Эйлин ни секунды не сомневалась, что она так и сделает. Но с другой стороны, она всю жизнь видела лишь то, что хотела видеть, и верила тому, чему ей хотелось верить.

— Передача на воспитание была оформлена частным порядком, — сказала Эйлин.

Она не успела ничего добавить: дверь распахнулась, и в комнату ворвался Карл Винчестер.

— Придет ли этому когда-нибудь конец? — с возмущением обратился он к Диане.

Вены на его шее вздулись, было заметно, как напряженно пульсирует в них кровь. Диане никогда раньше не приходилось видеть отца в таком бешенстве. Инстинктивно она даже попятилась от него.

— Ты о чем? Что должно прекратиться?

— Не стоит прикидываться дурочкой, Диана! Я уже сыт всем по горло. — Карл выразительным жестом подкрепил свои слова.

— Эми? — испугалась Диана. — Ей плохо, что случилось?

— Ты прекрасно знаешь, что случилось. — Карл с трудом сдерживал ярость. — И ты даже не потрудилась рассказать мне. Какой-то санитар подходит и начинает расспрашивать меня о дочери, а я не понимаю, о чем идет речь. Ты можешь представить, что я при этом чувствовал?

— И что же ты чувствовал? — Страх ее прошел, его сменила злость.

Отец ответил ей убийственным взглядом.

— Ты ожидаешь, что я стану переживать из-за какой-то шлюхи, побитой очередным клиентом? Не дождешься!

Его слова ранили, как удары кинжала.

— Как ты можешь так говорить?

— Только так.

Диана чувствовала, что пора уходить: дольше выносить происходящее у нее не хватало сил.

— Оставь Эми в покое, — угрожающе сказала она отцу, — я не хочу, чтобы ты появлялся в ее палате. — И, повернувшись к матери, добавила: — А ты можешь забрать свой чек и подавиться им. Все, что Эми нужно, она получит от меня.

То, что произошло в следующую минуту, Диана не успела понять, она только почувствовала жесткий удар по щеке, от которого из глаз посыпались искры. Она отшатнулась, прикрывая ладонью лицо.

— Ты не смеешь так разговаривать с матерью! — заревел Карл.

Отец поднял на нее руку? Она была настолько ошеломлена, что почти не ощущала боли. Подобное случилось впервые в жизни. Она смотрела на него молча, потом заговорила:

— Не могу поверить, что ты это сделал. Ну, и каковы ощущения? Чувствуешь силу, власть? — И прибавила, не давая ему возразить: — Тебе не кажется, что то же самое испытывал тип, избивший Эми?

— Возможно, я и не должен был, но…

— Ах, возможно? — эхом откликнулась Диана.

— Ты моя дочь, и я…

— Это не имеет значения. — Она попыталась обойти его. Все, с нее довольно, надо немедленно уходить.

— Постой, мы еще не закончили разговор. — Карл жестом попытался остановить ее.

— Я больше ничего не желаю слышать.

— Пусть уходит, — вмешалась Эйлин. — Ты же видишь, она просто играет на публику.

— Почему бы тебе не позвонить Стюарту? — Диана остановилась и взглянула на мать. — Он вас с удовольствием поддержит.

— Ты сам видишь, — победно улыбнулась мужу Эйлин, — у нее все это несерьезно. Но Стюарт ее образумит.

На обратном пути в больницу Диана не переставала думать о недавнем разговоре с родителями. Неожиданно ей в голову пришло сравнение. В бейсболе есть правило: за три пропущенных мяча следует удаление. Но это спорт, в нем все четко и просто. В жизни действуют другие законы, даже если ситуация кажется похожей. Например, ее родители и Эми. У них была масса возможностей, чтобы приемная дочь почувствовала себя родной. Но они даже не попытались использовать хотя бы одну из них и очень давно заслужили «удаление».

На спортивной площадке за нарушениями следят судьи, они не допускают нечестной игры. Эми не повезло: ее некому было защитить. Диана старалась, как могла, но, к великому сожалению, она не знала всех правил и тонкостей «игры». Часто собственные проблемы отгораживали ее от сестры, мешали разобраться, что с ней происходит.

Во время разговора с матерью у Дианы возникла мысль, которая теперь неотступно преследовала ее, как она ни пыталась заставить себя не вспоминать о прошлом Эми.

