– Семён Иванович попросил продать, я тушёнку Вале дала. Ты ругаться не будешь?

– Я думал, что на масло выменяла. Где же ты его будешь загонять?

– Может, предложу соседкам. В другом подъезде.

– Вот что, у нас в части намечается вечер под Новый год. Журыкин пригласил всех жён офицеров. И тебя пригласил.

– Разве он меня уже знает? – неподдельно удивилась она.

– Конечно нет. Наверное, хочет увидеть: по части слух пустили, что ты моё сокровище…

– Кто же так постарался? Не твоя ли бывшая напела ему после того раза, когда к нам приходила с детьми?

– Ну, если он придёт с Алевтиной Георгиевной, то Тоньке не увидеть тебя ещё разок…

– Хватит и одного раза. У вас всегда такие вечера проходили?

– Бывали, бывали…

Николай решительно встал, пошёл на кухню покурить у форточки. Юлия разогрела гречневую кашу с тушёнкой, посадила детей ужинать.

– Что у тебя нового в части? – поинтересовалась она, что делала весьма редко.

– Пока ничего. Вечер будет, чего тебе ещё надо? Ты, я вижу, рада пойти? – Николай глубоко затянулся сигаретой и выпустил в сторону форточки дым.

– А я хочу на танке прокатиться! – бодро сказал Женя.

– Детям нельзя на броне, – ответил отчим, не глядя на пасынка.

После ужина Юлия пошла с маслом по квартирам, ловя себя на мысли, что о детях думает мало.

– Ты как цыганка, – сказал ей вдогонку Николай, она деликатно промолчала, понимая своё гадкое положение, к тому же тон мужа как бы подчёркивал это, отчего она чувствовала себя не лучшим образом – словно воровка, которая проникла в чужую квартиру. Юлия сейчас в отчаянии подумала, что Николай не отдавал ей деньги – ни аванса, ни получки, будто она недостойна того, чтобы ей доверять семейный бюджет. Он, наверное, считал, что достаточно одного продуктового пайка, а деньгами поважать её необязательно. Наверное, он просто её не уважал и последние дни вёл себя как-то необычайно отчужденно. А может, он уже догадывается о её деловых отношениях с Михаилом и в этом скрывалась вся разгадка его такого странного поведения? Неужели с двумя детьми она не заслуживает счастливой доли? Разве она виновата, что так нескладно у неё сложилась жизнь: первый муж погиб, а второй оказался пьяницей и дебоширом. И Бог, если и есть, почему-то даже и не подумал за неё, сироту, заступиться. Юлия так глубоко прониклась этими чувствами, что от жалости к себе у неё на глазах выступили слезы.

В этот момент она нажала кнопку двери, послышался за дверью дребезжащий звонок. Дверь открыла пожилая женщина с любопытными глазами. Она, когда было ещё тепло на улице, сидела перед подъездом на лавочке с другими женщинами и всегда смотрела на Юлию, чем немало смущала её. И вот сейчас она увидела молодую женщину со слезами на глазах и подумала, что сейчас молодушка станет просить у неё денег.

– Извините, я хочу предложить вам сливочное масло, свежее, – начала Юля. – Я продам, если вам надо, дешевле, чем стоит в магазине, но его сейчас, вы знаете, так трудно достать.

– Что же ты, из Москвы привезла масло? – спросила соседка, подозрительно косясь на Юлю, чем заронила ей чувство неловкости.

– Нет, с нашего молокозавода, просто меня попросили продать. Но я, извините, этого не должна вам говорить, – простодушно ответила торговка.

– А ну, покажи маслице, свежее, правда?

Юлия достала кусок, завёрнутый в белую хрустящую бумагу, и подала женщине.

– Здесь два килограмма по пять рублей за один килограмм. Масло, поверьте, очень свежее, я сама пробовала.

– Значит, краденое? – женщина, однако, взяла, развернула полупрозрачную бумагу, понюхала. – Ну да, вроде ничем не пахнет. Вижу, хорошее масло, говоришь сколько, десятка? Пожалуй, возьму, а то всегда вечером стоишь, стоишь за колбасой. А утром ранехонько очередь займёшь… – она унесла в квартиру два куска масла и через три минуты вернулась к Юле.

– Вот бери! На заводе работаешь?

