– Ты телепат? – Лиза немного со страхом взглянула на Ролекса, но в глазах все же проскочила смешливая искорка.

– Нет пока. Хотя, вообще-то, на самом деле все люди – телепаты, просто в маленькой степени. Конструктор, что придумал Пассионарию, пошел другим путем. Вместо того, чтобы усиливать способности человека, работающего с неподатливой материей, он просто научил приборы улавливать обычный уровень колебаний человеческой мысли, вот и всё. Это не что-то мистическое, просто дело техники.

Но тут Ролекс прервался, потому что Лиза хрюкнула в кулачок:

– Что-то вот этот предмет не подходит для высшего воплощения человеческой мысли! Ха! – она дежала в руках распрыскиватель для промывания окон – полулитровый баллончик с пульверизатором на конце и рычажком для пуска струи.

– Ну… – Ролекс сконфуженно улыбнулся. – Я же землянин, страдаю ностальгией, можно сказать. У меня еще, – он потянулся рукой назад, за кресло, и порылся там в невесть откуда оказавшемся ящичке, – мяч футбольный есть, вот…

Мяч Ролекс, впрочем, тут же запихнул обратно.

Тут Лиза заметила еще одну странность, о которой не преминула сказать Ролексу:

– А как так получается, что звуки настолько легко проникают сквозь кабину? Ее словно и вовсе нет, а дождя не проникло и капли.

– Что-то много вопросов сразу! Ладно. Тут есть определенный физический закон, и, по-моему, он известен даже физикам Земли – вся материальная вселенная по сути волновое движение, просто частички материи и энергии колеблются с разной скоростью, то есть частотой.

Идея в чем – может быть, знаешь, что через зеленый бутылочный осколок весь мир видится зеленым? В этом случае частота зеленого света резонирует с частотой веществ в зеленом стекле. Таким образом зеленая волна может просочиться скозь структуру зеленого стекла, а вот частоты других цветов – нет, они застревают.

Подобно же и Пассионария – я настроил ее так, чтоб она не пропускала материю с частотой воды, но в то же время она пропускает материю с частотой звука. Могу настроить так, что листья с деревьев будут пролетать и падать на тебя, пока мы здесь стоим, а звуки не будут проходить. Ну и так далее – как воображение позволит.

Но тут Ролекс словно встрепенулся.

– Слушай, нам надо спешить. Нас засекут.

– Засекут? Кто?

– Кто? – Ролекс явно был огорошен ее вопросом и посмотрел на Лизу, что-то в ней высматривая и не в силах выговорить ответ.

– Ну да, кто, откуда? Представь: ты встретил космический корабль на пороге твоего дома – что ты о нем знаешь? И еще один вопрос у меня к тебе есть – ты зачем сюда прилетел, то есть прибыл?

В кабине повисла тишина, и лишь через несколько секунд тихий ангел отлетел. Ролекс серьезно посмотрел на Лизу и спокойно сказал:

– Зачем прилетел? Лиза, я прилетел сюда за тобой.

Максим Караванов бежал по одной из тихих вечерних улочек лизиного города, тяжело дыша. Надо успеть сообщить первым. Когда сигнал прозвенел в его холостяцкой комнате, словно набат, Максим не мог поверить – сколько лет такого не было!!!

С тех пор, как он подрядился работать внештатным осведомителем Скунсов, лишь два раза звонил неприятный дребезжащий звоночек в белой коробочке над дверью, который техник прикрепил шесть лет назад. И оба раза премия уходила другому – в последний раз какой-то умник, причем даже из соседней области, умудрился опоредить Макса всего на четыре минуты.

Но теперь такое не пройдет! Максим надеялся с помощью премии расквитаться с алиментами, бывшая жена совсем озверела и грозилась забрать их по-плохому. А потому вперед!

Макс свернул с Набокова на Гурина, которая выходила в лес. Похолодало, и через промокшие от пота брюки стало неприятно сквозить – давно не приходилось бегать двадцать минут без остановки. Да и печенка ни к черту. Ладно, все равно.

Вот она, заброшенная школа. Ворота с уже давно сбитым подростками ржавым замком. Где там эта бумажка? Максим залез в задний карман и чертыхнулся – тетрадный листок с рисунком местонахождения тайной панели, открывающей лифт, оказался сырым и порвался на три части в неуклюжих заскорузлых пальцах. Но текст было еще видать.

Вот он, подвал… Этот угол, углубление… Макса ослепил яркий свет. Он забрался в лифт и прислонился к стене.

На входе стоял солдат, игравший в тетрис на детской электронной игре, и Макс доложился:

– Региональный осведомитель, регион двадцать восемь. Важность – максимальная!

Солдат взглянул на Караванова и пробурчал, что он идет на рекорд, и если он переоценил важность своего сообщения куратору, то он ему этот тетрис известно куда засунет. Но Караванову было уже все равно – деньги не должны были пропасть.

Он рявкнул солдату, чтобы тот занимался свои делом, за что получил прикладом и был пропихнут в коридор, где и побежал, гулко ступая, по известной ему траектории. Дверь куратора состояла из двух створок красивого дерева, обитых желтым металлом по низу и не закрывавшихся между собой.

Макс распахнул створки и тяжело ввалился в дверь. Куратор сидел один и пил кофе из маленькой чашечки. Пахло сиренью, негромко звучала какая-то медленная классическая музыка. На столе не лежало ни одной бумаги. Лицо куратора скривилось в легкую гримасу.

– Что еще? Кто такой?

– Наблюдатель… уф… регион двадцать восемь… Сигнал.

Белая фарфоровая чашечка медленно, в такт тихому вальсу, выпала из рук куратора с побелевшим мгновенно лицом и упала на блюдечко, словно вещая судьбу.

– Господи… Там же… Ментор… Чертов Ментор! – куратор обмяк, но тут же вскочил и тыкнул пальцем кнопку на правой стороне стола. – Срочно, слышите, срочно!!! Здесь Лемминг! Вызовите весь интернейшнл! Здесь этот проклятый Лемминг!

Куратор осел в кресло.

– Господи, хоть бы это не было связано с Ментором… Иначе меня прибьют. Меня точно прибьют… – куратор сидел и бубнил под нос, не видя ничего вокруг себя, в том числе съежившегося, стоявшего у входа Караванова, не ожидавшего, что его новость произведёт такой фурор. Наконец он решил напомнить о себе.

– Господин куратор! Ввиду полезной для Вас новости хочу напомнить Вам, что осведомителю, который сообщил о важной информации первым, полагается премия.

– Полезная информация… Полезная информация… – куратор поднял недоуменные глаза на Максима, секунду-другую вспоминал, кто это, глядя на Максима недоуменными глазами, полными тревоги. Потом его лицо медленно исказилось гримасой ненависти, куратор покраснел и проорал, привстав и наставив на Караванова трясущийся палец:

– Пошел ВОН!!! ВОН!!!

Наблюдателя словно пинком вышвырнуло из кабинета. Как побитый щенок, он поплелся по коридору обратно, забыв, зачем пришел.