Бакли дрыхнет рядом на койке. Устал дожидаться, пока я закончу писать.

Сейчас я вернусь к тебе, мой теплый маленький птенчик, обниму и согрею. И буду чувствовать, как бьется твое сердце. И оно будет биться еще долго-долго, я тебе обещаю.

Как там принято у людей заканчивать письма? Юлиус рассказывал мне. Кажется, надо написать: «Целую. Твой Джаспер». Но мы, жуткие чудовища, не столь сентиментальны. И я буду верен себе. Кусаю тебя за носик. Твой Джаспер.»

Я перечитывала письмо снова и снова. Слезы катились по лицу, но это больше не были слезы отчаянья. Словно разжалась холодная рука, сжимающая мне сердце.

Некоторое время спустя я смогла немного успокоиться, вытерла глаза и решила пробраться на кухню попить чаю, в горле пересохло.

На кухне, тихонько, как мышки, сидели родители, так что я даже испугалась: свет был приглушен, и я совсем не ожидала застать их там. При виде меня они замолчали и посмотрели виновато. Все ясно, строят заговор по спасению дочери от депрессии. Я села напротив, на свободный стул.

— Дорогие родители, — сказала я, — не волнуйтесь за меня, пожалуйста. У меня все будет хорошо. Я теперь знаю, чем буду заниматься дальше.

— Чем же, моя хорошая? — спросила мама осторожно, видимо, предчувствуя ответ с подвохом.

— Я хочу поступить в Звездную Академию. Буду астронавигатором. Девушек — космических офицеров не бывает. Девушки — астронавигаторы тоже редкость, но я буду одной их них.

— А ты уверена? — еще более осторожно спросил папа. — С физикой и математикой у тебя всегда было не очень.

— Да. Я знаю, — мужественно созналась я. — Но за год я успею подготовиться. Буду заниматься с лучшими репетиторами. Деньги у меня есть.

Мама с папой переглянулись. На их лицах ясно читались их мысли, примерно такие: «У нее не получится. Только лишние переживания. Это не ее. Надо ее отговорить».

Я видела это так ясно, словно они мне сейчас сами это говорили. Впрочем, папа даже уже открыл рот, чтобы начать меня разубеждать. Но я его опередила:

— Знаете, дорогие мои родители. Мой друг сказал, что нет ничего невозможного в этом мире. И знаете, я в свете некоторых событий склонна ему верить. Я твердо решила поступить в Звездную Академию, и я туда поступлю.

И я встала, собираясь пойти в свою комнату, чтобы больше не дать им возможности меня отговорить.

В эту секунду в домофон позвонили.

— Кто это так поздно? — удивилась мама.

— Не так уж и поздно, только восемь часов вечера, — возразила я на автомате, а в голове тоже кружилась мысль, кто же это может быть.

Папа пошел отвечать, а мы следом за ним.

— Кто там?

— Меня зовут Юлиус Шеман. Мария у вас? Я хотел бы с ней поговорить. И с вами, конечно.

Папа, выслушивая за ужином мои страдания, нахмурившись, смотрел в одну точку. Он ничем не мог мне помочь. Сейчас же я увидела, как он неосознанно распрямил плечи, и даже голос у него стал увереннее.

— Ну что же, заходи, — сказал он, выразительно глядя на нас с мамой, мол, не выгонять же человека, приехавшего в такую даль.

— Ой! — сказала мама. — Я же в халате.

И убежала переодеваться. Я тоже пошла к себе, сняла пижаму, в которую успела переодеться, натянула старенькие бриджи, мятую футболку. Мне было все равно. Что он может мне сказать?

Когда я выходила из комнаты, я как раз застала его, входящим в дверь. Он был совсем на себя не похож. Форму сменила гражданка, непривычно было видеть его в рубашке с геометрическими узорами и светлых брюках. Еще он подстригся. В руках Юлиус держал бутылку вина и букет цветов. Я даже притормозила от неожиданности. Он встретился со мной взглядом, и я поняла, что он очень волнуется.

Так бы мы и стояли, глядя друг на друга, но тут мама выплыла из комнаты в легком платье, благоухая духами, и взяла все в свои руки.

— Здравствуйте, Юлиус, — сказала мама, утонченным жестом хозяйки направляя его в гостиную. — Я много о вас слышала.

В гостиной, пока мама с Юлиусом вели светскую беседу, я напряженно думала о том, зачем он пришел. И в конце концов не выдержала.

— Командор Шеман, разрешите обратиться, — сказала я, вложив в эту фразу все свое ехидство, я была очень на него обижена, — о чем вы хотели поговорить с юнгой? Какие-то незаконченные дела?

Юлиус посмотрел так, словно я его ударила, и мне тут же стало нестерпимо стыдно. Но зачем он приехал? Продолжать мучить меня?

— Ты больше не юнга, Мария. А я не твой командир.

— И?!

Пауза затянулась, ни он, ни я не могли первыми преодолеть молчание. Родители переглянулись поверх наших голов и поспешили оставить нас наедине. Но стены давили на меня, и даже как будто не хватало воздуха.

— Пойдем прогуляемся, — коротко сказала я, устремляясь к выходу. Сдернула с вешалки ветровку: лето заканчивалось, и вечер был уже по-осеннему прохладен.

Наверху, на крыше многоуровневого улья, в котором жили родители, был разбит небольшой сквер, очень уютный. Так что жителям верхнего яруса не нужно было тратить несколько часов на поездку в скайлайне, чтобы насладиться природой. Здесь был даже небольшой пруд, окруженный деревцами, скамейки рядом с ним. В этот поздний час, а уже почти стемнело, в сквере почти никого не было. Только несколько ребятишек под бдительными взглядами двух мам и двух кибернянь с радостными криками катались с горок. Да неподалеку, на скамеечке сидела пожилая пара, молча глядя на воду пруда, пожимая друг другу руки.

Я выбрала скамейку в укромном уголке, под старой ивой. Еще одно дерево с Земли. Ее ветки склонялись над скамейкой, укрывая ее от посторонних глаз. Я взобралась с ногами, укрыв их курткой. Юлиус сел рядом. Мы молчали, глядя сквозь опущенные ветви на небо. Звезды были такими яркими, что даже огоньки челноков скайлайна не могли притушить их сияния.

Вселенная, безграничная и вечная, смотрела на нас миллионами своих глаз.

— Он был лучше нас всех, — тихо сказала я. — Поверил твоим сказкам. Откуда ему было знать, что люди не такие. Друзья предают. Любимые забывают. А он был верен до конца.

Я посмотрела на Юлиуса.

— Но, может быть, человечеству повезло. И самому кошмарному чудовищу встретился человек, который тоже был честен. И знал, что сострадание и любовь не просто слова в нашем языке. Ты такой, Юлиус. Поэтому, наверное, я и люблю тебя так сильно.

Юлиус, сидевший с опущенной головой, вздрогнул и посмотрел на меня.

— Любишь? — повторил он вслед за мной, словно не поверив в то, что услышал. — Все еще?

Я улыбнулась печально.

— Вопрос в том, любишь ли ты меня?

Юлиус притянул меня к себе, обнял, уткнувшись носом в затылок, я чувствовала его теплое дыхание.

— Человечеству повезло с тобой, — сказал он. — И мне никогда не разгадать этой тайны. Их победила одна маленькая хрупкая девчонка. Пандора заражена вирусом. Вирусом любви и человечности. А от этой болезни спасения нет. Мы ведь никогда не вылечимся, да?

Я запрокинула голову, он поцеловал меня в лоб.

— Да, — подтвердила я.

И больше ничего не нужно было говорить, так как все было понятно без слов.