– Нет, в кафе… – она взяла две синие пятерки.

– Значит, из кафе взяла масло? Ну, ладно, ладно, не отвечай, понимаю… – она как-то загадочно помолчала. – Может, колбасы принести палку?

– Спасибо, мне не надо… Извините, мне некогда…

– Ты в эту квартиру, шестнадцатую, не звони, там наркоманы собираются, дурака валяют. А к соседям можно?..

– А вам зонтик японский нужен?

– Зачем он мне? Если дочь захочет…

– Я могу принести и некоторые импортные вещи…

– Ладно, ладно… – и она странно посмотрела на неё и почему-то не спешила уходить..

Юлия подошла к другой двери, ей было неудобно, что женщина смотрела на неё, в её присутствии она стеснялась звонить. Наконец она соблаговолила уйти, и тогда нажала кнопку в углу двери, обитой черным дерматином.

Вышел молодой мужчина, Юлия покраснела и несколько замешкалась. Она предложила масло, но мужчина отказался. В следующей квартире взяла немолодая женщина, оказывается, только они и любили масло, тогда как мужчины думали только лишь о выпивке.

Словом, Юля за два часа распродала всё. В холодильнике оставалось ещё немного, и она решила продать его завтра, а теперь уже довольно поздно. Николай уже спал, похрапывая; оказывается, он уложил детей, чем приятно удивил, и Юлия укорила себя, что позволила мужу сделать это, в чём, однако, не находила ничего такого, чтобы ей можно было им восторгаться. Ведь они живут вместе, и если он любит её, значит, должен заботиться и о её детях.

Юлия ополоснулась под душем, смыла дневные грехи; и тотчас стало легко, словно душа помолодела. Она постояла возле зеркала, протёрла лицо огуречным лосьоном, смазала вечерним кремом и легла спать с думами о полковом вечере: нужно ли ей туда идти, если Николай примет такое решение в угоду своему командиру. Если разобраться, она считала, что Николай втайне думает об Антонине, а её, Юлию, воспринимает как женщину по несчастью, оставшуюся с тремя детьми. Неужели он не понимает, что она носит его ребёнка, или полагает, что она просто шутит? С этими мыслями Юля заснула…

Всякий раз, отправляясь в рейс, Михаил обыкновенно интересовался у жены тем, что привезти ей из вещёй. Впрочем, он и сам об этом имел своё представление, так как хотел, чтобы любимая женщина одевалась красиво, чтобы все вещи на ней сидели не просто превосходно, а были выбраны со вкусом, с тщательным подбором каждой детали туалета для тех случаев, когда им предстояло куда-нибудь выйти: то ли к кому-либо на день рождения, то ли просто погулять вечерком по городу. Правда, в театр они ходили крайне редко, потому что местный был, на его взгляд, не всегда интересный; совсем другое дело, когда гастролировал какой-нибудь заезжий, причём всё равно какой, так как игра своих актёров была известна наизусть и они казались менее даровитыми, чем приезжие…

Зато на любой новый фильм он отправлялся без разговора. Приглашение жене всегда исходило от него. Хождение по концертам иногда тоже составляло часть культурной программы, хотя заядлыми меломанами Михаил и Алла себя не считали. Они ездили в областной центр на концерты больших знаменитостей, посещение которых считалось как бы хорошим тоном, потому что послушать и посмотреть вживую эстрадных звёзд стремилось всё образованное и культурное общество, увлекавшееся содержательным и разнообразным досугом. Но настоящие меломаны выезжали на такие концерты раз в месяц, а некоторые так даже и чаще.

Увлечение литературой, театром, эстрадой для Михаила уже не считалось той духовной потребностью, без которой нельзя было жить. Он был уже в том возрасте, когда на искусство смотрят избирательней, чем в молодости. Алла на это смотрела целеустремленнеё, сознательнеё мужа, так как человек должен неустанно повышать культуру, приобщаться к ней не потому, что это становилось модным, а чтобы неустанно духовно развиваться. И всё равно они уже не столь часто ездили на концерты, которые в Ростове-на-Дону проходили во Дворце спорта. Редко ходили в театр, иногда посещали художественные выставки, ходили на вечеринки к знакомым или родным, даже просто гулять вместе им приходилось не всегда, а в последнее время об этом уже не могло идти речи.