Так что самые условия полемики обязывают автора главы о Спинозе ясно показать, что решение, разработанное Спинозой, есть, во — первых, решение нашей, современно — актуальной, проблемы и, во — вторых, более современное решение, чем решение Рассела — Витген — штейна — Карнапа.

Именно здесь, а не в вопросе, связанном с критикой религии, заключается главный интерес. История уже сказала последнее слово по вопросу о том, кто был прав в споре Спинозы с теологами.

А вот кто прав в другом споре — по вопросу о существе науки и научного мышления, по вопросу об отношении науки и морали, науки и реальности, науки и языка, — этот спор не вчерашний, и история здесь, как будто еще своего последнего слова не сказала.

Ибо это — спор ФИЛОСОФИИ — с позитивистским пресмыкательством по отношению к т. н. «успехам современной науки», а на самом деле — перед предрассудками, которых в этой науке полным — полно.

Поэтому — то и приходится сегодня поднимать во весь рост проблему СПИНОЗИЗМА, как исходной точки философии и логики вообще.

Почему Спиноза с ходу неприемлем для любого позитивиста, в какие бы одежды тот ни рядился?

Уже потому, что его философию при всем желании невозможно истолковать на основе представления, согласно которому философия вообще есть просто сумма «наиболее общих выводов из современной ей науки», и что философские категории — суть просто наиболее общие понятия, получаемые путем т. н. «обобщения» естественно — научных понятий.

На Спинозе это наивное представление рушится сразу же, и вы обязаны либо вместе с Расселом и Витгенштейном объявить Спинозу просто феноменом в лингвистической сфере, — вся мудрость которого покоится на заблуждении, будто каждое предложение непременно имеет одно — единственное подлежащее и одно — единственное сказуемое, либо признать, что у Спинозы были гораздо более резонные основания для системы «логического монизма», нежели неправильное представление о структуре предложения. И тогда вы упираетесь в необходимость в этом частном случае решить общую проблему — как должна философия относиться и к современной ей науке, и ко многим другим вещам, чтобы быть способной делать обоснованные выводы.

Против обобщения успехов «современного естествознания» возражать, конечно же, было бы глупо. Обобщать надо. Но что это за обобщение? Прежде всего — КРИТИЧЕСКОЕ.

Спиноза, как и Декарт, как и Лейбниц, велик тем, что он не поддался всеобщей, всех тогда захватившей, «механистической ограниченности» современного ему естествознания, что он встал в решительную оппозицию к основным методологическим принципам тогдашнего естествознания.

Именно благодаря остро — критическому отношению к логике мышления современных ему естественников Спиноза и смог разработать идеи, которые живы до сих пор и входят в арсенал современной диалектики, в то время как мыслители, подобные Гоббсу или Локку, хотя и сыграли в те времена положительно — прогрессивную роль, тем не менее вошли в историю мышления как люди, просто — напросто систематизаторы принципов «метафизического мышления».

Этим, повидимому, должно определяться и то освещение, которое мы дадим в нашей «Истории диалектики» линии Декарт — Спиноза — Лейбниц, в отличие от линии Ньютон — Гоббс — Локк — Беркли — Юм.

Иными словами, задачу тут я вижу в том, чтобы показать, что линия Декарт — Спиноза — Лейбниц (а далее — Фихте — Гегель) — это магистраль развития ДИАЛЕКТИКИ как ЛОГИКИ, в то время, как линия Ньютом — Локк — Кант, — это по существу линия АНТИДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ, и что Кант на этой линии обозначает тот пункт, где АНТИДИАЛЕКТИЧЕСКОЕ мышление зашло в окончательный тупик, и было разорвано изнутри центробежными силами антиномий.

Поскольку мы пишет историю ДИАЛЕКТИКИ, мы обязаны быть тут «партийными» в самом точном и хорошем смысле этого слова. Тогда эта история диалектики окажется ударом по неопозитивистской версии «научного мышления», как основной антидиалектической силы XX — го века.

Это я говорю к тому, что очень нелегко увязать раздел о Спинозе с соседними разделами о Локке, о Ньютоне и прочих героях 17–18 века.

