Шаг влево, шаг вправо означали смерть для ослушников. А если добавить, что такой же подход распространялся не только на общественно-исторические, но и многие естественные науки, то удивляться нужно не тому, что Россия так отстала от западного мира, а тому, что она еще вообще жива.
Мы не будем рассматривать отношение Сталина к религии. Отметим лишь, что он был верным ленинцем и продолжал курс на искоренение религиозных предрассудков, на борьбу с церковью. Мощный всплеск антирелигиозного наступления произошел на рубеже 1920–1930-х гг., когда были уничтожены тысячи храмов и десятки (а может, сотни) тысяч священнослужителей.
Я стараюсь в каждой реформе, в каждом деянии Сталина разглядеть наряду с разрушительными — созидательные составляющие, если не в результатах, то по крайней мере — в помыслах. И не нахожу оправдания уничтожению исторических и культурных памятников, каковыми являются церкви, насчитывающие многие столетия. Только люди, ненавидевшие свою историю, могли решиться на это. А какой урон был нанесен нравственным устоям общества!
Мы не склонны идеализировать богобоязнь русского православного. Известны страны, общества с более ортодоксальными верующими. Но тем не менее и у нас людям с детства внушали, что есть Бог, который все видит и наказывает грешников. И если даже многие впоследствии становились атеистами, они все равно испытывали на себе благотворное влияние религиозного воспитания.
Библейские заповеди внедрялись в сознание верующих и являлись нравственными ограничителями в их поступках:
— не убивай
— не прелюбодействуй
— не кради
— не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего
— не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего; …ничего, что у ближнего твоего
— почитай отца и мать твою…
— не делай себе кумира…
Борьба с Богом, религией означала и борьбу с перечисленными добродетелями. Нужно было освободить нового человека от всех этих пережитков, чтобы он, не задумываясь, отнимал собственность у ближнего, лжесвидетельствовал, отрекался от родителей, поклонялся новым кумирам.
Коллективизация — не менее дерзновенное по замыслам и значению предприятие, осуществленное Сталиным, чем мировоззренческая революция. Он сумел насильно навязать ста миллионам крестьян чуждые им формы организации жизни и труда.
Пока крестьяне представляли собой многочисленную массу индивидуальных хозяев, являясь, согласно Ленину, мелкой буржуазией, ни о каком социализме, и тем более коммунизме не могло быть речи. Его попытки с ходу, после захвата власти провести социалистические преобразования в деревне оказались безуспешными, и Ленин, чтобы избежать голода, отступил. Был объявлен нэп. Крестьяне, получив относительную свободу, быстро поднялись, довоенный уровень по производству продовольствия к 1928 г. был достигнут.
Ленин считал нэп временным отступлением. Во второй половине 1920-х гг., когда внешняя и внутренняя угроза советской власти существенно ослабла, были восстановлены промышленность, транспорт и сельское хозяйство, когда был создан мощный, преданный Сталину репрессивный аппарат, он решил, что отступать хватит. Социалистическое преобразование деревни стало в повестку дня.
У Сталина не было готовых теорий коллективизации. При том, что в России существовала лучшая в мире школа ученых-аграрников (Кондратьев, Чаянов, Туган-Барановский, Челинцев, Макаров и др.), разрабатывавших проблемы сельского хозяйства в условиях, когда оно представлено мелкими крестьянскими хозяйствами. Главным направлением они считали кооперацию. В стране имелся огромный опыт сельской кооперации — более половины крестьянских дворов так или иначе было в нее вовлечено. Но такая кооперация, когда крестьяне объединялись для решения вопросов сбыта и снабжения, обслуживания, переработки, получения разного рода услуг, и при этом каждый имел свою землю и оставался собственником средств производства и произведенного продукта, Сталину, как и Ленину до него, была не нужна. Они предусматривали полное обобществление всего, чтобы ликвидировать на селе самостоятельных хозяев. Коль скоро теории коллективизации не было, Сталин сам взялся за ее разработку. Необходимость коллективизации он объяснял причинами экономического характера «объединять индивидуальные крестьянские хозяйства, являющиеся наименее товарными хозяйствами — в коллективные хозяйства, в колхозы, являющиеся наиболее товарными хозяйствами») и политическими (ликвидировать все источники, рождающие капиталистов и капитализм, уничтожить возможность реставрации капитализма). То есть все по Ленину.
