Приблизилось предсказанное время,

День светопреставленья наступил.

Дало ростки антихристово семя,

Всех праведных нечистый совратил.

Чтоб нравиться французскому народу,

Лукавый дух использовал Свободу,

Ее обличье принял Вельзевул,

И глас ее присвоить он дерзнул.

И вот Европа сбросила оковы...

Врат монастырских падают засовы,

Невесты непорочные Христовы

Земных мужей внезапно обрели,

Небесному супругу предпочли.

Вот алтаря преступнейший служитель

Решается, покинувши обитель,

Греховной страстью к женщине влеком,

Стать гражданином, мужем и отцом...

Страдалице, которую безбожно

Тиранил муж придирчивый и злой,

Расторгнуть узы тягостные можно,

Разрешено в союз вступить другой...

Но трепещи, о грешный род людской,

Час наступил, Адамов род ничтожный!

Погибнешь ты: обилием грехов

Наполнена вся чаша до краев.

Покарано нечестие людское...

Как стихло все! Спокойствие какое

Царит везде! Но вот среди могил

В свою трубу архангел вострубил.

Вселенную те звуки потрясают,

И мертвецы немедля воскресают.

«Воспряньте же!» Услышав сей призыв,

В могилах от испуга подскочив,

От саванов освободившись тесных,

Свои зеницы тусклые раскрыв,

Встают они при звуках тех чудесных.

Но кое-кто, заснув мертвецким сном

Иль угадав свой приговор грядущий,

Не слышит зова... Захрапели пуще.

Их растолкав безжалостно мечом,

Архангел им кричит без церемоний:

«Пора вставать! Эй вы, лентяи, сони!»

Вот Судия; нельзя его узреть

Без ужаса. Гремят громов раскаты,

И полосует молния, как плеть,

Все небо от восхода до заката.

«Иль решено с лица земли стереть

Нас за грехи?» Напрасное желанье!

Воскреснуть можно — сказано в Писанье,

Но не дано вторично умереть.

И снова стонут грешники, взывая:

«Открой нам недра, мать-земля сырая!

Обрушьтесь, Альпы, Этна, нас разя,

Нас раздави, Везувий!» Нет, нельзя

Отделаться простою нахлобучкой,

На темя нахлобучив пару гор!

Испугана и праведников кучка,

Сердца трепещут... Судия простер

Десницу, и промолвил речь такую:

«Подите, агнцы, станьте одесную!

Вы шли тропой спасенья до конца.

А козлища пусть перейдут ошую».

Тут каждая послушная овца,

Довольна, что ее не ждет расправа,

На этот зов торопится бегом.

Проблеяв благодарственный псалом,

Глядит налево: козлищ там орава

Бесчисленна; их всех постигнет месть,

Овечек же по пальцам можно счесть.

Но что это? Хаос, столпотворенье!

Законов притяженья и движенья

Нет более... И вот все семь планет,

И солнце, и светил иных громады,

Луна, и звезд далеких мириады,

И Сириус, и множество комет,

Чарующих порою наши очи,

Алмазы царственной короны Ночи,

Сорвались вдруг с обычного пути

И, сталкиваясь с гулом, устремились

На грешный мир. Христос его спасти,

Разгневавшись, не хочет... Изумились

Ученые: их жалкому уму

Постигнуть ли такую кутерьму?

Мудрец, чей ум последствий не измерил,

На гибель мира смотрит, потрясен

И только я, который слепо верил,

На небеса за это вознесен.

И вот, Эдем окинув робким взглядом,

Вхожу, сажусь с Элеонорой рядом

Средь ангелов, блаженных и святынь,

И вижу, как геенна поглощает

Тех, кто Христа заветы извращает,

Насмешками всех набожных смущает,

Сестер моих лукаво обольщает,

Стихи мои бранит и запрещает...

In saecula saeculorum.[7]