Тут она поняла, что терпение мое не беспредельно, и, обвив руками мою шею, выдохнула:

– Меня никогда не шлепали. Неужели ты будешь со мной настолько груб?

– Если ты будешь настаивать на своем.

– А нельзя ли придумать другое наказание? – Она погладила мой позвоночник – Более приятное?

Я принял игру:

– Есть предложения?

Остаток ночи Елена старательно демонстрировала мне возможные варианты.

Мы с Еленой обычно ели вместе с Луккой и его людьми у нашего очага возле шатров, но время от времени Иешуа и Бенджамин приглашали меня отобедать с ними. Правда, израильтяне ясно дали понять, что не собираются ради нас менять свои традиции. Иногда из вежливости я соглашался трапезовать с ними.

Иешуа всегда окружали священники и старики. Множество слуг ждали его указаний, вокруг стола суетились женщины. Шел вечный разговор о судьбе детей Израиля, о том, как их бог избавил свой народ от рабства в Египте и обещал им полную власть над землей Ханаанской.

Бенджамин, его отец и братья разговаривали на разные темы, когда с ними обедал я. Старик вспоминал дни, проведенные в египетском рабстве; там он делал кирпичи для царя – фараона. Однажды я намекнул, что Иешуа показался мне фанатиком.

Старик терпеливо улыбнулся:

– Он живет в тени Моисея. Нелегко носить бремя власти после величайшего предводителя мужей, что отправился к Аврааму и Исааку.

Вмешался Бенджамин:

– Иешуа пытается создать армию из бывших рабов и научить их дисциплине, отваге… И это из людей, не знавших ничего, кроме страха и голода!

Я согласился, что подобное по силам лишь неординарному человеку. А потом взглянул на израильтян другими глазами. В отличие от ахейцев и троянцев, где иерархическое общество возглавляли воины, наследные грабители, израильтяне составляли единую нацию; и весь их народ – мужчины, женщины, дети – со стадами, шатрами и всеми пожитками скитался по сожженной солнцем гористой земле, выискивая, где поселиться. У них не было воинов. Единственную выделявшуюся прослойку составляли священники, но даже они не гнушались работы. Я преисполнился уважением к этим людям и принялся гадать, исполнится ли обещание их бога.

Вскоре после полудня, на четвертый день после того, как мы начали рыть подкоп, Лукка вышел из большого шатра, болезненно сощурился, взглянув на безжалостное солнце, и направился ко мне. Как всегда, невзирая на жару, он был в кожаной куртке и при оружии. Я знал: железный шлем тоже неподалеку… Лукка всегда готов к бою.

Я стоял на невысоком пригорке, глядя на далекую стену Иерихона. Никаких признаков жизни. Город, казалось, подрагивал в жарком мареве, солнце жгло мне шею и плечи. Я обнажился до пояса.

В то утро мы забросили в город несколько горящих стрел. Каждый день мы устраивали где-нибудь около западной стены небольшую демонстрацию силы, чтобы защитники города думали, что мы ищем слабое место. Но на стенах никто даже не появился.

Когда Лукка очутился возле меня, он уже изрядно вспотел. Я велел своему организму приспособиться к жаре: открыл капилляры и отрегулировал температуру тела. Но, как и всякому человеку, для жизни мне требовалась вода. Правда, в отличие от обычных людей я мог удерживать воду в своем теле значительно дольше. И лишь небольшую долю выделял в виде пота.

– Наверно, ты сродни верблюду, – заметил Лукка, когда я предложил ему отпить из фляги, которую носил с собой. Он жадно припал к ней.

– Как идет работа? – поинтересовался я.

– Мы добрались до подножия внешней стены. Я приказал выдать работникам железные наконечники стрел, чтобы одолеть кирпичи. Они затвердели как камень.

– Сколько уйдет времени, чтобы пробить ход через них?

Он пожал плечами, слегка скрипнула кожаная куртка.

– День на слой, но мы можем работать ночами.

«Придется посмотреть самому», – решил я, направляясь к шатру.

