Но сегодняшние новости повеселили Вадима с женой. Услышав о повышении единовременной помощи при рождении ребенка, он сразу набрал номер Беловых.

— Андрей, привет! — начал Вадим бодрым голосом. — У меня есть для тебя работа!

— Какая работа? — эту фразу Андрей произнес с глубокой ленью и легкой неприязнью к товарищу, который решил его обременить непредвиденным занятием.

— Только что передали — отныне при рождении ребенка будут выплачивать восемь тысяч гривен. Немедленно иди к Наташе и отработай! Через девять месяцев снова за дело. Если не терять ни дня, то в месяц получается по восемьсот девяносто гривен. Чем тебе не работа!

Андрей, понявший, что вечерний звонок ничем его не отяготит, поддержал шутливый тон и тему разговора.

— Ну, слава Богу! А то я уже все надежды потерял. Наташа! — крикнул он в комнату. — Готовься, сейчас начнем трудиться! Мне Вадик работку подкинул! Да, кстати, — снова обратился он к Вадиму, — я могу и к вам на шабашку приехать. Деньги поделим!

— Да уж лучше мы к вам!

— А, правда, приезжайте!

Вадим повернулся к смеющейся рядом жене.

— Поедем к Беловым? — она кивнула головой.

Выйдя в центре на остановке, они снова прошли мимо областной администрации. Там, на втором этаже, в приемной и кабинете губернатора горел свет. Жалюзи были закрыты. Вадим хотел съязвить по поводу такой поздней работы главы области, но решил лишний раз при Анне не затрагивать тему политики.

— Беловы начали поститься. Смешно, право! — отвлекся он от грустных мыслей. — Я у Андрея спросил, верит ли он в Бога, а он и не знает, что ответить. В силу какую-то верит, а в Бога не верит. Попытался объяснить ему, что неважно, как он называет это сверхъестественное: Бог или космический разум, главное — как эта вера отзывается в его душе, как она сказывается на его поступках и, в конце концов, мыслях. Говорю, а сам себя проповедником чувствую.

— В этом, кстати, нет ничего плохого, если, конечно, тебе есть чему научить! Просто, нужны ли Андрею твои поучения? Мне кажется, что он вполне сформировал свое отношение к окружающему миру и вряд ли его можно уже изменить.

— Во-первых, никогда нельзя говорить «никогда», а во-вторых, раз Андрей не ответил на вопрос о вере, но все же решил поститься, значит, что-то необъясненное тревожит его душу. Возможно, с возрастом или после того, как врач определил у него начало гипертонической болезни, мысли, а скорее — предчувствия начали беспокоить его. Предчувствие того, что в чем-то он ошибается, раз здоровье в тридцать пять уже пошаливает. Значит, в водочке нужно ограничиться, диеты придержаться. А раз решил приурочить это к посту, следовательно, и мысли о Боге проскальзывали в голове. Ведь, если бы он просто испугался за свое здоровье, то мог сесть на диету сразу после посещения врача. Но так человек сложно и одновременно примитивно устроен, что вспоминает о Боге сразу, как только разладится его привычный быт. Развод — к Библии. Болезнь — молитвы читать. Редко кто вспоминает об Отце своем в часы благоденствия. «Memento мori» — помни о смерти! Когда в суете и достатке начинаешь о ней забывать — она сама напоминает о себе болезнями и неприятностями. И страх перед смертью гонит тебя к Богу. Ну, разве это не кощунство — верить и молиться только, когда тебе плохо! От страха! Зато, если выиграешь в лотерею или свалится на голову неожиданная удача, разве вспомнишь в этот момент о Боге, разве сходишь в церковь поставить свечку и подать нищему в знак благодарности Господу? Да ни в жизни! В ресторан — обмывать! На углу не подашь! Уж лучше пропить эти деньги, чем поделиться с бедным. От этой бездуховности и беды наши все!

