В то время как Минерва речь кончала,

Рог затрубил и забряцала сталь.

То с севера к ним конница скакала.

Ее ведет воинственный Геймдаль,

Чье бдительно и неусыпно око.

Он, между прочим, видит так далеко,

Что и с небес (так говорит молва)

Жемчужин рост заметит между створок

В глуби морской — вот до чего он зорок!

А слухом ловит, как растет трава,

Как вырастает за ночь шерсть овечья...

Куда там слух и зренье человечьи!

По длинному, широкому мечу

(Не каждому он будет по плечу),

И по насупленным бровям, по росту,

По увенчавшим голову рогам,

По молнии в руке довольно просто

Все узнают, что это — Один сам.

Тор, сын его, храбрец, тучеводитель,

Ветров и бурь воинственный властитель,

На колеснице мчался, в бой готов;

Она влекома парою козлов.

В его деснице молот сжат чугунный,

Наводит страх сей молот на врагов

Не менее, чем Одина перуны:

Оружие, нехитрое на взгляд,

Сразив врага, летит опять назад.

Волк Фенрис тут: с цепи его спустили.

Нигде его страшней нет: всех осиля,

Он может всю вселенную пожрать.

Три девы (их валькириями звать,

То сестры Тора) смело гарцевали

Верхом на белоснежных скакунах,

В доспехах белых, в белых шишаках,

И золотые копья их блистали.

За ними многочисленная рать

Богов второстепенных выступала.

Их вид свиреп, их мужественна стать.

Воители, кем славится Валгалла,

Под знамя Тора собрались. Любой

Из этих славных воинов — герой.

Не любят слабосильных скандинавы,

Их рай — для тех, кто в битвах ищет славы,

Там пола женского в помине нет,

Наложен там на прелести запрет.

Туда ни трус, ни воин посрамленный,

Бежавший с поля брани, не войдет,

Ни тот, кто от хворобы злой умрет,

Ни старец, грузом лет отягощенный.

Позор тому, кто смерти дома ждет!

Изгнанники построились для встречи,

Приветственно раздался гром фанфар,

Но слышались невежливые речи:

«Последний выпьют варвары нектар!»

Юпитер сделал знак; все замолчали.

Союзников торжественно встречали,

Команда раздается: «На кра-ул!»

Бьет барабан, склоняются знамена...

Юпитеру приветливо кивнул

Сам Один, этой встречею польщенный,

И руку подал: «Здравствуй, старина!

Друзьями будем. В бой без промедленья!

Где тут враги? Мы завтра ж, без сомненья,

В твоем дворце отведаем вина».

Но скандинав забыл: мудрец умерен,

Не следует ручаться ни за что.

Он мнил — не победит его никто.

Меж тем Приап, своей присяге верен,

Религии оплотом вскоре стал;

Успех его усердье увенчал.

Он проповедывал повиновенье

Чиновникам, вельможам, королям

(Тиранам даже), судьям и князьям;

А потому снискал благоволенье

Чиновников, вельмож и королей.

И множилось число монастырей,

И воздвигались пышные соборы...

На алтаре, забыв былые споры,

Весьма довольна глупостью людской,

Вкушала снова Троица покой,

Грядущее величье созерцала,

Могуществом довольная втройне.

Святая дева весело болтала

С Панфером и другими в стороне

И будущее с ними обсуждала.

Ей до-смерти хотелось бы узнать:

В монастырях — какие развлеченья?

И тягостно ль монахинь заточенье?

«Я вам могу об этом рассказать,

Шепнул Панфер. — Мне снился этой ночью

Забавный сон; увидел, как воочью,

Я все, интересующее вас.

Приснилось мне, что я — смиренный инок,

Попавший в монастырь визитандинок,

Вечерня уж окончилась; сейчас

Узнаем, спят ли сестры? С этой целью

Из кельи я заглядываю в келью

Урсула первою предстала мне...

В волненье ты, прелестная Урсула?

Не демона ль ты видела во сне?

Но почему так сладко ты вздохнула?

То ангел был, не демон... Вижу я,

Понравилась тебе такая греза.

Улыбка недвусмысленна твоя,

И томен взор, и сладострастна поза.

Тебе блаженства тайного секрет

Уже поведал ангел, спору нет.

Гортензия! Зачем ты одеяло

Откинула? Его не отстраняй!

Не нужно, чтоб рука твоя блуждала!

Сперва груди коснулась невзначай

Атласно-гладкой юная черница,

И вот уже... Ну, можно ль так забыться?

Не смей шалить! Сокровища любви

Не трогай, и цветка ее не рви!

Под алебастром там эбен таится

И розы распускается бутон...

Пока еще не раскрывался он,

И гибкий пальчик ищет наслажденья

В запретном для него прикосновенье.

К Цецилии спешу из кельи сей.

Хоть ночь длинна — роман еще длинней.

Евангелье любви она читает,

И грезит, и на ус себе мотает.

Скучающим в таком монастыре

Природу может заменить искусство.

Я безделушку вижу на ковре:

Она разгорячает Зои чувства.

Вот на киоте, рядышком с Христом.

Стоит сосуд с мягчащим молоком.

Поздравим же находчивую Зою!

Любовник скромен, он всегда с тобою,

И обмануть не сможет нипочем