Иными словами, основная трудность и проблема нашего труда связана с ясным уразумением сегодняшнего спора между двумя версиями НАУЧНОГО МЫШЛЕНИЯ, а тем самым — т. н. «современной логики».

Один из принципов — это идея «субстанции», — то есть основная идея спинозизма, — идея детерминации частей со стороны целого, или, в другой терминологии — первенства КОНКРЕТНОГО (как «единства во многообразии») как исходной категории Логики. В общем и целом это — принцип МОНИЗМА. Если его нет — нет и самой философии. Здесь прав Гегель.

Другой же, противостоящий ему принцип, — это — идея конструирования неизвестного целого путем последовательного синтеза «частей». Это — плюралистический принцип, яснее всех выраженный Витгенштейном, который основную задачу логики полагает в создании аппарата логического конструирования т. н. «моделей», в создании системы формальных алгоритмов, что и выливается в идею превращения Логики в математическую логику, в описание т. н. «языка науки» и т. п. позитивистские штучки.

Здесь остро сталкиваются два полярных принципа.

Один, на почве которого мыслил и Спиноза, и Гегель, и Маркс, и — совсем недавно Эйнштейн, — это идея Логики, как метода теоретической РЕ — конструкции конкретного целого, которое — в качестве данной конкретности — и является исходной доминантой. Она требует ясно очерченного ЦЕЛОГО, которое затем и подвергается дискурсивному, причинно — следственному АНАЛИЗУ.

Другой, — враждебный ему принцип — это принцип не РЕ — конструкции, а принцип формального КОНСТРУИРОВАНИЯ картины мира путем последовательного формального СИНТЕЗА неизвестного целого из частей, синтеза наобум без ясного представления о том, какое же «целое» из всего этого получится. Это и есть принцип, господствующий в т. н. «современной науке». И против него — то мы обязаны выступить так же последовательно и непримиримо, так же бескомпромиссно, как выступил против него в свое время Спиноза. Это — принцип, выраженный в заголовке труда Карнапа.

— «Logische Aufbau der Welt». Aufbau, а не Wideraufbau. Принцип формального конструирования против принципа ОТРАЖЕНИЯ, против принципа РЕПРОДУКЦИИ, принципа ВОСПРОИЗВЕДЕНИЯ реальности.

(Именно это обстоятельство и позволило Энгельсу обозвать Ньютона столь невежливо — «индуктивным ослом». В виду имелся, конечно, не только и даже не столько сам Ньютом, сколько принцип, высказанный от его имени и превратившийся в одну из догм антифилософского мышления, в один из устоев позитивизма.

Поэтому — то совсем неслучайным является отношение современных позитивистов к Спинозе и к Ньютону.

Ньютона они превращают в икону «научного мышления», и одобрительно освящают идущие от Ньютона традиции в английской философии, — в том числе Локка, которому они время от времени отвешивают вежливые поклоны.

Спинозу же они третируют с такой же педантической последовательностью, с какой его третировали двести лет назад теологи.

Но история показала, что в споре Спинозы с теологами на сто процентов был прав Спиноза.

А вот относительно спора Спинозы с позитивистским пресмыкательством перед т. н. успехами «естественно — научного мышления», символом которого является как раз Ньютон, история еще последнего слова не сказала.

Поэтому — то как раз здесь, как раз по этому пункту и приходится сегодня поднимать во весь рост проблему Спинозы и спинозизма.

Иными словами, приходится в споре Эйнштейна с Бором становиться на сторону Эйнштейна, верно уловившего как раз основное в учении Спинозы — его идею детерминации частей со стороны целого — против позитивистской идеи «конструирования целого» из частей по законам математической логики.

Здесь, иными словами, сталкиваются два принципа, — Спиноза и Эйнштейн по сущесту требуют Логики, которая обеспечивала бы акт ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ РЕКОНСТРУКЦИИ ЦЕЛОГО, а Ньютон и позитивисты — хотят иметь логику КОНСТРУИРОВАНИЯ МИРА, задаются идеалом, сформулированным в виде заглавия книги Р.Кар — напа, — «Logische Aufbau der Welt»…