноги.

– Тебе придется идти самому, я еще не протрезвел и не возьмусь нести тебя по такой дороге, – сказал мужчина. – Но помочь помогу. Давай я поведу.

– Спасибо, – сказал Долл и похромал вперед, опираясь на плечо мужчины.

Нога у него болела меньше, чем он ожидал. Ноющим мышцам от движения тоже полегчало, хотя порезы и царапины немилосердно саднили.

Спуск но склону был медленным и мучительным, даже когда они добрели до тропинки, по которой, по словам незнакомца, он шел накануне.

– Овцы – не люди, – сказал мужчина, когда они добрались до первого резкого понижения дороги. Он сполз вниз первым, Долл – следом. Незнакомец подхватил его, не дав поврежденной ноге коснуться земли. Это была практически самая длинная его речь за все время, не считая периодических «здесь поаккуратнее» и «этот камень шатается».

Солнце стояло у них над головами, когда дорожка внезапно расширилась и привела их в заросшую травой долину, где сходилось несколько овечьих троп. Впереди над сбившимися в кучку невысокими строениями поднимался дымок. Впервые за многие дни Долл ощутил запах готовящейся еды; в животе у него снова заурчало, ноги внезапно стали ватными. Он мешком повис на плече своего спутника, и тот, пробормотав что-то, обхватил его крепче.

– Потерпи еще немного, парень. До сих пор ты отлично держался, – сказал он.

Долл прикрыл глаза и сглотнул, но на ногах устоял. Мужчина помог ему дойти по широкой дорожке до поляны, где кто-то вкопал по обеим сторонам от кострища по грубой скамье. У домов никого не было видно, но, судя по запаху, внутри кто-то хлопотал. Мужчина усадил Долла на скамью и наклонился, чтобы размотать лодыжку.

– Мне не обойтись без рубахи, парень, иначе никто и слушать меня не захочет, а я собираюсь попытаться добыть нам еды. А там, в долине, должны расти нужные травки для твоих ран.

Лодыжка Долла приобрела довольно пугающий зеленовато-лиловый оттенок; теперь и нога у него тоже распухла. Мужчина натянул мокрую и грязную рубаху и направился в одну из хижин с такой уверенностью, как будто знал ее обитателей лет сто. Долл огляделся по сторонам и заметил, что из-за угла дома кто-то наблюдает за ним. Ребенок. Он отвел глаза, потом быстро повернулся обратно. Мальчишка, в изодранной рубашонке, практически ничем не отличающейся от его собственной, и коротких штанишках. Босиком, как и он сам. Мальчик робко улыбнулся; Долл улыбнулся в ответ. Мальчик подошел ближе; он годился Доллу в младшие братья, если бы они у него были.