Восставшие жители подбирались к Эндемо, он это знал, значит, жизнь в замке была небезопасной. — «Что же я медлю, — думал управляющий, — скорей за ними, пусть мой сиятельный брат сам расправляется с мятежниками. — Эндемо хотел следовать за Долорес! — Но с пустыми карманами предприятие ему не улыбалось — это была бы тщетная попытка. — Ведь ты имеешь право на сокровища герцога Медина, — шепнул ему внутренний голос, — возьми себе часть — это будет благоприятствовать твоим намерениям — и беги! Какое тебе дело до Родриго? Укради у него то, что можешь взять с собой, и уходи! Ты сможешь найти и настигнуть Долорес! Скорее! Приведи в исполнение свой план сию же минуту!»

Смятение, господствующее в замке, благоприятствовало ему. Герцог, находившийся в сильном волнении, не ведал, какие мысли роились в голове Эндемо, когда тот подошел к нему и попросил на время принять на себя обязанности по защите замка. Он думал, что управляющий хочет снова попытаться захватить бежавшего Кортино и его дочь.

Эндемо, с целью втянуть обе стороны в бой, опять подстрекнул егерей и лакеев стрелять в бунтовщиков, а сам хотел незаметно завладеть сокровищами и скрыться через маленькую дверь здания, ключи от которой находились у него.

Снова раздались выстрелы и послышался шум голосов. Родриго был внизу и, не подозревая о намерениях Эндемо, ободрял своих людей. Была полночь, густой мрак покрывал парк.

В это время Эндемо поспешил в комнату, в которой хранились сокровища герцога, заключавшиеся в бумагах, золоте и драгоценных камнях. Вскоре он наполнил карманы, спрятал в камзол большую сумму денег и взял еще в левую руку тяжелую шкатулку — таким образом, он овладел кладом, с помощью которого мог исполнить все свой желания.

Сумма, которую украл Эндемо, была довольно крупная, герцог лишился большей части своего состояния. Вор быстро спрятал ключ в карман и вышел из комнаты, чтобы отдаленными коридорами выйти из замка в парк.

Радостная улыбка появилась на лице злодея, когда он услышал, что сражение все еще продолжается. План его удался, так как случай благоприятствовал его низкому поступку. Дойдя до маленьких ворот, Эндемо прислушался и убедился, что бунтовщики ушли из этой части парка, чтобы принять участие в сражении.

— Долорес! — Его бледные, дрожащие от волнения губы невольно произнесли это имя, когда он вошел в парк, запер ворота и бросил ключ. — Ты должна попасть в мои руки, ты должна быть моей! Я следую за тобой, так как без тебя проклинаю жизнь.

Кругом царила мертвая тишина. Эндемо подошел к дверям, еще раз посмотрел на покинутый им замок и затем, осторожно озираясь кругом, приблизился к выходу. Но в эту минуту, когда он вынул ключ и хотел вставить его в замок, он увидел, что в спешке схватил не тот.

Эндемо остановился в раздумье. Он измерил взглядом высоту стены, окружавшей парк, но нечего было и думать о том, чтобы перелезть через нее, так как тогда необходимо было бросить половину сокровищ. Нужно было еще раз вернуться в замок, но тут Эндемо вспомнил, что он выбросил ключ от маленьких ворот. Исполненный гнева против самого себя, он поставил шкатулку, которую держал в левой руке, под дерево и, поспешив к тому месту, где бросил ключ, стал обыскивать траву и мох и наконец нашел его. Затем он бросился к воротам, быстро отворил их и, никем не замеченный, достиг комнаты, где хранились ключи.

С лихорадочной поспешностью схватил он ключ, как преследуемый преступник прокрался опять в аллею, ведущую к воротам, и на этот раз не позаботился даже закрыть их. Беспрепятственно достиг он выхода, схватил шкатулку, отворил маленькую дверь и выбежал из парка: здесь, за стеной парка, все было тихо, даже борьба, казалось, прекратилась. Эндемо опрометью бросился бежать и через несколько минут исчез в темноте ночи.

Злость поселян стала мало-помалу утихать. Число убитых и раненых доходило до двадцати пяти, и это обстоятельство заставило их наконец отступить. Фернандо напомнил о бегстве, так как еще было время.

