Мы встали на границе, ей мы, не сговариваясь, посчитали границу тени, падающей от ближайшего «замка». Мои ребята встали в боевую позицию: четверо с оружием, которое держали наготове, встали вокруг, остальные окружили меня, надо было разработать тактику дальнейших действий.

Тут мы ощутили сильнейший порыв ветра и, несмотря на жаркий день, мы все мгновенно покрылись мурашками от холода.

— Бр! — сказал Маркус. — Словно с ледника сюда залетел!

Все захохотали, потому что одного из наших бойцов звали в команде Ледником за его совершенное хладнокровие в любой ситуации.

— Ледник! Как не стыдно! — высказался Дамир, самый молодой в отряде. Все снова зашлись в приступе хохота, который я не останавливал, прекрасно понимая, что ребятам нужна разрядка.

Но смех внезапно прервался.

— Это же Харди, — сказал кто-то.

Все уставились на кого-то, стоящего позади меня. И я обернулся. Честно, Мурка, я понял в этот момент, что выражение «волосы шевелятся на голове» придумано не просто так.

Харди стоял в нескольких шагах от нас, все такой же, стоял и улыбался. Я видел, как на лицах моих бойцов после секундной оторопи появляются улыбки.

— Харди, ты жив! Ты как? Что произошло? Где остальные? — заговорили они все разом.

Но что-то неуловимое в лице Харди не давало мне расслабиться до конца, вроде я видел, он жив, все в порядке, но внутри словно взведенная пружина была.

— Привет! — сказал Харди, шагнув навстречу. Тут я поднял свой дергач (это оружие ближнего боя, Мурка, очень шумное, кстати) и заорал как ненормальный:

— Все назад!

Потому что в этот самый момент пружина распрямилась, и я понял, что не дает мне покоя в лице моего лейтенанта. Харди ведь был с планеты Тария, после столетий колонизации метаболизм людей изменился там таким образом, что волосы у них росли необыкновенно быстро. Мы еще всегда подшучивали над Харди, что каждое утро он выглядит как пещерный человек, щетина, словно он не брился, по меньшей мере, дней пять. Бедный парень ужасно из-за этого переживал. Так вот, у Харди, идущего к нам, лицо было чисто выбрито, он выглядел совершенно так же, как вчера, отправляясь в разведку.

В туже секунду Харди перестал существовать, он превратился в темное облако, сначала сохранившее форму человеческой фигуры. Оно быстро расползлось туманом, который становился все светлее, и уже спустя секунду он стал совсем невидим.

— Вот черт! — сказал кто-то из моих. — Что это было?

Все вопросительно смотрели на меня, но что я мог им сказать?

— Ясно одно — это не Харди!

Спустя минуту все еще было тихо, надо было что-то решать.

— Куда дальше, командир?

И тут они вышли к нам навстречу. Все мои погибшие (теперь я не сомневался) парни. Возникли словно из ниоткуда в паре метров от нашей группы и теперь медленно приближались.

— Не стрелять! — крикнул я, но было поздно, у кого-то в команде не выдержали нервы и он открыл огонь.

— Прекратить огонь!

Но меня никто не слышал. Сквозь хаос и дым я видел, что пули и лучи плазмы, и электрические разряды не причиняют им ни малейшего вреда. Они просто повторили трюк с исчезновением, пропав так же внезапно, как появились. А еще через несколько долгих секунд Маркус дико закричал. Потом еще один парнишка. Я не сразу понял, что происходит. А происходило нечто настолько жуткое, что я до сих пор вижу произошедшее тогда в мельчайших подробностях, словно это и сейчас продолжает происходить.

Моих парней что-то пожирало. На моих глазах они как будто растворялись в воздухе. Как будто воздух был едкой кислотой, разъевшей сначала их кожу, потом мышцы, потом…

Я вздрогнула, пролив на себя чай, и командор запнулся.

— Прости, Мурка. Я не должен был это так…

— Нет, нет… Вы меня простите. Как это, наверное, жутко было видеть, — я поставила чашку на подлокотник, так как у меня теперь тоже задрожали руки. — И они все это время кричали?!

Шеман ничего не ответил, но ему и нужно было, ведь я и так представила себе эту картину. Некоторое время мы молчали.

