Обещали «солнечно и минус семь-десять», — подтвердил дежурный.
На том разговор и закончили.
Из дома вышел, невольно зажмурился и крякнул от восхищения. Небо — голубое, прозрачное, морозец — в самый раз, снег — белизны необыкновенной. Наглядный, между прочим, результат конверсии: химзавод с августа остановлен. Однако любая палка о двух концах. Воздух чище стал, а криминогенная обстановка ухудшилась. Три тысячи человек лишились работы, не шутка! Кто постарше, те как-то приловчились, выкручиваются, не нарушая уголовного кодекса, а молодежь, та больше на кривую дорожку сворачивает.
Тут мысли такое направление приняли, что, может, сегодняшний самоубийца как раз с химзавода и будет. Ведь для некоторых работа — единственный стержень жизни, без нее они и не представляют своего существования на земле. Опять же потерян источник средств для этого существования. А если семья большая? Тогда и впрямь, хоть в петлю лезь. Вот и лезут. В его практике с начала года это, наверное, восьмой случай. Два, правда, с крутого похмелья, один на любовной почве, а четыре, получается — большинство, действительно из-за несогласия жить в нищете или, как он в постановлениях о прекращении дел формулировал, «по причине нарушения психики в результате резкого ухудшения материального благосостояния». В общем, что там говорить, к новым реалиям не каждый приспособиться может…
Алексей Степанович вздохнул невольно, и шаг ускорил и попытался думать о чем-нибудь другом, положительном. Вот хорошо, что еще только начало декабря, а снега уже навалило порядком, Это для будущего урожая полезно, и больше шансов, что крыжовник не померзнет, как случилось пять лет назад, когда зима выдалась морозной и бесснежной. Да, по нынешним временам садовый участок здорово выручает. Они с женой до будущего лета, можно сказать, полностью обеспечены собственной овощной продукцией. Самое главное, картошка уродилась хорошо. Моркови и свеклы тоже запасли вдосталь. Огурцов и помидоров закатали пятнадцать трехлитровых банок. Варенья трех сортов — девять литровых, да еще сын пять в Москву увез. Правда, лука пришлось подкупить, и капусту заквасили покупную. А если прибавить еще грибы, опят нынче было косой коси, то, считай, продовольственная проблема для семьи Корзухиных фактически решена.
Каждому бы жителю России по шесть соток, тогда бы любые экономические эксперименты проходили безболезненно для населения. Прав мэр. До чего же башковитый он все-таки мужик! Министерство хотело прикрыть химзавод в четвертом квартале, но Борис Михайлович настоял, чтоб летом. Объяснил: пока холода не наступили, думы трудящихся сосредоточены исключительно на своих огородах и приусадебных участках, и социального взрыва, на который намекает центральное телевидение, можно не опасаться. Когда руки делом заняты, никакие шальные мысли в голову не придут. Взять нашу историю. Все заварушки в холодное время года начинались, когда нет сельскохозяйственных работ. Октябрьская революция, февральская, девятьсот пятого года — та в январе. А раньше — декабристы. Прошлогодние кровавые события в Москве опять же — третьего-четвертого октября.
Эти примеры мэр повторил и на встрече с правоохранительными органами. Алексей Степанович тогда еще подумал, интересно, а в каком месяце Пугачев свое восстание поднял. Пришел домой, не поленился, заглянул в энциклопедию. Первый манифест, там написано, выпустил Емельян Пугачев 17 сентября. В пересчете на новый стиль это уже первое октября. Наверняка к тому времени казаки с урожаем управились.
Удачно с энциклопедией получилось. Когда районную библиотеку закрывали из-за невозможности финансирования, многие книги в макулатуру списали. И энциклопедию эту, полный комплект, тоже, потому как еще хрущевских времен. Жена ее дней десять домой перетаскивала — книги тяжеленные, больше пяти-шести за раз не унесешь. В последнее время, как вдвоем остались, полюбили они разгадывать кроссворды, так что энциклопедия очень кстати пришлась. Фактическая сторона ведь в ней правильная, а что идеологические формулировки устарели, так они для кроссвордов и ни к чему вовсе.
И еще повезло, что библиотеку закрыли, когда его Татьяна Васильевна аккурат пенсию выслужила, полный стаж. Ему же еще год и четыре месяца лямку тянуть. Сослуживцы не верят, что Корзухин о пенсии мечтает, а он действительно спит и видит, когда наконец вручат ему в отделе кадров обходной бегунок. Конечно, жалко уходить, в то время как зарплату повысили и обещают регулярно добавлять, но уж больно в тягость стала служба. Когда деньги правят бал, совесть сохранить трудно. Если раньше только сверху на закон поплевывали, то теперь плюют и сверху, и снизу и сбоку…
До чего ж порой мысли затейливый оборот принимают! Начал он думать про снег, с него перешел на дачу, с дачи на химзавод переключился, потом на мэра, потом аж до Емельяна Пугачева добрался. Кстати, вот загадка человеческой психологии. Объявил неграмотный казак себя царем, и тысячи людей поверили. Интересно, выдай себя сейчас кто за Брежнева, нашлись бы такие доверчивые?