Женщины и дети со слезами на глазах собирали свои пожитки. Несчастные прощались со своими хижинами, в которых прожили много лет; мужчины копали могилы, чтобы похоронить убитых. Раненые и больные остались в селении Медина, все остальные собрались с рассветом за околицей, чтобы эмигрировать и найти новую, более счастливую родину за океаном, в Бразилии.

Когда обитатели замка увидели, что заговорщики удалились, то подумали, что те решили сделать небольшой перерыв, может быть, для того, чтобы переговорить и посоветоваться, но через несколько часов все убедились, что сражение действительно закончилось.

Герцог приказал найти управляющего, но его нигде не нашли. Родриго все еще не подозревал, что натворил Эндемо, он даже стал опасаться, не убит ли тот, не попал ли в руки поселян. Но когда герцог вошел в комнату, где хранились его сокровища, когда увидел открытую дверь и не нашел большей части наследства и значительной суммы денег, когда, наконец, лакеи доложили ему что задние ворота замка открыты и кто-то бежал тайно, Родриго больше не сомневался, что долгое время возле него находился самый низкий, подлый человек.

Но герцог не стал преследовать Эндемо, побочного своего брата, а предоставил ему похищенное им богатство; затем он послал своего камердинера в деревню и велел сообщить поселянам, что хочет их выслушать. Большая перемена произошла с герцогом, но было уже поздно.

Поселяне давно находились за пределами его владений и направлялись к одному из портовых городов; только немногие из оставшихся в деревне получили известие о прощении. Они не подвергались никакому наказанию, но, несмотря на это, в опустевшей деревне поселились отныне уныние и грусть. Герцог приказал своим слугам отправиться следом за старостой Кортино и его дочерью и просить их вернуться назад, так как пришел к выводу, что не в хижинах, а в его покоях нужно было искать причину кровавого восстания.

Но сельский староста и его дочь Долорес исчезли бесследно. Другие работники стали жить в селении Медина.

По узкой тропинке, ведущей к большой проселочной дороге, шли несколько дней спустя после вышеописанного восстания в герцогстве Медина старик и прекрасная девушка, державшая на руках маленького мальчика, головка которого покоилась на ее плече.

— Бедная Долорес, — проговорил старик, опиравшийся на толстую палку, — тебе тяжело, позволь мне помочь, я понесу ребенка.

— О нет, милый отец, я почти не чувствую, что он у меня на руках. Будем благодарить всех святых за то, что мы остались целыми и невредимыми.

— Я не успокоюсь и не начну благодарить небо, пока мы не перейдем через границу Испании. Предчувствие подсказывает мне, что Эндемо нас преследует. Пока мы здесь, на родной земле, нам все равно нужно его опасаться. Я хочу переселиться в чужую страну, чтобы найти покой и убежище для тебя и этого ребенка.

— Тебе будет трудно, очень трудно, я это вижу, дорогой отец. Но мы найдем новую родину, где нам не будут угрожать и нас не станут преследовать.

— Да услышит Пресвятая Дева твои слова! Я чувствую, что дни мои сочтены, но не хотел бы умереть до тех пор, пока не найду для тебя и мальчика пристанище.

— Ведь во Франции есть такие же добрые люди, как и у нас, отец. Только злой рок свел нас с этим управляющим, без него мы нашли бы в Медина покой и счастье. Будем надеяться, что в чужом краю наша жизнь потечет мирно. Мое сердце спокойно, я навсегда покидаю эту страну, в которой живет мой Олимпио.

— Долорес, я знаю, что ты все еще любишь того вероломного человека и не забудешь его до тех пор, пока не перестанет биться твое сердце.

— Ты прав, отец. Я буду вечно любить Олимпио, но не ропщу больше на судьбу, которая разлучила меня с ним. Образ его ни на минуту не покидает меня, и я чувствую, что мы с ним больше никогда не увидимся!

— На то воля Божья, дочь моя. Но знай же! Если вы и встретитесь, то я не надеюсь, что встреча с ним принесет тебе счастье! Время — могущественный целитель — изменяет человеческое сердце, и Олимпио тоже может очень измениться и стать другим, но вряд ли я доживу до того времени.