На наш отряд, стоявший на границе,

В то время, как молитвы он читал,

Внезапно полк язычников напал.

Ну, как от них псалмами защититься?

Струхнули все, понятно и без слов:

Наводят ужас лица их врагов,

Суровых и свирепых великанов,

Пришедших из страны снегов, туманов,

В горах рожденных, вскормленных в лесах.

Они не знают, что такое страх;

До самых пят закованы в железо

Те скандинавские головорезы.

И мужество покинуло войска,

У всех святых душа уходит в пятки.

Они кричат: «Намнем врагам бока!»

А сами прочь бегут во все лопатки.

Вернувшись, расхрабрились хвастуны:

«Нам эти скандинавы не страшны!»

Архангелу их мнимый пыл угоден...

Бой закипел, когда явился Один.  

Поведай мне, о вдохновитель мой,

В сражении кто первый был герой?

Святой Иосиф битву начал смело.

Не улыбайтесь! Вот как было дело:

Вооружен рубанком, выходил

Он из рядов, и кулаком грозил

Противникам, поспешно прячась снова.

Один из них был сильно раздражен

Бесстрашием (иль трусостью) такого

Воителя плюгавого, смешного;

Поколотить беднягу хочет он.

Иосиф знал (ученым мог он зваться),

Как от медведей следует спасаться:

Лежать пластом. И вот он наземь — бух!

Кидается, издавши возглас «ух!»

(Был заключен впоследствии в бутылку

Сей крик и чтим молящимися пылко).

Споткнулся враг — ведь он стремглав бежит

И кувырком на хитреца летит.

Подняться на ноги не успевает,

Как на него Иосиф нападает,

Рубанком по спине его тузит...

Ликуют все... «Счастливое начало!

Громоподобным гласом объявил

Своим войскам архангел Уриил.

Вперед! Чтоб им, проклятым, жарко стало!»

Но не прошел и двух шагов хвастун,

В него метнул Юпитер свой перун.

Перун был ветх, и от былого жара

В нем слабый отблеск тлел, а не пылал;

Но кинут был зато он с силой ярой

Десницею могучею, не старой;

Он был тяжел, и если не сжигал,

То головы неплохо разбивал.

И вот почти не дышит горемычный

Архангел наш; лежит недвижим он,

В небесный госпиталь перенесен.

Сей случай, на земле весьма обычный,

В уныние поверг и крикунов.

Хотят молиться, взяли часослов...

Но Рафаил вскричал тогда с досадой:

«Псалмы сейчас не время голосить!

Сражаться вам, а не молиться надо!

Не только скандинавов — силы ада

Господь поможет в пух и прах разбить!»

Но тут второй перун его сражает,

И зрения несчастного лишает.

От ужаса напал на всех столбняк,

Но кое-кто резонно замечает:

«Поправится, наверное, вожак:

Глаза лечить он, знаете, мастак».

На правом фланге лучше защищались,

Там Гавриила доблести — простор.

Там храбрецы отчаянно сражались.

Но вот на колеснице мчится Тор

И руку с грозным молотом простер.

Нагнулся ангел, избежал удара;

Вот молот сызнова ему грозит...

Но он быстрее молнии разит

Не Тора — враг такой ему не пара

А упряжного рослого козла.

От боли тот внезапно зашатался;

В испуге, закусивши удила,

Возницу чуть не вывалив, умчался

Далеко этот раненый козел.

Волк Фенрис и Юпитера орел

В той битве достопамятной, кровавой

Великою себя покрыли славой.

Волк грыз вовсю; орел, вверху паря,

По временам стремительно кидался

На ангелов, и снова ввысь взвивался,

Сорвавши шлем. Он делал так не зря;

Прямой расчет был в этой стратагеме:

Врагу орел прицеливался в темя;

Шлем уронив, он сразу разбивал

Ту голову, на коей шлем сверкал.

Валькирии верхом везде носились

И храбростью в той битве отличились,

Гарцуя и сражаясь на скаку.

Все наутек пускались перед ними...

Противникам секирами своими

Они срубали сразу же башку.

Вот Гавриил пред ними, горд и строен,

Красив, и лучезарен, и спокоен.

Они врага достойного нашли,

И три копья в щит целятся... Коли!

Но отскочило от упругой стали

Железо — только искры засверкали,

Да гром пошел. Архангел отступил

И красоту своих врагинь заметил,

И на удар ударом не ответил.

«Вы превосходством пользуетесь сил,

Как в доблести такой не сомневаться?

Ведь вы — верхом, чего же вам бояться?

Я — без коня, и мне вас не догнать.

Коль не смогу пред вами устоять,

То ваша слава сильно пострадает:

Вам скакуны победу принесут.

По совести, гордиться нечем тут.

Однако пусть никто не полагает,

Что струсил я. Нет, я не откажусь,

Чтобы меня вот эта ручка вздула,

Красивая и белая». — «Клянусь,

Мы спешимся!» — воскликнула Гондула

И, соскочивши, лошадь оттолкнула.

Но в бой не рвется хитрый Гавриил.

Помедлив, он с улыбкой возразил:

«Уступка эта, знаете ль, ничтожна.

Ведь соткан мой наряд из полотна;

На вас — броня железная... Надежна,

Но все-таки стеснительна она,

Движениям излишняя помеха».

Любезностью дышали те слова,

Таился в них намек, прикрыт едва.