И снова по моей шее побежали мурашки; я ощутил, что за нами следят. Стены покрывали фрески с охотничьими сюжетами, на них фараон изображался огромней всех и поражал львов и леопардов.

Я заметил блеск черных глаз вместо карих – львиных, за нами наблюдали через отверстие в стене.

– Неужели и у вас в Спарте гостей встречают настолько равнодушно, что могут оставить их в комнате без еды, питья и без развлечений? – спросил я Елену.

– Нет, – ответила она негромко. Выглядела она разочарованной.

Двери зала отворились, пропуская внутрь Некопта. Его белое одеяние струилось до пола. Он напоминал оживший стог сена.

Как и Елена, он был просто усыпан драгоценностями, а краска на его лице лежала куда более толстым слоем.

Я заранее подготовил Елену, рассказав ей о Некопта и о том, что я о нем думаю. Некопта слышал каждое мое слово, это подтверждало выражение его лица.

– Прошу прощения за скромный прием, – произнес он, обращаясь к нам обоим. – Мы примем тебя, госпожа, как подобает царице Спарты, но потом. А сегодня царь хочет просто познакомиться с вами.

Взяв ладонь красавицы, он поднес ее к губам. Она с трудом сдержала отвращение.

Некопта громко хлопнул в ладоши, и немедленно из дальней двери появился слуга с блюдами и кубками.

Мы едва пригубили сладкое красное вино – по словам Некопта, его ввозили с Крита, – когда дверь в зал отворилась снова и глашатай возвестил:

– Его величество, царь Обеих Земель, возлюбленный Пта, хранитель народа, сын Нила.

Но вместо царя вошли шестеро жрецов в серых одеяниях с медными курильницами в руках, зал сразу наполнился дымными клубами благовоний. Они принялись распевать что-то на древнем языке и три раза обошли стол, превознося Пта и его земного слугу Мернепта. Когда они покинули комнату, их сменили шесть стражей в золотой броне, которые выстроились вдоль стены – по трое с каждой стороны двери – и замерли с неподвижными лицами, держа огромные копья в руках. А потом появились два арфиста и четыре прекрасные молодые женщины с опахалами из павлиньих перьев. В центре шел царь египетский – Мернепта, мужчина средних лет, волосы которого еще не тронула седина. Худощавый, невысокий, он двигался слегка сгорбившись, словно под тяжестью возраста, забот или страданий. Подол его белого одеяния без рукавов украшала вышивка золотом. Кожа его была светлее, чем у всех египтян, которых я встречал. В отличие от своего первого министра, царь почти не носил украшений, только небольшой золотой медальон – со знаком Пта – на тонкой цепочке и медные браслеты на запястьях.

Меня насторожили его глаза, затуманенные, пустые, почти невидящие. Словно мысли его были обращены глубоко внутрь его собственного сознания. И мир вокруг ничего не значил, лишь досаждал и мешал – настолько, что царь мог им пренебречь.

Я посмотрел на Елену, стоявшую возле меня. Она тоже обратила внимание на странный взгляд царя.

Оба арфиста и женщины с опахалами низко склонились перед своим властелином и покинули комнату. Один из стражников, остававшихся в зале, закрыл дверь. Мы остались одни, если не считать шестерых стражей, которые подобно изваяниям застыли у стен.

„Итак, меня посадят спиной к ним… плохо“.

Царю нас представили вежливо и формально. Елена изящно присела перед царем, который не только не обнаружил интереса к ее красоте, но, казалось, даже толком не заметил ее присутствия.

Я поклонился, он что-то буркнул мне насчет варваров из-за моря.

Мы сели за стол; слуги внесли холодный суп и блюдо с рыбой. Царь почти не прикасался к еде, зато Некопта ел за четверых.

Разговора не получалось. Говорил в основном Некопта, жалуясь на то, что фанатики не хотят поклоняться Пта.

– В особенности в Менефере, – досадовал Некопта, прожевывая очередной кусок рыбы. – Там жрецы пытаются возобновить поклонение Атону.

– Я полагал, что они почитают Амона, – проговорил я, – а не Атона.

– Да, – поддержала Елена. – Мы видели глаз Амона на великой пирамиде у реки.

