— Так. Слушайте меня внимательно. Сидите там и никуда не выходите. Ваши координаты у нас есть. Мы за вами выходим.

И Шеман отключил связь. Джаспер устало покачал головой.

— Мой наивный самоотверженный Юлиус. Бросился нас спасать… Я думал, у нас еще есть время, но, кажется, оно на исходе. Пора уже мне спасать вас.

— Как? Ты так и не сказал.

— Все очень просто. Так же, как мы обмениваемся информацией. Я передам им все, что знаю сам, все, что я видел и чувствовал. Боюсь только, мои собратья будут сопротивляться этим знаниям…

Он на несколько секунд о чем-то глубоко задумался. Потом вдруг сказал совсем о другом:

— Помнишь, птенчик, я говорил, что мы летаем ночью по небу? Это правда. Мы тоже умеем чувствовать радость, и когда летим сквозь облака, нас переполняет это чувство. Но иногда, если очень повезет, можно пролететь сквозь радугу. И тогда чувствуешь настоящее счастье, и весь мир становится цветным, и…

Он вздохнул, не находя подходящих слов.

— Феникс, ты моя радуга. Когда ты рядом со мной, мир оживает. И я хочу творить, и любить, и оберегать. Знаешь, я не мог бы больше причинить вред человечеству. Но только ради тебя я готов пожертвовать своей жизнью, чтобы его спасти.

— Что?! Ты что?! Тебя нельзя убить! Зачем ты так глупо шутишь, Джаспер?

— Прости, птенчик. Они могут меня убить, если не захотят принять то, что я захочу им дать. Но я буду бороться до последнего, обещаю.

— Нет, нет! Прошу!

Он снова непроизвольно сложил брови домиком. И стал выглядеть как самый обыкновенный нашкодивший мальчишка. Но он не шутил, я это поняла.

Он схватил меня в охапку, и спустя несколько секунд мы уже стояли на земле.

— Финик, смотри, они появятся вон оттуда.

Джаспер указал на восток.

— «Экспрессия» в той стороне. Не так далеко. Вы успеете добежать. Только не останавливайтесь.

Я вдруг почувствовала, что меня до костей пробирает ледяной ветер.

— Беги! — крикнул Джаспер, раскидывая руки в стороны. — Беги, не останавливайся!

И он растворился в воздухе.

И я бросилась в сторону, куда показывал Джаспер. И действительно, вдалеке уже можно было различить силуэты людей. А фигура, идущая впереди, несомненно, принадлежала командору. Они шли в боевом облачении, держа на весу оружие. Но разве все это могло защитить от НИХ?

Я бежала и махала руками, пыталась кричать: «Назад! Поворачивайте назад!» Но все звуки уносил неистовый ветер, вдруг поднявшийся вокруг. Я подозревала, что это не просто ветер, а Джаспер, окутавший меня и оберегающий, пока можно. Потом я увидела, что Юлиус меня заметил, и тут же почувствовала, что ветер выпустил меня из своих объятий, напоследок аккуратно убрав пряди моих волос с лица.

— Только не сдавайся, Джаспер! — шепнула я ему, а потом закричала изо всех сил: –– Командор Шеман, назад! Все назад!

Но он, естественно, меня не послушал. Наоборот, теперь они почти бежали мне навстречу. Да и чему я удивляюсь: разве меня кто-нибудь когда-нибудь слушает?

— Где Джаспер?

— Командор, прикажите всем отступать к «Экспрессии»! Джаспер — это он. Ну, ОН! Вы понимаете? Он сейчас борется за наши жизни, хочет, чтобы мы успели улететь! Послушайте меня хоть раз!

Если командор и был шокирован, то на его лице это никак не отразилось. Не знаю, что сейчас происходило у него в душе, но вслух он сказал только:

— Отступаем!

И закрыл меня своей спиной.

И мы снова побежали. У меня уже дыхания не хватало, и в боку жутко кололо, а «Экспрессия» была еще так далеко. В какую-то секунду я повернула голову и посмотрела назад. Там, над землей, кружились в пугающем танце черные вихри. Они то сходились, то расходились. Я смотрела всего мгновение, но мне показалось, что в эпицентре маленький, но отважный вихрь борется до конца. «Не сдавайся! — шептала я. –– Не сдавайся!»

