— Давно знала. Но делала вид…

— Зачем?

— Чтобы сохранить семью. Я Степана с таким трудом заполучила. И что же — подарить другой?!

Любе стало не по себе. В принципе, обычная история, житейская, сколько она их выслушала от подруг, знакомых. У них в школе — женский коллектив, и каждая вторая либо ушла от мужа, либо наоборот. Люба, между прочим, считала, что на время развода женщинам надо официально выдавать бюллетень, потому что работать они не в состоянии, а от их нервозности и неадекватного поведения мучаются коллеги и ученики. Учительская в такие периоды превращалась в клуб, где очередная «страдалица», отловив себе жертву, живописала ужасающие подробности из жизни бывшего мужа. Что характерно: именно после расставания женщины наконец-то понимали, что их мужчины хитро и изощренно скрывали свои истинные лица. Только в последний момент им удавалось разглядеть, что все они как на подбор — импотенты, моральные уроды и альфонсы.

И все-таки Любины коллеги страдали как-то естественно и понятно. Иногда им в голову даже приходили мысли о собственной вине. Правда, такие открытия единодушно осуждались всем женским коллективом. Личные неудачи объединяли педагогов лучше, чем любые общественные мероприятия. «С каждой может случиться», — думали учителя, имея в виду себя в первую очередь. И начинали составлять планы по устройству личной жизни несчастной коллеги. Вспоминались близкие и дальние родственники мужского пола, засидевшиеся «в девках», а также соседи и знакомые знакомых. Откуда-то в усталых от собственных проблем женщинах бралась бешеная энергия, и всю ее они направляли на устройство смотрин, знакомств, «случайных» походов в театр или в кино. Никто не вычислял процент удачи, но последствия тем не менее были налицо — весь коллектив гулял потом на трех свадьбах. Перед лицом очередной жертвы мужского шовинизма оказались, таким образом, наглядные примеры того, что жизнь не кончена, а напротив — только начинается.

Как раз вчера в школе только и разговоров было об учительнице литературы. У нее страдальческий период затянулся дольше, чем у других. Два года назад ее муж, который регулярно ездил в командировки в город Тюмень, неожиданно впал в глубокую депрессию. Он лежал на диване, смотрел в потолок, молчал и вздыхал. Литераторша, женщина мягкая и добрая, проявляя к мужу повышенное внимание, спросила:

— Что с тобой происходит? Может быть, ты устал? Может быть, тебе сменить работу? Взять отпуск? Съездить на рыбалку?

Муж долго ерзал на диване, а потом глубокомысленно посмотрел на потолок и сказал:

— Я полюбил другую женщину.

Оказалось, что «другой» двадцать лет, она студентка и живет в Тюмени. Мужу было сорок четыре, он не блистал красотой, спортивной выправкой, острым умом и зарабатывал весьма скромно.

Семейные разборки и развод заняли несколько месяцев, во время которых литераторше пришлось параллельно посещать психотерапевта, который поставил ей диагноз «ситуационный невроз». Муж уехал в Тюмень, женился и родил дочку. Никаких признаков раскаяния он не проявлял.

Литераторша пыталась вернуться к нормальной жизни — взяла короткий отпуск, съездила в Турцию, стала ходить в гости, на выставки и концерты. Ничего не помогало. А ребенок, родившийся у бывшего мужа, ее добивал окончательно: сама она была бездетна.

И вот однажды к ней пришел папаша одного из учеников, который попросил ее подтянуть сына по русскому языку и литературе за отдельную, естественно, и весьма неплохую плату. Она согласилась. И, как впоследствии выяснилось, вытащила свой счастливый билет. Мужчина оказался вдовцом и большим любителем литературы. Они нашли общий язык, и их отношения плавно перетекли в близкие. Уже четыре месяца они жили вместе, и литераторша расцвела так, что коллеги удивлялись: она даже в молодости не выглядела лучше. И вдруг буквально на днях ее бывший муж вернулся из Тюмени и начал атаку на брошенную жену. Он звонил на работу, домой, караулил ее в разных местах и требовал, чтобы она к нему вернулась. Когда-то литераторша мечтала о таком повороте событий, но теперь бывший муж не вызывал в ней никаких других чувств, кроме раздражения…

— Вам нравится рыба? — вырвала Любу из раздумий Света.

