Красавица в постель одна ложится, И ждать себя не заставляет сон, А Элином на жесткий стул садится, Но отдыха там не находит он. Ему Амур коварный угрожает... «Ко мне, Борей!» И из полночных стран Борей на зов послушно прилетает И дует в щели, злобой обуян. На юноше надета лишь рубашка, И вскоре холод члены оковал. Он, весь дрожа, зубами застучал... Послышалось, как он вздыхает тяжко. «Ты нездоров? Да ты озяб, бедняжка!..» Окоченев, безмолствует герой. «Увы, зачем не вместе мы с тобой? Я сном была, беспечная, объята, Ты ж замерзал; я в этом виновата». И к юноше, вся — нежности порыв, Она спешит, с постели соскочив. Рук ледяных коснувшися сначала, Затем — груди, Таиса прошептала: «Ты жив еще! Ты дышишь, милый друг! Иди сюда! Излечит твой недуг Тепло моей нагревшейся постели». И вот они легли в одну кровать... На милосердье надо уповать: Красавице не стыдно, в самом деле, Прижалась крепко, словно жар горя. Так некогда еврейка молодая Делила ложе старого царя, Теплом своим его обогревая. Греха тут нет, но юношу согреть Приятней, как на это ни смотреть. Лекарство это вылечило живо Болящего, и даже ощутил Внезапно он избыток новых сил... Промолвила Таиса боязливо: «От страха я чуть-чуть не умерла, Но нас рука всевышнего спасла. И в будущем она придаст нам силы. В пустыне жить мы будем до могилы В двух келейках, воздвигнутых рядком, И садик наш возделаем вдвоем... Ужель меня покинешь ты, мой милый?» «Нет, никогда! — воскликнул Элином. Тебе я — брат, а ты мне будь сестрою! Для нас жить врозь — мучение, не скрою. Быть одному опасно, говорят, И тягостно; не лучше ль во сто крат Спасаться нам в одном и том же месте? Мы дружбою наш освятим приют Нежнейшею; святыми нас сочтут, И чудеса творить мы будем вместе; Умрем, и вместе похоронят нас, И вместе в рай мы попадем тотчас!» Отшельники, возжаждавшие схимы, Из чувства дружбы за руки взялись, Из чувства дружбы крепко обнялись. Вздымались груди, сладостно теснимы... Амур уже готовит им подвох: Уже горит в крови огонь желанья, Уже Таисы робкое дыханье И Элинома непорочный вздох Сливаются, застигнуты врасплох; Уж поцелуй обжег уста... Но (кстати ль Для них, а также для тебя, читатель?) Пропел петух, дремавший до утра. Не больше произвел бы впечатленья И гром с небес: раздавшись трижды, пенье Напомнило апостола Петра, Напомнило тройное отреченье. От крика непоседы-петуха Проснулось в них сознание греха. Покинув ложе, стали на колени, Лоб осенили знаменьем креста; Молитву повторяют их уста: «Спаси нас от бесовских наваждений!» Амур в досаде прочь от них летит, Пожаловаться матери спешит. Так ловкий вор, покуда тьма ночная Еще царит, тихонько лезет в дом, Вооружась отмычкою, тайком. Вот, поглядев с опаскою кругом, Крадется он, на цыпочках ступая. Уже рука нащупала сундук... Но на беду тут раздается звук, Шаги и кашель в комнате соседней: Скупец не спит, и есть слуга в передней. И, не успев на злато кинуть взор, Во все лопатки удирает вор. Так хитрый волк, в лесной скрываясь чаще, Глядит на двух резвящихся ягнят. Они играют, прыгают, шалят... Следит за ними волка взор горящий. Приблизились... Волк, жадностью объят, Кидается: кусочек больно лаком! Но в тот же миг бежит к нему пастух, Бросает камни, «пиль» кричит собакам. Волк вынужден спасаться во весь дух Ягнята мчатся к матери и стаду, А волк в кустарник прячется густой И, блеянье услышав за рекой, Лишь ляскает зубами, скрыв досаду. Блюди, пастух, блюди свое добро! Не следует, чтоб скромное перо Нескромные картины рисовало: Загрызть ягненка волку не пристало В моих стихах, сплетаемых хитро. ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ Волшебный фонарь. Успехи христианских богов. Выказанный ими ум и счастливые последствия от сего. «О ангелы, чья доблестная рать, Во исполненье воли Константина, Мне помогла Олимп завоевать, Поставьте здесь престол для властелина! Юпитера величественный храм Отныне станет отделеньем рая. Во избежанье скуки, здесь и там Мы будем жить, забот уже не зная. Соперники надеются вотще На помощь, на успехи вообще. Своей победой наслаждайтесь смело, В предчувствии великого удела. Во тьму времен я властен проникать. Вы заглянуть в грядущее хотите, Провидцами желаете ли стать? Приблизьтесь же, на землю посмотрите: Намерен я завесу приподнять». |