Внутри, казалось, было прохладно, но мы задыхались от густой пыли. Лукка приказал работникам прекратить копать и выйти из хода. Я опустился в темноту, встав на колени, и червем пополз вперед. Ход получился довольно широкий, в нем бок о бок могли передвигаться двое мужчин. Лукка полз следом за мной. Мы не взяли с собой фонарей, но примерно через каждую дюжину футов или около того работники пробивали в потолке тоненькие отверстия к поверхности земли. Через них в туннель поступал воздух, и неяркий рассеянный свет разгонял тьму.

Мы достаточно быстро достигли конца хода, наткнувшись на кладку из белых твердых кирпичей.

На земле лежали две небольшие палки с железными наконечниками. Кирпичи были поцарапаны. Я взял одну из жердей и ударил острием по кирпичу. Раздался негромкий звук. Осыпалось несколько кусочков засохшей глины.

– Работа будет медленной, – не мог не признать я.

– И шумной, – добавил Лукка. – В особенности если мы будем долбить стену по ночам… Нас непременно услышат из города.

Он, как всегда, был прав.

Мы выбрались из хода – словно мыши из норы. Невзирая на жару, яркое солнце и дневной свет теперь казались чудесными.

– Никаких ночных работ, – сказал я Лукке – Быстрота не стоит риска… Хуже будет, если нас обнаружат.

– Но когда мы доберемся до главной стены, они услышат нас даже днем, – заметил он.

– Тогда придется что-то придумать.

Выход нашел Иешуа. Он долго мял свою бороду, а затем поглядел на нас со свирепой улыбкой.

– Мы устроим такой шум, что они ничего не услышат, – пообещал он. – Мы возрадуемся во имя Божье.

Его предложение не показалось мне разумным, но Иешуа настоял, чтобы всех оповестили, и велел мне продолжить работы с утра.

Когда вечером я возвращался в свой шатер, а солнце опускалось за холмы, наряжая небо в фиолетовые ризы, передо мной предстал незнакомец.

– Орион, – прошептал он, – пойдем со мной.

Длинное серое одеяние скрывало его фигуру.

Однако я узнал его и, не говоря ни слова, последовал за ним к зеленым полям у далекой реки.

– Мы отошли довольно далеко, – произнес наконец я, – и можем остановиться здесь. Даже если ты засветишься, словно звезда, никто в лагере этого не заметит.

Он раскатисто захохотал:

– Я не стану светиться, чтобы они не обнаружили меня.

«Они…» Я понял, что Золотой бог имеет в виду не израильтян.

– Итак, ты помогаешь моим людям взять Иерихон. Я доволен.

– Смогу ли я отправиться в Египет, когда Иерихон будет взят?

– Конечно. – Он явно удивился моему вопросу.

– А ты оживишь Афину?

– Попробую, Орион, попробую. Но обещать ничего не могу. Существуют невероятные сложности. Они пытаются остановить меня.

– Я знаю.

– Они вступили с тобой в контакт?

– Это я вступил с ними в контакт. Они считают, что ты обезумел.

Золотой бог снова расхохотался и с горечью проговорил:

– В одиночку я стараюсь сохранить этот континуум – их же собственный мир, чтобы они могли существовать. Лишь я защищаю их от гибели, обороняю Землю и свои создания всей моей силой и мудростью. И это они называют безумием! Глупцы.

– Гера предупредила меня: если я буду помогать тебе, они уничтожат меня.

Я не мог разглядеть выражение его лица, скрытого в тени капюшона. Впервые Золотой Аполлон явился передо мной без привычного блеска и великолепия.

Он не сумел ответить, и я добавил:

– Правда, ты тоже грозил мне расправой.

– И ты, Орион, говорил мне, что стремишься уничтожить меня. Хорошенькая ситуация.

– Сможешь ли ты оживить Афину?

– Если не смогу я, не сможет никто. И пытаться даже не будет, Орион. Только… безумец, подобный мне, может отважиться на подобный поступок.

– Тогда я помогу тебе.

– Ты расскажешь мне о ваших разговорах, когда они снова вступят в контакт с тобой?

– Как хочешь, – сказал я.

– Не «хочу», Орион, а приказываю. Твои мысли я читаю столь отчетливо, словно их огненными буквами написали на небе. Ты не можешь ничего скрыть от меня.

– Почему же ты не боишься умереть от моей руки?

Он расхохотался, на этот раз от всего сердца: