И жизнь – будто мельничный жернов на шее,

будто бревно, рухнувшее на зеваку.

Жизнь – как смерть, только нет в этой смерти покоя.

Где он, покой, похожий на светлое летнее поле?

Не золотые сады, в которых

живут Геспериды. Просто

дорога в ухабах, коровьем и конском навозе,

и мы выходим в летнее милое поле.

Я проживаю в мире инфузорий

(Дом ноль-ноль минус в Тупике Микробов).

Я казначей Содружества Бактерий.

Мы там–танцуем–танец–стрептококков.

Я улыбаюсь голубой Бацилле,

Большой поклоннице литературы.

Я пью коктейль с ценителями гноя,

Разбавленный питательным бульоном,

И что-то вроде столбняка находит.

Звезда Бактерий блещет надо мною.

Казалось, становится небо

Жемчужной, мерцающей розой,

Рождался игольчатый стебель

Из ветра, молчанья, мороза.

А после и синяя роза

Осыпала всё лепестками,

Колола шипами мороза,

Синела высоко над нами.

Но сердце, озябшее, знало,

Что это, конечно, не роза.

И в жалких лохмотьях дрожала

Простушка по имени Грёза.

Разлетается сердце темными комьями крови,

Клочья души висят на терниях жизни –

Колючая проволока судьбы, в шипах заржавелых.

Так и терзайся при жизни в серном пламени ада,

Связанный пленник, потрепанный, перегоревший.

Что, освежает тебя холодный пепел мечтаний?

Так и живу,

жуком, опрокинутым на спину,

жертва своей скорлупы.

Беспомощно бьюсь,

барахтаюсь, шевелю

жалкими конечностями,

членистоногий.

Да, конечно, законы тяжести –

спорить – напрасно.

Уже занесен,

уже надо мной

черный сапог,

любитель хруста.

Мотаться нам да маяться

(Земное безобразие),

Мочалиться, мытариться,

А все-таки мечтается –

Иллюзии, фантазии…

Мечтается, миражится,

Поётся, куролесится,

Душа – блудница, бражница –

Невестится, куражится,

Несет-то околесицу.

Потараторь, голубушка,

Потарабарь, неумница,

А после сразу бухнемся

С тобой в тартарары.

Наскучившая толчея

Молекул мелких бытия,

Как мошкара перед закатом.

Спешат работники толпой

Работать и – домой

С работы.

Все та же, та же колея.

Орбиты скуки и заботы.

В погасшем, мутном, тускловатом

Над парком первая звезда.

Знакомо-серые пустоты.

Да, путь указан навсегда

Звезде, молекулам, землянам.

Туда – сюда, туда – сюда.

Да, вдребезги бы дребедень.

(Как Богу созерцать не лень?)

И пахнет парком и туманом.

Так резко ветер холодел,

Был жалко прожит жалкий день,

И сердце слабо дребезжало.

Согласен, давай поиграем,

Расплата, пока, «за горами».

(А пахнет-то – серой, не раем.)

Стою, притворяясь героем:

Сразимся, Судьба дорогая,

В картишки, Судьба дорогая, –

В геенне земной догорая.

(А звезды? Над миром, над морем…)

А лучше бы – прочь из геенны…

(Ехидны, шакалы, гиены.)

Горело багровое жало,

Зверье поиграть предлагало.

И прятки, и жмурки, бывало,

И карты – прекрасно, премило.

(К несчастью, душа проиграла.)

И с чертом за милую душу

Сыграем (а все же я трушу).

Лунатиком выйти на крышу,

Обрушиться в синее с крыши…

Да где уж, Судьба-дорогуша, –

Я правил игры не нарушу.

Горькие земные оскорбления

Житель рая радостно простит.

Ну а мы? Мы в ангельское пение

Превратим мешки обид?

Бедный, смертный, что ж нам сладкозвучие?

(Летний зной, а в теле – гной.)

Не играй, обманщица певучая,

Не мерцай ты в мерзости земной.

В мерзости застряло сердце, вертится

Колесом в усталой колее.

Что ж, мели, бессмысленная мельница,

Копошись в земном гнилье.

Разлагается земное тело – и

Морщится – собой нехороша –

Опостылая, осточертелая,

Тоже опустелая душа.