И повелел Юпитер, чтоб в раю Пришельцам впредь помехи не чинились, Чтоб боги христиан расположились И скинию поставили свою. Заметил Феб: Коль достоверны слухи — Соперники у нас — слабее мухи, Но им везет: они теперь в чести. Знакомство с ними следует свести. По-моему, желательно проведать Повадки их, обычаи, и нрав, И слабости... Ну, разве я не прав? Давайте, пригласим их пообедать. Смеетесь вы? Смеяться вам не след. Пошлем гонца, пусть просит на обед. Ведь выскочки обидчивы к тому же... Олимпом мы владеем искони, А потому — как бы не вышло хуже — Пусть в гости к нам пожалуют они». Юпитер этой речью успокоен, И смысл ее лукавый им усвоен. Кивнул он в знак согласья головой. Он не любил Христа с его семьей, Но боги любопытны, как мы сами... Он дал распоряженье, и тотчас Стрелой гонец помчался за гостями, Которые явились через час. Как сосчитать гостей? Их было трое В одном лице, или, наоборот, Один в трех лицах. Поняли? Ну вот: То был старик с длиннейшей бородою, Благообразный видом и лицом. На облаке сидевший босиком; Он выглядел довольно заурядно, Но у него сиял над головой Лучистый круг. Хитон его нарядный Был из тафты небесно-голубой. У плеч сбиралась в складки эта тога И ниспадала, облекая стан, До самых пят. А на плече у бога, Лучистым нимбом тоже осиян, С осанкою довольно величавой, Сидел красивый белый голубок, А на коленях христианский бог Держал ягненка. Чистенький, кудрявый, Был этот агнец хрупок, тонконог И с розовою ленточкой на шее; Над мордочкой — сиянья ореол... Так, триедин, бог в гости к ним пришел. Мария сзади семенит, краснея, Застенчиво потупив робкий взгляд. Смотрели боги, путь освобождая... Явился также ангелов отряд, Но у ворот остался, поджидая. С коротеньким приветствием к гостям, Учтив, но сух, Юпитер обратился. Старик хотел ему ответить сам, Но, речь начав, довольно скоро сбился. Тогда он улыбнулся, поклонился И сел за стол. Ягненок, боязлив, Проблеял что-то; голубь, клюв раскрыв, Язычникам псалом петь начинает, Которого никто не понимает: Там аллегорий, мистики полно... Понять язык еврейский мудрено. На голубя все смотрят с удивленьем, Переглянулись; слышен шепоток. Кой у кого срывается смешок, А кое-кто прищурился с презреньем. Но Дух святой был все-таки умен; Смущается и замолкает он. Тут раздались рукоплесканья в зале. Прекрасный стиль! Цветистый, пышный слог!» Да он — поэт, крылатый этот бог! Таких стихов еще мы не слыхали!» Хотя насмешку голубь понимал, Но зависти ее он приписал, И злобу скрыл обидчивый оратор: Он был самолюбив, как литератор. Гостям весьма понравилась еда. Их аппетит удвоило, конечно, То, что они постятся чуть не вечно И яств таких не ели никогда. С улыбкою прислуживая, Геба Амброзию разносит вместо хлеба, Затем нектар в бокалах подает. Наш Бог-отец охотно ест и пьет. Смущен Христос, сидящий против Феба: Хороший тон есть много не велит. Бормочет он: Благодарю, я сыт!» А голубок, нахохлившись сердито, Едва клюет, стараясь показать, Что у него совсем нет аппетита И что обед могли б получше дать. Богини же Венера и Юнона (Особенно спесивая персона), Едва взглянув с усмешкой ледяной На выскочек, между собой шептались, Небрежно к ним поворотясь спиной, Исподтишка над Девою смеялись. Ее смущенный вид, пожалуй, мог Дать к этому достаточный предлог. Так росшую в глуши отроковицу Привозят вдруг в блестящую столицу. Вот в Тиволи она на бал пришла... Ни у кого стройнее нету стана! Она свежа как персик, и румяна, Застенчива, прелестна и мила, И все ее с восторгом окружают... Но вот на бал франтихи приезжают, Презрительно прищурившись, глядят, Скрыв горькую досаду, и твердят: Что за манеры! Никакого лоска! А пошлый вид! А глупая прическа!» Соперницы такие ж словеса И в Тиволи небесном изрекали; Но, вопреки суровой их морали, Столь черные и влажные глаза С ресницами столь длинными, густыми, Красивы, и гордиться можно ими. А розовые губки, хоть молчат, Красноречиво счастие сулят. А перси-то! Упруги и округлы, И вишнями увенчаны, и смуглы... Еврейке ли они принадлежат, Иль христианке — разница какая Для тех, кто тонет в неге, их лаская? |