— Очень вкусно.

— Вот видите! — торжествующе сказала Света. — Я же знаю, куда приглашать.

— Скажите, — Люба не могла сдержаться, чтобы не задать этот вопрос, — а Вова не объяснял вам, почему он не пришел на свадьбу? Честно признаюсь: до вашего звонка я думала, что это вы с мужем настроили его против Инны. Помните, когда мы приехали к вам, то ваш Степан даже разговаривать не хотел, от него такая злоба исходила. Вы, как мне показалось, тоже были настроены очень агрессивно.

Выпалив все это, Люба испугалась, что Света воспримет ее слова как оскорбление. Но та… лишь усмехнулась.

— Вы приехали очень неожиданно. И в самый неподходящий момент, — сказала она. — Вы в курсе, что Вова — наркоман?

— Что?! — Люба чуть не подавилась кусочком рыбы, который только что отправила в рот.

— Как раз перед вашим приездом мы узнали, что он снова начал колоться. Был скандал. Степан пытался Вову избить. А тут вы с этой свадьбой.

— Ужас! — Люба не могла прийти в себя. — Никогда бы не подумала…

— А это вообще трудно определить. Мы сами узнали случайно — Степан услышал телефонный разговор Вовы с другом. Потом долго выяснял, не мог поверить.

— Но ведь следы уколов остаются!

— Вот-вот, и я так думала. А следов не было, и Вова все отрицал. Степан устроил за ним настоящую слежку. Потом уже выяснилось, что наркоманы — хитрые очень, они колют себя в такие места, что нормальному человеку в голову не придет. Мы лечили его, он какое-то время держался, а потом начинал снова.

— Кошмар! Неужели Инна знала?! И собиралась за него замуж?!

Света пожала плечами. Вино кончилось, она заказала еще.

— Все беды в нашей семье из-за Степана! — Лицо Светы перекосилось. — Если бы он не давил на Вову, не обращался с ним как с дерьмом собачьим — ничего бы этого не было! Вот почему я хочу, чтобы ему отлились мои слезы! И за себя, и за сына, который перестал походить на человека, а стал животным, которому нужно одно — наркотик. Я боюсь собственного сына!

Она выпила залпом вино и наклонилась ближе к Любе.

— Пусть ваш муж, — тихо прошептала она, — сделает из Степана котлету.

— Да вы что?! — отодвинулась Люба. — Выбросьте это из головы!

— Не хотите? Я найду кого-нибудь другого. И хорошо ему заплачу, — у Светы начал заплетаться Язык. — Та, вторая, с которой Степан тоже жить не хочет, согласна внести свою долю. Мы с ней вместе устроим ему веселую жизнь.

— Света, — Люба с трудом подбирала слова, — я очень вам сочувствую. Никто вашей жизни не позавидует. Но если сейчас самым главным для вас станет месть Степану, то вы окончательно разрушите прежде всего себя!

— Мне все равно.

— Не думаю. Посмотрите, ваш муж хочет остаться один. Когда я разговаривала с ним по телефону, то было ощущение, что человек на грани нервного срыва. Конечно, он сам устроил себе проблемы — с этой второй семьей, и теперь не знает, как выпутаться. И там, видимо, ему плохо, и с вами тоже. Наверное, он страшно переживает то, что случилось с Вовой. В таких ситуациях и на работе все из рук валится. Человек чувствует себе загнанным в угол. Но вы ведь всегда хотели, чтобы Степан оставался с вами? Тогда смените тактику. Он поживет один, успокоится и, может быть, вернется обратно. Но если вы будете устраивать ему побоища, унижать и обвинять во всех грехах — ничего хорошего не выйдет! Он только возненавидит вас!

— Оставить все безнаказанным?!

— Да пусть он живет как хочет! В ваших же интересах остаться с мужем в нормальных отношениях. У вас есть сын, и с его болезнью ведь надо что-то делать! А одна вы не справитесь…

— Я сейчас. — Света вскочила и направилась в туалет.

Ее фигура, ссутулившаяся, словно на нее сверху давил неимоверный груз, и какая-то нелепая, вызвала у Любы приступ жалости. Сидит человек в четырех стенах, ничего не делает и все время думает о своей несложившейся жизни, о неблагодарном муже и сыне-наркомане.