Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Каждый день я расхаживал по палубе или стоял, стискивая поручень и подгоняя мыслями ветер и судно, замедляя течение, которое нам приходилось преодолевать, силой своей воли. Каждое утро я напрягал глаза в надежде заметить блеск вершины великой пирамиды Хуфу.

Каждую ночь я пытался мысленно проникнуть внутрь этой древней гробницы. Но безрезультатно. Золотой бог чересчур хорошо укрыл пирамиду. Умственные усилия не могли преодолеть его сопротивление. Оставалось надеяться, что верховный жрец Амона сумеет ввести меня туда через обычную дверь или какой-нибудь ход, ведущий в каменный монумент. В этом было что-то фатальное, может быть, даже ирония судьбы.

„Вполне вероятно, Золотой бог, – думал я, ночь за ночью ворочаясь на ложе в каюте, вспотев после бесплодных усилий, – действительно способен не допустить своих соплеменников-творцов к себе в крепость; однако сумеет ли он преградить путь обычным людям?“

И наконец наступил день, когда мы миновали пригороды Менефера и легендарная пирамида предстала перед нашими глазами во всем своем ослепительном блеске и великолепии.

Я призвал Лукку в каюту и сказал:

– Чтобы ни случилось в столице, защищай царевича. Теперь он твой господин. Возможно, меня ты больше не увидишь.

Его свирепый взгляд смягчился, на ястребином лице проявилась печаль.

– Мой господин Орион, никогда прежде не приводилось мне видеть в своем начальнике… друга… – Он неожиданно осекся.

Я хлопнул его по плечу:

– Лукка, для дружбы необходимы двое. А человек со столь щедрым и верным сердцем, как у тебя, – редкое сокровище. Мне бы хотелось оставить тебе на память что-либо ценное.

Он скорбно усмехнулся:

– Я всегда буду помнить о тебе, господин. Ты возвысил нас, вытащил из грязи и осыпал золотом. Никто и никогда не забудет тебя.

Парнишка из экипажа судна просунул голову в открытую дверь каюты и сообщил, что к борту привязана плоскодонка, которая готова отвезти меня в город. Я был рад, что нас прервали, Лукка тоже. Иначе еще минута – и мы пали бы в объятия друг друга и зарыдали подобно детям.

Арамсет ожидал меня у борта.

– Возвращайся в Уасет, Орион, – произнес он.

– Я тоже хочу этого, мой господин.

Невзирая на новизну положения – он чувствовал себя полноправным наследником престола, которому впервые повинуется войско, – его переполняло юношеское любопытство.

– Ты так и не сказал, зачем тебе надо в гробницу Хуфу.

Я заставил себя улыбнуться:

– Это самое великое диво на всем белом свете. Я хочу сам увидеть ее чудеса.

Но так просто отделаться мне не удалось.

– Ты не вор, стремящийся похитить царские сокровища, захороненные с великим Хуфу. Ты ищешь другие сокровища, не золото и не драгоценности.

– Я ищу бога, – честно ответил я. – И богиню.

Глаза его вспыхнули:

– Амона?

– Быть может, бог этот известен здесь под таким именем. Но в других землях его зовут иначе.

– А богиня?

– У нее тоже много имен. Я не знаю, как она зовется в Египте.

Арамсет ухмыльнулся, утратил на миг подобающую царевичу серьезность, и я увидел перед собой умиравшего от любопытства мальчишку.

– Клянусь богами! Я испытываю желание пойти с тобой. Хотелось бы мне узнать, что ты ищешь.

– У моего господина более важные дела в столице, – мягко напомнил я.

– Да, пожалуй, – ответил он, разочарованно хмурясь.

– Быть наследником престола – дело ответственное, – продолжал я. – Лишь ничего не имеющий за душой бродяга имеет право на приключения.

В притворной скорби Арамсет покачал головой:

– Орион, что ты сделал со мной?

Впрочем, грусть его казалась мне отчасти искренней.

– Ты нужен отцу, ты нужен своему великому царству.

Он согласился, правда, не без колебаний, и мы расстались. Менелай, перегнувшись через борт, проследил, как я спускался по веревочной лестнице в ожидавшую меня плоскодонку. Я сколь мог приветливо махнул царю рукой. Он кисло улыбнулся и кивнул.

