Монахи и Эндемо поспешили к крытой галерее, тянувшейся вдоль монастыря, и вскоре исчезли в главном входе.

Между тем хозяин «Гранады» приветствовал дона Олимпио и его слугу Валентине Он окинул взглядом своих гостей и был поражен необыкновенной геркулесовской фигурой Олимпио, которая, очевидно, внушала уважение.

Валентине держал лошадей; хозяин указал ему находящиеся за домом конюшни, куда слуга сам хотел отвести животных, между тем как Олимпио вошел в дом в сопровождении хозяина.

– Черт возьми, как у вас пусто и тихо, – сказал генерал Агуадо с удивлением.

– Плохие времена, благородный дон, – возразил хозяин, не переставая рассматривать Олимпио, – очень плохие времена! Часто проходит несколько дней, и я не вижу у себя ни одного гостя! Прежде было лучше!

– Францисканский монастырь находится возле самой вашей гостиницы? – спросил Олимпио, входя в комнату, которую только что оставили Эндемо и два монаха.

– Да, благородный дон, монастырь Санта Пиедра, – отвечал хозяин, запирая дверь.

– Дайте мне бутылку вина и немного пухеро; то же самое подайте и моему слуге. Бывают у вас монахи?

– Нет, благородный дон, у честных отцов свои винные погреба и кухни, – отвечал хозяин, подавая требуемое.

– Я знаю, у них отличные винные погреба и кухни! Но что это значит? – спросил Олимпио, нагнувшись и поднимая с полу маленький предмет. – Вы говорите, что монахи не бывают у вас? Разве вы не слышите, что я природный испанец, и разве думаете, что я не знаю креста, который носит каждый честный брат.

Смущенный хозяин смотрел на предмет, который Олимпио держал в руках; один из монахов, поспешно встав из-за стола, на котором стояли бутылки и стаканы, потерял свой крест.

– Я почти не солгал вам, благородный дон! Недавно здесь были Два монаха, которые привезли послушницу в Санта Пиедра.

– Так, и они здесь подкреплялись, – проговорил Олимпио, садясь к большому неуклюжему деревянному столу и наливая себе стакан вина. – Вы знаете монахов?

– По большей части, причиной того соседство!

– Может быть, вы знаете, что некоторое время тому назад два францисканца привезли сюда одну сеньору?

– Нет, благородный дон, об этом я ничего не знаю.

– Есть в Санта Пиедра аббат?

– Настоятель, преподобный отец Франциско, благородный дон. Олимпио принялся за вино и принесенное кушанье. Вошел Валентино, его лицо выражало неудовольствие и недоверие.

– Садись и ешь, – сказал Олимпио, взглянув на своего послушного, верного слугу– Потом он обратился к услужливому хозяину, который, казалось, был один во всем доме, потому что кроме него никого не было видно.

– Настоятель Франциско доступный человек?

– Он суровый, благородный и благочестивый человек, – отвечал бледнолицый, угрюмый хозяин. – У вас есть к нему дело?

– К нему или собственно к двум его монахам.

– В таком случае, вам придется здесь ночевать, благородный дон, так как после заката солнца никто не смеет войти или выйти из монастыря!

– Гм!.. Это мне не нравится; впрочем, я устал после долгого путешествия, и ты также, Валентино.

– Позвольте, дон Агуадо, что касается меня, то я готов в эту же ночь ехать дальше, – отвечал слуга.

– Я должен переговорить с настоятелем, и потому мы ночуем у вас! Есть у вас годная для меня кровать?

– У вас прекрасная фигура, благородный дон! Наверху есть для вас комната с постелью.

– Дон Агуадо желал узнать о…, – Валентино хотел сказать о плуте, но замялся и бросил взгляд на своего господина.

– Ты прав! Я хотел вас спросить, не заезжал ли к вам сегодня незнакомец в пальто и в испанской шляпе, с черной взъерошенной бородой? Мы издали видели его на дороге…

– У меня нет больше гостей, кроме вас, благородный дон, и вашего слуги, – отвечал хозяин.

– Это был он, ручаюсь в том своей головой, – говорил Валентино, опустошая свой стакан; потом он встал, чтобы получить приказание от своего господина.

– Есть возле предложенной мне комнаты другая, где мог бы спать мой слуга? – спросил Олимпио, также вставая.