Вопрос этот показался Алексею Степановичу весьма остроумным и он даже хохотнул вслух, благо поблизости никого не было. Но, посмеявшись, рассудил уже вполне серьезно, что лопоухих простаков и сейчас навалом. Во что только не верит наш народ! И в гороскопы, и в акции, и в инопланетян и в барабашек. И вот что поразительно, в любую несусветную ахинею русский человек верит порой без малейших раздумий и колебаний, до ожесточения верит, а очевидные факты склонен подвергать сомнению. К примеру, такой случай из недавней практики. Допрашивал он в качестве свидетеля одного мужика. На вид обстоятельный, серьезный, лысина до затылка. Буквально на глазах у него сосед ножницами жену пырнул, та чудом в живых осталась. И вот показывает ему Алексей Степанович это главное вещественное доказательство, то бишь ножницы, спрашивает, подтверждает ли тот, что они послужили орудием преступления, но вместо ожидаемого короткого «да» слышит в ответ нечто совсем несуразное: «Оно, вроде бы ими Серега Надьку урезонивал, сам видел, но теперь чего-то сомнение берет. Ножницами-то не больно с руки. У них, знаю, ножей кухонных штук пять, один острее другого, чего он, дурак что ли, чтоб ножницами орудовать? Может, не углядел я, может, померещилось, что ножницами, а, гражданин следователь?» И смех и грех.
Тут трагикомическое это воспоминание пришлось оборвать, потому как увидел Алексей Степанович, что приземистое серо-желтое строение барачного типа, оно и есть дом пять по улице Гагарина. На крыльце бабка стоит и черной плюшевке и сером платке. Увидев, что он остановился, номер дома разглядывает, колобком скатилась с крыльца, засеменила к калитке, на ходу причитая:
— Ой, не к нам ли, товарищ, будете? Ой, горе-то у нас какое!
— Русаков Иван Андреевич здесь…, — начал Алексей Степанович и запнулся. Хотел спросить «здесь живет?», да ведь тот покойник уже, а сказать в прошедшем времени «жил», прозвучит как-то глупо.
— Ох, здесь он, здесь, горемычный! — запричитала старуха. — В сарае он. Ох, Господи, грех-то какой!
За долгие годы службы, связанной, как известно, с обстоятельствами печальными, следователь Корзухин причитаний наслышался предостаточно, привык, что называется, пропускать их мимо ушей, а опытным путем давно уже установил, что в подобных ситуациях не сочувствие успокаивает людей, а наоборот деловой казенный тон. Поэтому придал взгляду строгость и спросил официально:
— А вы сами, гражданка, кем покойному приходитесь?
— Соседка я, — ответила старушка голосом еще жалостливым, но уже без завываний. Правда, пару раз носом шмыгнула. — Зовут меня бабой Верой, а если для вашей надобности имя-отчество требуется, то Вера Никитична я, по фамилии Смирнова.
Пока вела она его к сараю расположенному за домом метрах в пятнадцати, то и дело оборачивалась и скороговоркой, но обстоятельно и по порядку, рассказывала, как все обнаружилось. Спит она беспокойно. Особенно в последнее время, как случилось в поселке несколько краж из сараев. На Первомайской у Михейкиных даже кубометра два дров на ихних же санках увезли. Она такого с войны не припомнит. Стало быть, почудилось ей под утро, будто скрип за окном. А ее окошко как раз на сараи выходит. Уже светать начало — не так страшно, оделась она и пошла, проверить, все ли там в порядке. Сараи у них в рядок стоят, на каждую семью отдельный, ее самый ближний. Свой-то, она сразу углядела, что замок на месте, стоит нетронутый, а вот у дальнего, Ирки Плясуновой, дверь расхлябастана, она и скрипела под ветром. Испугалась, конечно, постояла, прислушалась: тихо. Шумнула — никто не откликнулся. Осмелела, подошла к Иркиному сараю, осторожненько заглянула в него и чуть сознания не лишилась, когда висельника там увидела. По носкам, сама их вязала, признала сразу Ваню Октябренка, у Ирки он квартирует. А может и сожительствует они, это не ее дело. Только Ирка сегодня в ночную, она медсестрой в больнице работает, так что пришлось будить Валентина, другого соседа, а еще соседи — Козелковы, Александр Григорьевич и Тамара Петровна, они в отъезде, уехали на свадьбу дочери в Тамбов.