Ты посмотри на депутатов — там ведь половина миллионеров. Что, приходят им в голову мысли посадить лес в пригороде, чтобы озоновый слой защитить, или, может, они позаботятся о зоопарке, в котором зимой несчастные животные погибают от голода, или, может, они приют откроют для беспризорных детей, где те могли бы помыться и поспать на постели? Что ты! Они же бюджет приняли! Пусть все это теперь государство оплачивает, а мы будем только брать и жрать! Заповедники рубят, чтобы дачи строить. Да положили они на этот озоновый слой! И на зоопарки тоже! — Вадим вдруг понял, что от политической тематики никак ему не оторваться, но остановиться уже не мог. — Все гребется только под себя, прорыв во власть идет только с одной целью — личное обогащение! А средство — наши голоса! Избирательские голоса. Вот с трибун они и поют как соловьи! Тут ты услышишь и о борьбе за чистоту окружающей среды, и за демократические основы, и с коррупцией разберутся — только дайте протиснуться во власть. А вернее — прогрызться! Вот уж где ложь прибоем хлещет! Вот уж где о совести даже и не слыхали! Нету Бога в нас! Церкви есть, а Бога — нет! Не в иконах надо его искать, не в постах спасаться, а в сердце своем. Душу прежде следует вылечить, а потом уже телом заниматься. Не работает старая фраза: «В здоровом теле — здоровый дух», если в сердце один порок! Здоровье физическое идет от равновесия, от согласия духовного, от чистоты нравственной.

— Знаешь, Вадик, тяжело тебя слушать! Безысходность пугает! Но все, что ты говоришь — правда! Жаль мне и тебя и нас! С такими убеждениями, как у тебя, не стоит писать президенту. Такие люди там не нужны. Ты ведь для них — опасность. Ты их схемы поломаешь, нарушишь баланс. Вот скажи, за сколько тебя можно купить? Так, чтобы ты закрыл глаза, вернее — рот, на ту же вырубку леса или на мучения животных в зоопарке.

— Нет такой суммы! Более того, — Вадим рассмеялся, — чем больше сумма — тем мне противнее ее взять!

— Маленькую — оскорбительно, а большую — противно!

— Точно! Я не представляю себя берущим взятку! Я могу помочь что-то организовать, я могу найти компромисс, чтобы удовлетворились все стороны, но это называется — дипломатия. Это наука решения проблем путем переговоров и уступок. Но пойти против своей совести, против закона ради денег — я даже мысли такой не могу допустить!

— Мало того, что ты сам не возьмешь, ты ведь еще и другим будешь мешать! Поэтому тебе путь в политику и закрыт! Перестань писать свои письма. Это утопия! Ты только тревожишь себя бесполезными надеждами, просто теряешь время. Переключись с политики. Все, что ты мог сделать для президента — ты уже сделал. Он уже занял свое кресло, рассадил по другим креслам своих друзей и родственников и такие как ты — перестали быть ему нужны. Я не удивлюсь, если выяснится, что теперь бороться надо с тобой, потому что ты показал силу своего пера, своего слова, и теперь можешь представлять опасность для новой власти, потому что будешь продолжать отстаивать правду, им уже ненужную.

Я смотрю на тебя, слушаю и вспоминаю «Идиота» Достоевского. Очень ты на него похож своим стремлением к чистоте, к духовности. Конечно, ты абсолютно современный и довольно сильный, но твои иллюзорные надежды на честное правительство, твои мечты об идеальном обществе пугают своей оторванностью от реальности.

Вадим слушал жену с восхищением.

— А ты что сейчас читаешь, Мопассана?

— Да, а что?

— Просто, слушая тебя, я решил, что ты перелистывала мой философский словарь.

— Нет, не перелистывала, — съехидничала Аня. — Он скучный и непонятный. А Мопассан доступный и веселый.

— Ладно, солнце мое, не буду я больше писать президенту. Тем более что он не отвечает! Пусть правит в спокойствии и мире. Я умываю руки!

Пока они добирались, Андрей успел поставить в духовку пеленгаса под майонезом. Наташа открыла банку помидоров и приготовила капустный салат с подсолнечным маслом. Андрей кольцами нарезал себе лук — такое ел только он — и обильно полил его уксусом. На печке варился картофель на пюре. Начали традиционно, с водочки и помидоров. Белов, соблюдая пост, отказался от спиртного и рыбы. Ужинать сели на кухне, чтобы не накрывать в комнате и иметь возможность покурить, не выходя из-за стола. Страдал от этого только Вадим — как некурящий, но мужественно принимал решение большинства.