– Нет, благородный дон. Мне кажется, вашему слуге было бы лучше остаться при лошадях! Там есть комната с кроватью.

Валентино хотел что-то возразить.

– Я согласен, – предупредил его Олимпио, – проводите меня наверх. Далекий путь верхом утомил меня! Доброй ночи, Валентино! В пятом часу утра оседлай лошадей, потом разбуди меня!

Хозяин взял свечу и пошел провожать дона наверх. Валентино же остался в гостинице.

– Будь я проклят, – прошептал он, оставшись один, – здесь не совсем ладно! Это какая-то трущоба! Ни за что не усну всю ночь! Я узнал мнимого герцога. Дон Олимпио доверчив, хотя уже подвергался многим опасностям. Зато Валентино будет остерегаться, чтобы здесь чего-нибудь не произошло. Ни одной души нет во всем доме и в конюшнях, везде неестественная тишина, к тому же у хозяина лицо мошенника. Все это должно иметь некоторую связь с отдельными комнатами наверху; мне было бы приятнее остаться около дона Олимпио, он крепко спит, а здесь было бы полезно, чтобы по крайней мере один из нас не спал! Я стану караулить внизу и при малейшем шуме буду на ногах! Где-то теперь бедная, милая сеньора!

Валентино вышел из дома и стал прислушиваться, кругом стояла ночная тишина; как в лесу, так и в монастыре все было тихо. Бледный лунный свет падал на маленькие окна келий и придавал стенам и древнему зданию, а также гостинице романтический чудесный вид. Слуга Олимпио подошел к конюшне, где горел фонарь; он осмотрел лошадей и, потушив фонарь, отправился в примыкавшую комнату.

Хозяин повел дона Олимпио по старой широкой лестнице, которая вела в верхний этаж гостиницы, производивший неприятное впечатление своими сводами, арками, длинными коридорами, столбами и нишами. Необыкновенно толстые стены и все массивное древнее строение было еще крепко, только полы и деревянные части пострадали в некоторых местах от времени.

Олимпио сделал несколько шутливых замечаний насчет мертвой тишины «лесного замка»-, как он называл гостиницу, и хозяин отвечал улыбкой на эти шутки.

Олимпио не обратил внимания на наружность хозяина даже тогда, когда тот привел его в маленькую комнату в конце длинного, темного коридора и, поставив свечу на стол, задержался, чтобы посмотреть, как Олимпио положит револьвер и шпагу на стул возле кровати.

– Черт возьми, я ничего не заплачу, если провалюсь здесь, – проговорил Олимпио, осматривая пол.

Хозяин с улыбкой уверял, что бояться нечего и что половицы плотно прилегают одна к другой.

– Спите спокойно, благородный дон, – сказал наконец хозяин, прощаясь со своим гостем, при этом он бросил взгляд на оружие и Другие предметы, – здесь никто не нарушит вашего сна. Не нужно ли вам еще чего-нибудь?

– Ничего, кроме ключа от этой двери, ведущей в коридор, – отвечал Олимпио.

– Вот он, благородный дон! Едва ли вам нужно запираться!

– Я делаю это не ради меня, между нами говоря, – объяснял Олимпио с величайшим спокойствием, вынимая кошелек и некоторые Другие предметы, – я этим более предостерегаю другого от опасности.

– Другого? – спросил хозяин, как будто не понимая значения слов.

– Я для того запираю двери, чтобы не вздумалось кому-нибудь войти ночью в мою спальню. Я имею привычку стрелять в подобных непрошенных гостей из револьвера, лежащего всегда возле моей кровати. Поэтому я запираюсь, чтобы никого не подвергать подобной опасности.

– Так, так, – сказал хозяин с принужденной улыбкой.

– Впрочем, я предупреждаю об этом в каждой гостинице, где ночую, – заключил Олимпио разговор. – Спокойной ночи, завтра утром я расплачусь с вами.

Хозяин исчез; ясно было слышно, как он удалялся по коридору. Затем воцарилась глубокая тишина.

Олимпио запер дверь и еще раз внимательно осмотрел комнату. Он так часто жил и ночевал во всевозможных гостиницах, что был, так сказать, опытен во впечатлениях, которые производили на него Последние. Хотя ему казалось здесь что-то подозрительным, но однажды он уже останавливался в подобной гостинице в южной Франции и не мог пожаловаться.