С Зигфридом, бывшим военнопленным des Archipels GUPVI11, мы особенно подружились. Меня удивляло, что в «Союзе вернувшихся домой», несмотря на длительное пребывание в советском плену, немногие говорили по-русски, хотя, конечно, понимали отдельные слова: «лагерь», «начальник», «госпиталь» и «давай-давай», знали много фразеологических и ненормативных оборотов. Зигфрид по-русски говорил. Он знал много русских слов и правильно выстраивал грамматические конструкции, но воспроизводил слова с определённым акцентом, так, что если мы говорили, как он иногда выражался, «на языке Пушкина», время от времени приходилось переспрашивать или уточнять. В наших беседах я обращался к нему по имени и, как он просил, «на ты» (сначала он шутил, что когда я говорю ему «Вы», приходится оглядываться по сторонам, «кто здесь ещё»). Но в мыслях я всё же иногда называл его дядей Зигфридом, потому что ему было семьдесят, а мне двадцать. И он казался не только опытным и проницательным человеком, но и настоящим героем уже хотя бы потому, что выжил в советском плену. А «не пойти» на войну против СССР уж точно никак не мог, потому что в начале сороковых был «лицом призывного возраста».

Как и большинство сверстников и соотечественников, Зигфрид ожидал закончить Молниеносную войну на Восточном фронте к зиме 1941-го. Точнее, по его словам, большинство соотечественников тогда мало о чём думали, так как верили не только в величие, но в превосходство и особую миссию собственной страны и прочие догматы Третьего Рейха. А если кто-то и задавал вопросы, мало что мог изменить. Система работала на полную мощность, и почти никто не сомневался в быстрой победе над слабым и недостойным «неарийским» коммунистическим противником. Конечно, и с моральной, и с юридической точки зрения, любой военнослужащий, находившийся с оружием в руках на оккупированной его армией территории другого государства, был преступником. Но личная вина каждого немецкого солдата, дьявольской фашистской машиной принуждённого брать в руки оружие, – вопрос более сложный. «Не нажмёшь на спусковой крючок ты, мгновением раньше нажмёт солдат по другую сторону. Это был вопрос выживания, и жить хотели все». Кроме безусловного осуждения фашизма как абсолютного зла, с гуманистической точки зрения вполне понятно сочувствие жизненным трагедиям, сломанным судьбам и утраченным жизням миллионов когда-то обычных немецких граждан, не уличённых в военных преступлениях и преступлениях против человечности – убийствах и жестоком обращении с гражданским населением, военнопленными и военнослужащими стран, с которыми Германия находилась в состоянии войны.

Зигфрид попал в советский плен сразу после Сталинграда – начала конца Третьего Рейха, в феврале 1943-го. В плен тогда попали порядка ста тысяч немецких военнослужащих, 24 генерала и командующий 6-й армией Вермахта генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс. Сатрапа (оперативный псевдоним Паулюса) потом долгое время обрабатывала советская контрразведка, склоняя к руководству антифашистскими организациями немецких военнопленных в СССР. К выступлениям против гитлеровского фашистского режима. К обращению «К военнопленным немецким солдатам и офицерам и к немецкому народу» уже после открытия Второго фронта.

Паулюс, безусловно, был знаковой фигурой. Удивительная судьба, от незавершённой учёбы в Мюнхенском университете и ухода на армейскую службу в 1910 году до поражения 6-й армии под Сталинградом, ставшего переломным моментом Второй мировой войны. Первый за германскую историю сдавшийся в плен генерал-фельдмаршал – которого Гитлер произвёл в фельдмаршалы уже после пленения, таким образом склоняя к самоубийству. Паулюс провёл первые месяцы плена в лагере для военнопленных в подмосковном Красногорске, с апреля 1943 года некоторое время в Суздале, а затем ещё несколько лет на подмосковных дачах. Сначала он пытался отстаивать национал-социалистские взгляды и возражал против создания в СССР антифашистских организаций немецких военнопленных. Но после полутора лет «идеологической перековки» в СССР, неудачного покушения на Гитлера и казни в августе 1944 года генерал-фельдмаршала фон Витцлебена, разочаровавшийся в режиме, Паулюс выступает по радио против Гитлера и становится членом антифашистского Союза немецких офицеров и Национального комитета «Свободная Германия». В феврале 1946-го Паулюс выступил на Нюрнбергском процессе, а в 1953 году репатриировался в ГДР, в общей сложности пробыв десять лет в советском плену. По сравнению с другими пленными немецкими фельдмаршалами, объявленными военными преступниками, весь плен проведшими в тюрьмах НКВД и МВД или даже умершими в советском плену (как, например, Эвальд фон Клейст), судьба высокопоставленного военнопленного Паулюса сложилась многократно более позитивно. В 1979 году в Кёльне была издана книга бывшего переводчика Паулюса Александра Бланка «Немецкие военнопленные в СССР». А в 1990-м году в Москве на русском языке вышла знаменитая книга «Вторая жизнь фельдмаршала Паулюса».

Если в истории с Паулюсом было много политики и высших государственных интересов, то Зигфрид в первой половине 1943 года был сначала рядовым двадцатитрёхлетним немецким солдатом, а потом рядовым советским военнопленным. Семидесятилетний Зигфрид, после возвращения на Родину получивший высшее образование в области германистики и сравнительной литературы, обладал удивительным чувством юмора и тонкой самоиронией. Например, он шутил, что далеко не случайно оказался на берегах Рейна на Скале Дракона, потому что, по преданию, именно Зигфрид, вождь Нибелунгов, в пещерах Драхенфельса победил пожиравшего людей и животных Дракона. Убив Дракона, Зигфрид стал властителем несметных богатств, и прежде всего, волшебного кольца, позволявшего править миром:

В 1913 году, через сто лет после рождения Рихарда Вагнера, на Скале Дракона были открыты зал Нибелунгов «Нибелунгенхалле» и каменная статуя Дракона. «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид» и «Гибель богов» были гениальными мистическими реконструкциями немецкой мифологии. Несмотря на то что Вагнер умер ещё в 1883 году, мистика его произведений и антисемитские взгляды были умело использованы в первой половине ХХ века сторонниками немецкого национал-социализма. За что потом многие в Германии и за её пределами осуждали великого композитора. Или считали, что антисемитизм несовместим с музыкальными и эстетическими достоинствами, так как делает музыку «чересчур тяжеловесной». Вагнер, действительно, был антисемитом. Но точно не был основателем немецкого национал-социализма и фашизма. И всё же был великим, замечательным композитором.

То же касается посмертной судьбы другого великого немца, в течение некоторого, довольно непродолжительного времени дружившего с Вагнером – Фридриха Ницше. Несмотря на то что Ницше умер в 1900 году, задолго до национал-социализма и Третьего Рейха, его идеи были востребованы этой человеконенавистнической идеологией, а музей Ницше был объявлен музеем германского национал-социализма. Важную роль в посмертном искажённом формировании отношения немцев к философии Ницше сыграла его сестра Элизабет. Она была активной сторонницей национал-социализма и в популяризации музея брата пользовалась всесторонней поддержкой Гитлера. Ещё более вероломно и отвратительно, хотя, после воспоминаний о Вагнере и Ницше, уже не так удивительно, что для организации еврейских преследований и погромов Гитлер разносторонне использовал образ Мартина Лютера, четырьмя веками ранее призывавшего силой обращать евреев в лютеранство.