Некопта нахмурился:

– Они только говорят, что поклоняются Амону, а на самом деле они желают оживить ересь Эхнатона. Если их не остановить, они вновь повергнут Обе Земли в смуту.

Царь рассеянно кивал. Я переводил. Елена попыталась разговорить его, спрашивая о жене и детях. Но царь смотрел мимо нее.

– Супруга царя умерла в прошлом году при родах, – объяснил Некопта.

– Ох, прошу прощения…

– Ребенок тоже скончался.

– Как ужасно!

Царь усиленно пытался сфокусировать свои глаза на лице гостьи.

– У меня остался один сын, – пробормотал он.

– Царевич Арамсет, – вмешался Некопта. – Симпатичный юноша. Когда-нибудь он станет прекрасным царем. – Тут взгляд его затуманился, и он добавил: – Конечно же, у его царского величества есть еще множество чудесных сыновей от царских наложниц.

Мернепта вновь погрузился в молчание. Елена с яростью посмотрела на жирного жреца. Он, словно не замечая этого, продолжал говорить. Когда мы покончили с едой, царь пожелал нам спокойной ночи и удалился. Я заметил, что Некопта едва склонил голову перед ним, правда, при такой комплекции ему и это удалось сделать с огромным трудом.

Когда стражники вновь отвели нас в наши апартаменты, я спросил Елену:

– Как ты считаешь, царь болен?

На лице ее выразилось беспокойство:

– Нет, Орион, он одурманен. Мне случалось видеть подобное. Эта жирная тварь постоянно поит его травяными настоями, чтобы самому править страной.

Я порадовался, что она разговаривала на ахейском и охранники не могли понять ее. Во всяком случае, я надеялся, что не ошибаюсь.

Ситуация сразу же прояснилась. Некопта властвовал в столице и распоряжался царем. Он хотел воспользоваться мною, чтобы, отдав Елену, обеспечить безопасность дельты, защитить страну таким образом от людей моря. Заодно он намеревался сместить верховного жреца Амона, чтобы крепко держать в своих руках все царство.

Ну а чтобы я не стал артачиться, Некопта оставил Елену заложницей в столице, не зная того, что мне известно о его намерении вернуть Менелаю беглянку.

А Золотой бог спрятался внутри великой пирамиды.

Казалось, все безнадежно перепуталось. Но тут я увидел, как рассечь узел одним ударом, – в моей голове сложился план, словно подсказанный мне богами. Когда мы с Еленой возвратились в свои покои, я уже знал, что буду делать.

Я не ожидал, что наследник престола решит присоединиться к нашему отряду.

Когда Лукка и его люди подходили к лодке, подготовленной для нашей поездки в Нижний Египет, на каменном причале появились носилки, окруженные почетной стражей; паланкин держали шестеро вспотевших нубийцев, остановившихся возле нашего корабля. Откинув занавески, из кресла легко шагнул худощавый мускулистый молодой человек, светлокожий, подобно Мернепта и тем жрецам, которых я видел.

Единственный законный сын царя Арамсет был еще настолько молод, что подбородок его едва успел покрыться пушком. Симпатичный парнишка, как, наверно, и отец его в этом возрасте. Царевич просто рвался в бой.

Официально главой нашего войска считался прихрамывавший, жирный полководец Расет. Он низко склонился перед царевичем и представил ему меня.

– Мы будем убивать варваров, – со смехом проговорил Арамсет. – Мой отец хочет, чтобы я изучил военное искусство. Пригодится, когда я буду править.

Он казался довольно приятным юношей. Впрочем, я понимал, что царевича отправил в поход Некопта. Если он случайно падет в битве, престол лишится законного наследника и власть жреца укрепится еще сильнее.

Вновь я восхитился хитростью Некопта.

Этим утром я простился с Еленой, доверив ее Неферту. Она не совсем понимала все хитросплетения, которыми нас опутывали, однако ощущала, что замысел „жреца сулит нам разлуку.

– Менелай все еще ищет меня, – сказала она.

– Он далеко отсюда, – отвечал я, обнимая ее.

Она приникла своей золотоволосой головой к моей груди: