Но извиняться за свой прокол было некогда, и Алексей, досадливо крякнув, перекинул через плечо ремень лучемета.

— Спасибо, Ора! — только и сказал он, проверяя блоки системы подъема. — Идем параллельно, в зоне видимости, ты — чуть ниже, по аварийной трассе. Прикрываем друг друга, если что. Пристегивайся, жду у второй перестежки.

Впоследствии, он никогда не мог с точностью вспомнить все, что происходило тогда, в то страшное утро, с ним и вокруг него. Подавляло жуткое ощущение необъяснимости, нелепости происходящего, и еще запомнилась жгучая беспомощная тоска загнанного зверя. Все остальное отпечаталось в мозгу отдельными яркими вспышками.

Невидимый, а потому еще более страшный, враг был совсем рядом. Он приближался, охватывая лагерь полукольцом, и впереди него катилась волна ледяного, цепенящего волю ужаса.

Преодолевая безумное желание вскочить и, все бросив, бежать прочь от неведомой опасности, они с Мишкой залегли и, прикрывая выходящих из пропасти, принялись яростно хлестать дымными струями лучеметов по камням и расщелинам над уже оставленным ими лагерем. По серому от пыли мишкиному лицу струились слезы, оставляя грязные дорожки на щеках. Слезы застилали глаза, и Мишка то и дело вытирал их перчаткой.

— Где Мария? — голос Алексея потонул в вое мишкиного лучемета. — Где Сандра?

Голова Мишки дернулась, губы свело.

— Не знаю! Думать боюсь… Они схватили Марию у рации… эта дрянь прозрачная… щупальцами. Она даже не вскрикнула… А я стрелять не мог! Я бы в нее попал… А оно — раз! — и за камень…

— Кто «они»? Кто?

— А вот! — вдруг заорал Мишка, резко поворачиваясь вправо, и в дымных брызгах выжженного его лучом камня Алексей успел заметить нечто — большое каплевидное и почти прозрачное, быстро канувшее в просвет между скалами.

— А Сандра? — холодея, крикнул он, но Мишка не ответил, потому что снова накатилась волна биологического ужаса, и они, почти теряя рассудок, принялись поливать огнем замершие в издевательском спокойствии скалы.

Они с Мишкой продержались ровно столько, чтобы дать возможность выбраться из Пропасти остальным. Потом из провала сознания выступило беззвучно кричащее что-то лицо Джо, который держал его, прижимая к земле, а Алексей вырывался, порываясь куда-то бежать. И еще запомнились тупо бьющие в камень диковинные длинные стрелы. И Алексей вырвался-таки, побежал, но кто-то, кажется Рид, подставил ногу, и это спасло его, потому что гибельная стрела только чиркнула по шлему, когда Алексей с размаху упал на землю между камнями.

И снова сознание выхватило из забытья картину: они только что отбили очередную атаку, и страх на какое-то время отступил. Волны ужаса накатывали, но под огнем их лучеметов отступали. То ли неведомые чужаки не могли держать напряжение постоянным, то ли боялись приблизиться, и потому их психическим атакам не хватало мощности — мысли тяжело ворочались в голове. Но вот они пошли снова. Меняя позицию, Алексей обежал вокруг глыбы и лицом к лицу столкнулся с Сандрой: столкнулся и не поверил. Запекшиеся губы не слушались:

— Сандра?!

— Алеша! Что происходит? Мне так страшно! — громадные беспомощные глаза, изодранная куртка — ее всю трясло.

— Милая моя, родная! Держись, все будет хорошо!

Рядом, за выступом скалы, кто-то отчаянно нажимал гашетку лучемета, и воющий свист огненных струй прикрывал их невероятную встречу.

Алексей обнял Сандру, прижал к груди, безотчетно стремясь собой, своим телом закрыть, защитить эти кричащие о помощи глаза. Но тут лучемет за выступом захлебнулся, и Алексей — как сердце вырвав из плоти — оттолкнул девушку под укрытие скалы — Сиди здесь, я сейчас! — а сам бросился туда, за выступ, на выручку.

Раэнгаоратила! Это она долгие минуты сдерживала огнем почти невидимого врага, продлевая их с Сандрой нечаянное свидание. Алексей увидел ее, едва выкатился из-за поворота стены — комбинезон между лопатками девушки промок от пота, плечи лихорадочно подрагивали: стоя на коленях, Раэнгаоратила торопливо меняла магазин раскаленного лучемета. И не видела, как сзади бесшумно возникла и заскользила, накатываясь, огромная стремительная «капля». Алексей успел заметить, как дернулся страшный хоботок, целя в эту тонкую спину, и на доли вздоха опережая врага, рубанул по «капле» из лучемета.

Вздрогнув, Ора оглянулась. В ее отчаянных глазах отразилась вспышка, превратившая «каплю» в дымное облако: страх, боль, радость смешались в этом взгляде. И еще было в нем нечто такое, что всегда действовало на Алексея, как добрый заряд в подсевшую батарею.

Вдвоем они отбили еще одну атаку, по очереди посылая огненные струи лучеметов веером вправо и влево, прикрывая отбегающие среди оскаленных обломков черные фигурки парней. В какой-то момент они остались на самом острие, и вся мощь атаки пришлась на их нервы. И главное было — не побежать, потому что длинные стрелы густо сыпались на камни их укрытия.

Они лежали, прижавшись друг к другу, и был момент, когда напряжению нервов, казалось, наступил предел — бьющие по ним из-за близкой кромки белесых утесов волны биологического ужаса, поставили истощенное сознание на грань, где беспамятство сливалось с сумасшествием. Ора выпустила лучемет и в беззвучных рыданиях уронила на руки шлем, но Алексей, лежа, почти бессознательно, все поливал пламенем нависший горизонт.

…И вдруг все кончилось. Не стало ужаса, пропала боль в раздерганных нервах, исчезло все: осталась звенящая, как жизнь, тишина. Словно слепой, Алексей ошеломленно повел воспаленными глазами по обожженным скалам, по зеленоватым ошметкам истерзанных лучеметами лиан, по невероятно синему небу над головой.

Все кончилось. И только всхлипывающее дыхание Оры нарушало эту немыслимую тишину. Он подумал, что умер. Или нет — просто, как в детстве, проснулся, усилием воли вынырнул из кошмарного сна. И ничего не было. Ничего. Все приснилось.

Алексей обхватил мокрые плечи девушки, приподнял ее, повернул. Ора обхватила его шею руками, прижалась, как ребенок.

— Ора, Ора! — шептал он. — Все кончилось, слышишь? Кончилось!

А сам еще озирался настороженно, но уже знал, чувствовал — новой атаки не будет. Губы его терзала бессмысленная улыбка, и слезы закипали в засыпанных сухим песком глазах.

Он снял с Оры тяжелый шлем, утонул обожженными пальцами в ее горячих спутанных волосах, шершавыми ладонями размазывал белесую грязь по мокрым щекам. Он гладил ее искусанные окровавленные губы и смеялся, и слезы текли по его лицу, застревая в опаленной бороде. Он хохотал, и, глядя на него, тихо смеялась, приходя в себя, Раэнгаоратила. И воздух упруго входил в легкие, разгоняя по жилам поющую кровь. Они были живы. Они выдержали! И не было на свете ничего: ни страха, ни боли, ни смерти. А если они умерли, то пусть! Потому что смерть оказывалась лучше жизни.

И все же они были живы, потому что вместе с пьянящей радостью бытия в сердца, неосознанно еще, начинала стучать тревога. И другие глаза проступали в бесконечно счастливых черных зрачках Оры — растерянные, зовущие, молящие о помощи.

— Сандра… — все еще бессмысленно прошептал Алексей и вдруг разом все вспомнил. И то, как опрометью кинулся за выступ скалы, и то, как смотрела на него Сандра: безумный страх в потемневших глаза, упавший на камни ее «Нордговер»… Он втолкнул ее под прикрытие скалы, а сам бросился на выручку к Оре. Он еще крикнул: «Сиди здесь, я сейчас!» «Сейчас»… Сколько времени прошло?

Давясь остатками нервного смеха, Алексей медленно поднялся. Услышал: «Альоша, куда?» — и уже бежал, шатаясь, перепрыгивая через валуны.

Он обогнул скалу и заметался по усыпанной щебнем площадке. Сандры не было. И только одиноко и страшно поблескивал на камнях ее закопченный «Нордговер»…

Все это здорово смахивало на дурной, пересыпанный кошмарами, сон. С одной лишь разницей: Дайку никак не удавалось проснуться. И это несмотря на то, что этой ночью он вообще не сомкнул глаз.