Дали как будто во льду.

Ветер даже дубы оголяет.

Вслед за последним лучом

Медленно меркнут поля.

Веток не рвут на ходу

Те, кто осенью в роще гуляет.

Ветки висят под дождем,

Мертвой листвой шевеля.

Зыбь серебрится в пруду.

Помечтай, будто в водах бесцветных

Ветки деревьев иных

Сыплют невянущий цвет,

Будто в незримом саду

Расцветают нездешние ветки,

Вечно мерцает сквозь них

Нежный немеркнущий свет.

– Дымящие трубы,

На пристани уголь и щебень.

– Прозрачное небо

И птичий серебряный щебет.

– Дым черен и горек,

Безрадостен серенький берег.

– Луч нежен и ярок,

И бабочка села на вереск.

– Разломаны бурей

Две лодки на отмели серой.

– Лазурное море

Покойно, и солнечен берег.

– Засохший кустарник

И кладбища – взглядом не смерить.

– И светлый бессмертник,

Сияние жизни и смерти.

Что ж – думающие машины

Заменят нас – а мы пойдём

Смотреть на лилии долины

Под нежно-солнечным дождём.

Забыты тёмные заботы,

Природа ангельски чиста.

Как лепестки, две легких ноты

Упали с белого куста.

Синеют птицы, расцветая,

И кажется, цветы слышны.

И слился с пением и стаей

Глубокий отзвук тишины.

И так прозрачно-своевольно,

Так беззаботно, так шутя,

И просто, и совсем не больно…

(Я размечтался, как дитя.)

Жил да был Иван Иваныч:

Иногда крестился на ночь,

Вдаль рассеянно глядел.

Жил на свете, как умел.

Жил на свете как попало.

Много в жизни было дел.

Сердце слабое устало,

Сердце биться перестало.

В небе дождь вздыхал, шумел,

Будто мертвого жалел:

Влаги пролилось немало –

Видно, смерть сама рыдала,

Близко к сердцу принимала

Человеческий удел.

Вечный образ: счастье – ветер в поле,

Дым, растрёпанный дождём.

Мы живём в заботе, страхе, боли;

«Человек для слёз рождён».

На кого надеяться? На эти

Грозовые облака?

На глухое небо в смутном свете?

На лучи издалека?

На мерцанье над ночной дорогой,

По которой мы во мгле пройдем?

И в ответ – молчанье, да немного

Погрохочет гром.

А может быть, всё же – спасибо за это:

За нежность туманно-жемчужного света,

За свежесть дождём всколыхнутого сада,

За первые знаки – уже – листопада.

Спасибо, что облако меркнет и тает

Над этой в закат улетающей стаей,

И розовый свет приближается к морю…

Ну что же, спасибо. Да разве я спорю…

«Если завтра война»… Накануне войны,

Накануне беды и тоски

Поглядим на сиянье волны

И на трепет звезды.

Поглядим, как ярки

Отцветающие цветники

И как нежно летят светляки,

Будто искры, упавшие с легкой звезды.

Поглядим, как роса,

Перед тем как исчезнуть, светла,

Как блестящая капля спадает с весла,

Будто гаснет звезда.

Поглядим, если завтра война,

Как сегодня погода прозрачно ясна,

Поглядим – в этом мире беды и тоски –

На сияющие пустяки.

О мировом безобразии

Лучше совсем умолчим.

Скажем про нежную празелень

Ночи, сходящей на Рим,

Про голубое мерцание

Осеребренных олив

(Ночь, тишина мироздания,

Будто далекий прилив).

Ночь, голубая пришелица,

Скажем и мы про нее

(Полное лунного шелеста,

Дремлет легко бытие).

И, не боясь повторения

И не ища новизны,

Скажем про синее пение

Вновь наступившей весны.

Он мерзнет в воротах парка,

Просит на рюмку

И греет облачком пара

Худую руку.

От снега намокли ветки.

Ветер – сильнее:

Краснее мокрые веки,

А рот синее.

О нет – без надрыва, просто:

Слезы – от ветра…

Никто не слышит вопроса,

И нет ответа.