Вначале, в соответствии с решениями XV съезда ВКП(б), состоявшегося в 1927 г. и вошедшего в историю партии и страны, как съезд коллективизации, никакого форсирования обобществления не предполагалось. Собственно говоря, он только обозначил намерения о коллективизации и не содержал каких-либо контрольных цифр по темпам ее проведения. XVI партийная конференция, состоявшаяся в конце апреля 1929 г., уже внесла определенность в этот процесс. Предусматривалось к 1932/33 г. обобществить 4,5–5 миллионов крестьянских дворов, доведя до 15% долю коллективного сектора, с 22 миллионами гектаров посевов (18%). Примерно эти же цифры вошли в план первой пятилетки. Не исключено, что если бы такие наметки вошли в программу партии, они были бы достигнуты «малой кровью».
Однако уже в 1928 г. стала резко меняться к худшему внутренняя и внешняя обстановка. Дискуссия в партии, критика ее политического и экономического курса троцкистами, пропаганда угрозы войны создавали панические настроения в обществе. Эти настроения находили адекватное выражение в поведении людей: горожане закупали продовольствие на всякий случай, крестьяне придерживали его, не спешили продавать государственным и кооперативным заготовителям, везти на рынок. Произошло то, что и должно было произойти.
«В городах выросли очереди за продуктами, резко усилился товарный голод. Руководство партии полагало, что нехватка товаров — явление временное и что удовлетворительный сбор зерновых (который продолжался и в октябре) устранит недостаток продуктов. Но в ноябре-декабре неожиданно и грозно наступила расплата за недостатки в аграрной политике государства в прошлом. Лишенные дешевых товаров крестьяне, столкнувшись с неблагоприятной структурой цен, резко сократили вывоз на рынок: зерновые госпоставки резко уменьшились, составив половину объема ноября-декабря предыдущего года».
Итак, продовольствие как никогда нужно стране, а оно впервые после относительно стабильных нэповских лет столь неудовлетворительно стало поступать в государственные фонды и на рынок. Выбор у руководителей страны был небольшим в поиске ответа на вопрос — что делать? Собственно говоря, их было два. Первый — успокоить крестьян, предложив им промышленные товары в обмен на столь необходимое продовольствие. Второй — забрать его насильно, как во времена военного коммунизма — с помощью продразверсток и продотрядов. Первый путь был сложным. Промышленные товары для села, начиная с сельхозмашин и гвоздей и кончая ситцем и граммофонами, могли появиться только с переориентацией промышленности на их выпуск. В то время как руководство страны ориентировало старые и вновь строящиеся заводы на производство танков, самолетов, военного снаряжения. Выбор сделали в пользу второго пути.
Сталин отправился в Сибирь, чтобы показать своим соратникам — как нужно выколачивать хлеб из крестьян. Было объявлено, что виной всему — кулаки. Их нужно привлекать к суду при нежелании сдавать по государственным ценам, то есть бесплатно, излишки хлеба, применяя к ним уголовные статьи о спекуляции. Но нужное количество хлеба нельзя было получить даже при изъятии его не только у кулаков, но и у всех крестьян. А жестокая расправа с кулаками требовалась, чтобы запугать всю деревню в целом. Молотов, как и Сталин, отправившийся за хлебом на Урал, выступая перед местным партийным активом, говорил: «Надо ударить по кулаку так, чтобы перед нами вытянулся середняк».