Единственное преимущество титанической бюрократии, подобной египетской, заключается в том, что если она служит тебе, то может доставить тебя к цели с немыслимой скоростью, работая как хорошо смазанный механизм.

Наследник престола отдал приказ чиновникам Менефера: „Доставить сего Ориона к Гетепамону, верховному жрецу Амона“. Так они и сделали – привычно не раздумывая и без малейших проволочек.

На пристани меня встретил целый комитет – четыре человека, каждый в длинной юбке и при медном медальоне, положенном чиновникам невысокого ранга. Меня посадили в повозку, запряженную лошадьми, и, зацокав копытами, кони тронули по мостовой от побережья к храму, располагавшемуся в сердце огромного города.

Потом все четверо, не сказав ни слова ни мне, ни друг другу, провели меня через лабиринт дворов и коридоров. Наконец я оказался перед маленькой дверью и, отворив ее, попал в небольшую, приветливо залитую солнцем комнату.

– Великий жрец скоро явится, – произнес один из чиновников.

И они оставили меня одного, затворив за собой дверь.

В задумчивости я смотрел по сторонам. Других дверей в комнате не было видно. Зато в одной из стен имелось целых три окна. Я перегнулся через подоконник среднего и увидел, что до сада всего сорок локтей. Другие стены украшала живопись на религиозные темы: человекоподобные огромные боги со звериными головами принимали подношения – зерно и животных от карликов смертных. Краски сияли ярко и живо, словно фрески написали недавно или только что подновили. Вокруг огромного пустого стола из полированного кедра стояло несколько кресел, больше в комнате ничего не было. Наконец дверь отворилась, и я, онемев от потрясения, уставился на жирную, грузную тушу, переступившую порог. „Некопта! Меня заманили в ловушку!“ Я услышал стук собственного сердца. Свои меч и кинжал я оставил на корабле под присмотром Лукки. Кроме медальона Амона, висевшего на моей шее, я ничего с собой не взял, разве что перстень с сердоликом в поясе.

Он улыбнулся мне… приятной, честной и бесхитростной улыбкой. Тут я заметил, что на толстяке нет ни колец, ни ожерелий, ни драгоценностей, равно как на лице его – краски. Он смотрел на меня дружелюбно, открыто и с любопытством, словно видел впервые.

– Я – Гетепамон, великий жрец Амона, – произнес он. Голос его показался мне знакомым, впрочем, кое-какие нотки я явно слышал, впервые.

– А я – Орион, – ответил я, чуть не онемев от удивления. – Я привез тебе привет от наследника престола царевича Арамсета.

Жирный, как Некопта, он настолько напоминал великого жреца Пта, что они наверняка…

– Прошу тебя, располагайся поудобнее, – предложил Гетепамон. – Мы с тобой встречаемся с глазу на глаз, так что не будем церемониться.

– Ты… – Я не знал, как выразиться, чтобы не показаться бестактным. – Ты похож…

– На великого жреца Пта. Да, я знаю. Так и должно быть. Мы с ним близнецы, я старше всего на несколько сердцебиений.

– Братья… – Я понял, что это правда. Одинаковые лица, те же черты, то же чудовищно раздутое тело. Но если Некопта вынашивал зловещие планы, то Гетепамон, казалось, находился в мире с самим собой и жил счастливо, спокойно и почти радостно.

Жрец улыбался. Но когда я подошел ближе, он внимательно вгляделся мне в лицо. Он вдруг встревожился, побледнел и смутился. Улыбка сползла с его лица.

– Прошу, отвернись от солнца, чтобы я мог разглядеть тебя лучше. – Голос жреца слегка дрогнул.

Я повернулся, тогда он подошел ко мне, глаза его округлились, а потом единственное слово вздохом сорвалось с задрожавших губ:

– Осирис!

42

Гетепамон рухнул на колени, прижался лбом к плиткам пола:

– Прости меня, о великий господин, за то, что я не узнал тебя сразу. Один только твой рост говорил об этом, но глаза уже отказывают мне, и я недостоин оставаться в твоем божественном обществе…

Так он бормотал несколько минут, прежде чем мне удалось заставить его подняться и сесть. Гетепамон едва не потерял сознание: лицо его сделалось пепельным, руки тряслись.

67
{"b":"4282","o":1}