В воздухе стоял гул, такой же, как во время грозы, мне даже иногда начинало казаться, что земля уходит из-под ног. Юлиус, увидев, что я начинаю отставать, схватил меня за руку и потащил за собой.

Мы почти добежали. Мы почти успели. «Экспрессия» высилась перед нами в каких-то десятках метров, когда гул вдруг стих. Мы все почувствовали, что наши тела обдало ледяным воздухом, и впереди прямо из ниоткуда стали появляться человеческие фигуры. Они появлялись и продолжили двигаться к нам навстречу, пока не подошли совсем близко. Странные это были люди, наполовину слепленные из сгустков темного тумана, лица у всех были с грубыми, резкими чертами лица, словно сделанные наспех. И все же… На такое прежде они были неспособны. Значит… Что это значит, я и сама толком понять не могла. Стояла, тяжело дыша, глядя на негостеприимных хозяев планеты, и ждала.

И вдруг они все посмотрели на меня. И меня словно молнией пронзило: у всех пришельцев были глаза Джаспера. Его чудесные фиолетовые глаза. А потом они заговорили, и эта речь звучала непривычно, один начинал ее, потом внезапно замолкал и тут же подхватывал другой, словно все они заранее знали, что надо говорить.

— Финик, не грусти… Я все равно… не смог бы… жить в этом мире… а в твоем мире я чужой… Прости и прошу… ради меня… будь счастлива…

Я всхлипнула, уткнувшись в плечо Юлиуса, и он обнял меня свободной рукой.

Один из пришельцев сделал шаг нам навстречу и сказал:

— Уходите. Мы не причиним вам вреда.

А потом они просто растворились в воздухе.

— Его больше нет, — прошептала я, и сама не могла поверить этим словам.

— Он есть, — сказал командор. — В каждом из них. Навсегда.

Последующие два дня я почти не помню. Я заболела, лежала в медицинском отсеке в лихорадке и бреду. Как потом объяснил доктор Саймон, это нервное, от перенапряжения. Мне было очень плохо. Все время мерещился Джаспер. Я тянула к нему руки, но другие руки, теплые и чуть шершавые, сжимали мои пальцы.

— Все будет хорошо, Мурка, — говорил Юлиус, а это был именно он, протирая мой лоб чем-то приятно холодным. — Спи, моя хорошая.

На третий день я пришла в себя, сознание прояснилось, и я, хоть и чувствовала себя ужасно несчастной, одновременно с этим чувствовала голод. Организм мой, не смотря ни на что, не хотел сдаваться, он хотел жить. Вот так.

Предатель! Это я про Джаспера. Уверена, он с самого начала знал, что не выберется. «Ради меня будь счастлива»! Злые слезы покатились из моих глаз. Ну как он мог! Как он мог так меня бросить!

Командор вошел в медицинский отсек как раз тогда, когда я рыдала навзрыд, вытирая мокрый нос кончиком одеяла. Он держал в руках поднос, на котором стояла чашка с бульоном, и так и заметался по палате, не зная, куда его поставить, чтобы броситься меня утешать. Это вызвало у меня приступ истерического хохота. Я и всхлипывала, и смеялась, не в силах остановиться, пока он не бросил этот глупый поднос на пол и не прижал меня к себе крепко-крепко, как тогда, когда мы в первый раз поцеловались.

— Ну-ну, успокойся, — шептал он. — Все хорошо, все будет хорошо…

Уже потом я узнала, что рассказали команде: Джаспер был объявлен героем, погибшим, спасая наши жизни. Лишь немногие были посвящены в то, что произошло на самом деле. Пандору все-таки объявят в карантин, и больше ни одно судно никогда здесь не приземлится: Шеман не хотел рисковать.

Итак, экспедицию можно было считать вполне успешной. Погибли, по официальным данным, заявленным в центр, несколько человек: Джаспер Хопер, Бакли Майлс и Марк О'Тул, и те ребята, что в тот день дежурили у шлюза. Все были представлены к ордену мужества посмертно. А «Экспрессия» отправилась в обратный путь с живыми членами экипажа на борту.

Прошло два дня. «Экспрессия» совершила прыжок и направилась к Палладису. Командор вызвал меня на разговор в свой кабинет. После того дня, когда он успокаивал меня и обнимал, мы больше не виделись. Я вернулась в свою, теперь такую пустую, каюту. На следующий день занялась своей привычной работой, у нас не было ни возможности, ни повода увидеться. И вот теперь он вызывает меня на разговор.