Можно ли еще было восполнить недостаток любви и внимания или уже слишком поздно? Может ли родная мать устранить ущерб, причиненный Карлом и Эйлин Винчестер, или холод их равнодушия убил все ростки надежды? А если это так, то как Эми жить дальше, не испытывая уверенности в себе? Человеческий дух может оказаться на редкость стойким, но все имеет предел.

Диана все отчетливее сознавала, что должна как-то помочь Эми, пока не стало поздно. Упускать время было нельзя.

Из задумчивости ее вывел настойчивый сигнал клаксона. Она подняла глаза: на светофоре загорелся зеленый. По случаю выходного движение было менее напряженным, но Диана приказала себе собраться, чтобы не оказаться в больничной палате по соседству с Эми.

Уже через несколько минут она подъехала к стоянке у больницы. Хотя мысли о спасении сестры не покидали ее всю дорогу, в своих планах ей не удалось продвинуться ни на шаг. Диана решила зайти в цветочный магазин и купить букет. Конечно, этот жест мог показаться бессмысленным, но она знала, что Эми было бы приятно увидеть рядом со своим любимым клоуном яркие брызги розовых, желтых, алых тюльпанов. Вот в этом и заключался весь смысл.

— Как она? — с порога спросила Диана у стоявшей у окна Стефани. Она говорила тихо, словно боялась разбудить Эми.

— Несколько раз стонала и ворочалась, но глаза не открывала, я по крайней мере не заметила.

— Врач заходил?

Стефани отрицательно покачала головой.

— Как разговор с мамой?

Диана ответила не сразу. Она положила цветы на ночной столик и взглянула на сестру: ей показалось, что за время ее отсутствия лицо Эми несколько изменилось. Некоторые кровоподтеки побледнели, опухоль немного спала.

— Я узнала кое-что новое для себя.

— Например?

Совсем не так просто оказалось найти в себе силы и раскрыть постороннему семейные секреты, даже если исключение надо было сделать для Стефани, в порядочности которой Диана не сомневалась. Она подошла к окну и выглянула на улицу через просвет между шторами, потом наконец заговорила. Голос ее звучал так тихо, что Стефани приходилось напрягать слух.

— Ты знаешь, что некоторые родители чересчур балуют своих детей, они покупают им все, даже пони, — Диана умолкла.

— Я что-то не совсем тебя понимаю, — отозвалась Стефани.

— Эйлин и Карл Винчестер не хотели, чтобы их маленькая дочка росла одна, вот они и купили ей подругу.

— Подожди, мне начинает казаться, что ты собираешься обвинить себя в том, как твои родители обошлись с Эми.

— Но именно из-за меня…

— Выбрось эту чушь из головы, нечего тебе выискивать свою вину, это ничего не даст ни тебе, ни Эми.

— Ты права, слушать меня иной раз бывает довольно нудно, — согласилась с подругой Диана.

— Я бы сказала, скорее тягостно.

— Ну, хорошо, с этим все. — Диана убедилась, что сестра по-прежнему лежит неподвижно, и продолжала: — Мне нужна твоя помощь.

В этот момент Стефани раздвинула шторы и увидела покрасневшую щеку Дианы.

— Что это у тебя с лицом?

— Отец решил, что меня следует проучить, — ответила с горечью Диана, инстинктивно прикрывая пылающую щеку.

— Он тебя ударил? — поразилась Стефани.

— Да, влепил мне пощечину.

— Просто не верится.

— Я знаю.

Диана поймала себя на том, что продолжает держать руку у лица. Конечно, ей было стыдно за свой вид, но причина заключалась не в этом. Она интуитивно защищала отца, человека, который ее ударил. Неужели такое чувство испытывают женщины, когда их изобьют? Она бросила невольно взгляд на сестру.

— Как по-твоему, Эми сделала это, потому что чувствовала свою вину? Может быть, она пыталась как-то уйти от того, что с ней произошло, на время забыться?

— Да, это больше похоже на правду. Если бы Эми действительно собиралась покончить с собой, она бы не ограничилась пятью-шестью таблетками. — Стефани снова сдвинула шторы, и палата погрузилась в спасительный полумрак, отчего окружающая белизна и стерильная чистота утратили свою тоскливую безжизненность. — Ты сказала, я могу тебе чем-то помочь, — напомнила Стефани.