— Они умеют убивать и бесшумно, — сказал он. — Потом уже это узнал. Они могут поглотить человека и за долю секунды, тот даже пикнуть не успеет. А это… Думаю, что это было показательное выступление, демонстрация силы, нас хотели полностью деморализовать. Эти твари хоть и совершенно чудовищны, но разумны.

— Разумны?

— Несомненно. Хоть это и чуждый нам разум.

— Вы точно уверены?

— Я имел возможность в этом убедиться, — грустно ответил командор, — а тогда не прошло и минуты, как из нашей группы осталось всего трое. Это мы позже поняли, а в тот момент у меня заиграл звонок на коммуникаторе. У меня тогда стояла мелодия… Точно не помню… Что-то такое веселое из детской передачи. Браслеты нам настраивал молоденький техник, всем установил вместо сигнала позитивные мелодии. И вот стоим мы среди этого кошмара, браслет бодро играет какую-то незатейливую песенку. Но это само по себе было неважно. Удивительно было другое: как только раздались звуки музыки, я увидел, или даже скорее почувствовал, что они отступили: полупрозрачные тени скользнули в стороны и все стихло. Даже не было видно следов борьбы, на земле не было пролито ни одной капли крови — а нас осталось лишь трое. А мелодия настойчиво предлагала ответить на вызов, что я и сделал. Это, видимо, и называется шок: я себя видел в этот момент как бы со стороны: увидел руку, нажимающую на кнопку связи, услышал голос. Он даже был спокоен:

— Командор Шеман.

— Командор! — бодро сказали на том конце. — Старший группы Ким Ли на связи. Я просто хотел доложить, что у нас все в норме. И рад тому, что вы нашли ребят в полном порядке. И, конечно, мне уже надо подготовить несколько кают для гауптвахты, чтобы эти голубчики там хорошенько подумали, стоит ли самовольно отсутствовать столько часов.

У меня в голове все перевернулось.

— Кто вам это сказал?

— Как кто? Часть группы уже вернулась, привела этих гавнюков с собой. Ледник передал условный сигнал, и мы их впустили. Вот они все стоят передо мной, передают вам привет.

По голосу я чувствовал, что мой всегда сдержанный капитан Ли улыбается. Что у всех там, на корабле, отлегло от сердца, они рады, что история с исчезновением так хорошо закончилась. А я, стоя здесь, знал прекрасно, что вернулись не мои парни. Что всем на корабле осталось жить очень недолго, и что я ничего не могу сделать. Крикнуть им «бегите»? Без толку. Попытаться предупредить — только приблизить неизбежный конец. Поэтому я просто нажал на кнопку завершения связи.

Мы стояли, смотрели друг на друга и даже заговорить сначала не могли.

— Надо возвращаться, — сказал я. Какого усилия воли мне потребовалось, чтобы сказать это, не знает никто.

— Мы не дойдем! — покачал головой Майки. — Бесполезно, нам не дадут дойти. Лучше идти туда (он кивнул подбородком в сторону темных замков), так будет быстрее.

Я сидела в кресле, зажав рот ладонями, чтобы не разреветься. Я уже и думать забыла и про чай, и про конфеты. Невыразимый ужас запустил свои холодные когти в мое сердце. Командор прервал свой рассказ и ласково погладил меня по щеке.

— Ты понимаешь теперь — почему? — спросил он.

Я знала, про что он говорит. Это был ответ на мой вопрос, почему он так долго держит в тайне все это. Потому что невозможно было бы нормально существовать, зная все это. Невозможно было бы ни есть, ни спать, ни просто дышать. Тут я заметила, что дышу часто-часто, словно мне не хватает воздуха. Юлиус взял меня за руку.

— Я буду держать тебя, — сказал он.

— Держи меня, — прошептала я, незаметно для себя переходя на «ты».

Его рука была жесткой и твердой, но, как ни странно, прикосновение успокаивало.

— Что дальше? — спросила я, собравшись с духом.

— Я уже хотел идти, но тут второй парень, Питер, тронул меня за плечо. Он всегда был большим умницей, самый сообразительный в команде. Ты, кстати, его видела.