Не удержались всадницы от смеха

(Любезность — все; все можно ей простить).

«Он прав!» — сказала Риста, от потехи

Всегда непрочь, и скинула доспехи.

Что за момент! Нельзя его забыть.

Узревши сквозь прозрачные покровы

Красы, каких не видели альковы,

Глазами в них впивается знаток.

Валькирии, его остерегайтесь!

«Теперь пора! Ну что же, защищайтесь!»

Воскликнула Гондула, скрыв смешок.

«Нет, я готов заране покориться!

Чтоб прелести такие победить,

Их надо ранить или повредить.

На этот шаг я не могу решиться,

Их лучше поцелуями покрыть.

С оружием в руках зачем сражаться?

Давайте, по-другому будем драться,

Бороться то есть». Всем опять смешно.

И говорит Гондула: «Очень мило!

Я б эту просьбу удовлетворила:

Как одолеть — не все ли нам равно?»

На правом фланге начали бороться,

На левом просят помощь оказать,

А в центре битва ярая ведется:

Сам Михаил — он Одину подстать

Сразился с ним, не обратившись вспять.

Был на коне он, словно кипень, белом

И мужеством неукротимо-смелым

Своих бойцов все время вдохновлял.

От гнева Один весь затрепетал.

Рогатиной огромной потрясая

(В его руках — соломинка простая),

Он на врага как молния напал.

Но вовремя, к большой его досаде,

Нагнулся тот и, с шлема гребень сбив,

Удар пришелся мимо, поразив

Апостола, который плелся сзади.

Святой Фома, оставшийся в накладе,

На тучу вверх тормашками упал.

Вставая, он печально возроптал:

«Пришлось мне за другого поплатиться!»

«Зачем же подвернулся ты, тюлень?»

Противники мечами стали биться.

Успел меч Михаила притупиться,

Коснувшись кожи, жесткой как шагрень.

Бог усмехнулся, и удар ответный

Был нанесен им с силой несусветной.

Удар его настолько страшен был,

Что всадника и лошадь разрубил.

Две половины наземь покатились,

А вслед за тем опять соединились.

Но Михаил от боли изнемог,

В небесный госпиталь он тоже слег.

Произойдя некстати, то паденье

Причиною явилось отступленья,

Все ангелы пустились кто куда:

«Спасайтесь, братцы! Вишь, стряслась беда!»

И Троица струхнула не на шутку,

За ходом боя с облаков следя.

Наш Бог-отец, вняв наконец рассудку,

Решил войскам дать нового вождя.

«Иди, мой сын! Возьми перуны, милый!»

С гримасой их берет небесный царь.

Покинут им ягненка образ хилый:

С плеча его спускается орарь,

Напяливает белый он стихарь

И со святой водой берет кропило.

Блестит венцом сияние над ним,

Стал громче глас, осанка стала строже,

Увереннее поступь... Да, похоже,

Что этот новый вождь непобедим!

И доблесть вновь вернулась к христианам,

Героем стал и трус в порыве рьяном.

Перунами Христос вооружен,

И наобум один из них бросает.

И что ж? Геймдаль перуном вмиг сражен!

Христос весьма успехом ободрен;

Второй перун и знамя повергает,

И знаменосца... Один, страшно злой,

Приказывает Тору: «Милый мой,

Отколоти-ка этого монашка!

Отца здесь нету: струсил старикашка.

Сразись, мой сын, с его сынком! Пора!

Ты победишь! Ни пуха, ни пера!»

Отважный Тор, доволен порученьем,

Спешит на поле бранное; туда ж

Отправился Юпитер. Входят в раж

Соперники; они с ожесточеньем

Сражаются. Тут начался содом:

На зов владык спешат ветра, могучи;

Со всех сторон застлали небо тучи

И смерчи поднимают пыль столбом.

Борьбу стихий как описать в поэме?

Встречаются в одно и то же время

И дождь, и снег, и вихри, и туман,

И жар, и хлад, и засуха, и влага...

Льет ливень и бушует ураган,

Град барабанит... Что за передряга!

Кромешный мрак... Лишь молнии излом

Слепительный подчас его прорежет,

Его сменяют грохот, лязг и скрежет;

Тройное эхо отражает гром.

И, видя, что взбесилась вся природа,

Бормочут люди: «Скверная погода?»

Уверенный в могуществе своем,

Заранее победу торжествуя,

Готовился Христос петь «Аллилуйя!»

Не тут-то было! В кавардаке том,

Напоминавшем хаос первозданный,

Противники приблизились к нему;

Он не успел заметить их сквозь тьму

Уже Юпитер, гневом обуянный,

За шиворот схватить его хотел...

Спаситель побледнел и оробел.

К отцу спешит вернуться горемычный

Воитель наш; нет силы и следа.

Приняв опять ягненка вид обычный,

Заблеял он от горя и стыда.

Уж если вождь сам в бегство обратился

Понятно отступление бойцов.

Лишь Гавриил, когда б здесь очутился,

Остановил бы наших беглецов.

Увы, он задержался, как мы знаем,

И пылом был иным обуреваем.

Валькирии, не ведая того,

Упрочили отцово торжество.