Уж на что охотники — вруны из врунов, а рыбаки — еще хлеще! Так, бывает, воду взбаламутят, а в воде-то, может, и не было никого сроду, неводишко вытянули, а там пусто: ила горсть и тины хвост…

Один самый знаменитый и отчаянный рыбак собрал в кружок рыбаков рангом пониже и давай рассказывать, просвящать их, уму-разуму учить:

— Пошел я как-то зимой на рыбалку… На налима. А в январе у них свадьбы, они хорошо клюют. А зима снежная, буранная выдалась, снегу выше крыши намело. Но ничего, подобрался я к реке, нашел омуток и прорубь продолбил. Опустил в воду леску, на крючке червяк болтается, все как положено. А у меня всегда на зиму ведро с землей в сенях сохраняется, а в земле — червячки. Хорошему рыбаку без наживки круглый год нельзя оставаться, дело известное. А леску я к черенку от лопаты привязал и поперек его положил, а то вдруг здоровый клюнет, чтоб не утащил.

Наутро пришел проверять, стал тянуть — а там тяжесть неподъемная точно, здоровый налимище попался! Да такой здоровяк, что морда в прорубь не проходит. Пришлось ее топором еще раз обрабатывать, чтоб пролез. Весь я упарился, пока его на лед выволок… А он и правда мордоворот, пуда на полтора будет, усы — во! — как у генерала. Я обрадовался, честь ему отдал, говорю: «Ну все, товарищ генерал, поехали домой, карета подана, а то в гостях загостились», — и санки подставляю. А он лежит, чмокает, усами шевелит, ну точно — генерал, только вроде как выпивши.

Погрузил я его на санки, домой повез, хвост далеко волочится.

— Так у нас в речке таких налимов нет! — спохватился кто-то, видать, из молодых да ранних.

— Это у вас — нет, а у меня — есть! Я-то поймал! — осадил его рыбак и дальше продолжает: — Ладно, привез его домой, пока вез, морозом его обдало, мороз-то страшный был, градусов под сорок… Положил его на веранде, отвел по почету место — генеральские покои, пусть до праздника на холоде отдыхает. Думаю, на праздник жена котлет сделает, а печенку я на хлеб помажу.

Глазом не успел моргнуть — уж праздник на носу! А в январе — хорошо: считай, каждый день праздник. Ну, раз такое дело, переправил я его на кухню, сам покурить пошел… Слышу, через некоторое время, что-то елозит у меня на кухне, шлепает и громыхает, посуда, однако, летит… Я — туда! Гляжу, а он оттаял, глаза открыл, усами шевелит и хвостищем-то своим возит по полу… Меня-то увидел да как заорет: «Как с-стоишь, скотина!»

А я ничего не пойму, что происходит-то, глаза только выпучил, стою как пень. А он еще пуще: «Ты что, подлец, в армии не служил? — и по-трехэтажному меня обложил. — Не видишь что ли, что генерал перед тобой?!» Я испугался, говорю: «Как не служил, служил…» — встал по стойке смирно и честь ему отдал.

«Ну ладно, — успокоился он, — порядок. А то я думал, ты в армии не служил». «Как же, — говорю, — служил». Точно он генералом оказался! А он вздыхает и на пузо показывает. «Что-то, — говорит, — в жедудке жжет, не иначе как съел вчера что-то не то, пакость какая-то во рту… У тебя водка-то есть, что ли?» «Водки, — отвечаю — нет, самогонка есть». — «Ну так тащи! И закуски какой-никакой! Что стоишь, как пень? А еще солдатом был…»

Побежал я, принес литровую банку с самогонкой и сетку с мерзлыми пельменями. Он выпил два стакана, пельменями закусил и усы расправил. «Мы сейчас с кем воюем-то?» — спрашивает. «Да ни с кем вроде». — «Как это ни с кем?! Солдат — всегда воюет, а генерал командует! Неси-ка мой мундир живо, на войну поедем!» — «Так не было на вас мундира, вы без всего были, нагишом». — «Как это не было, я что, из бани что ли пришел, голяком?» — «Не знаю». — «Ну ладно, у тебя есть что пододеть-то?» — «Да есть тулупчик…» замялся я. — «Ну так неси!»

Сбегал я за тулупчиком, пододел он его — хорошо подошел, впору. «А винтовка у тебя где?» — спрашивает. «Нет винтовки, — отвечаю, — ружье охотничье есть, двустволка». — «Так неси, что ты за вояка без ружья?» Принес я ружье, повесил на плечо, встал наизготовку, приказания слушаю. «Молодец! — похвалил он. — Надо медаль тебе дать. Ну, теперь и ехать можно. Машину-то подавай, на войну поедем!»

Делать нечего, подал я машину — «Жигули» свои подогнал. «Куда ехать воевать-то?» — спрашиваю, а я уже серьезно собрался и главное — жену не предупредил, ладно, думаю, приеду, расскажу, вот моя-то удивится… А ей чего не скажи, она на все удивляется. «Ты пока поезжай, — командует он, — я скажу, куда надо. Ты только мимо милиции потихоньку проезжай, чтоб не арестовали за правонарушение».

Ладно, проехал я мимо милиции потихоньку, чтоб не арестовали. А он на переднем сиденье сидит в тулупе, важно смотрит, усы сверху, ну точно генерал! Выехали за деревню, на мост. Он говорит: «Тут останови и жди, никуда не уезжай, я сейчас за папиросами сбегаю, а то в кабинете забыл, в столе лежат». Сказал так, вылез из машины и как был в тулупе — бултых в воду через перила… и был таков! А внизу — полынья, аккурат в нее и попал. А я за тулупчик переживаю: тулупчик-то добрый был.

Сам стою, жду, мне же приказано. Час, однако, простоял, а его нет. Гляжу, милиция едет, ГАИ… И ко мне сразу: «Ты что это машину раком поставил и двери нараспашку? Мост — это стратегический объект!» — «Да вот налима жду, генерала, он за папиросами пошел». — «Ты что, водки с пивом выпил? А ну, дыхни!» Я дыхнул. «Да нет вроде, трезвый… Ладно, мы тебя пока арестовавыть не будем, ты сам завтра утром в милицию приезжай, мы у тебя права заберем, за правонарушение».

Приехал я домой. Жена на меня: «Где был?» — «Да ездил, налима, генерала, отвозил…» — «Какого генерала?» Так и так, все я ей рассказал… Она — руки в боки. «Да ты когда налима-то ловил, вспомни? Вот дурак так дурак, а ну, дыхни!» Я дыхнул. «Так ты с утра пьян, свинья!»

Побежала, поглядела: все ли на месте… И опять на меня: «Так ты, козел, и самогонку выпил, я же ее на лекарство берегла! И еще пельменями закусил!» А что я могу возразить, — ничего, съел-то генерал, а я отвечай. Она не отстает: «А тулуп где?» — «Опять же, — говорю, — генерал надел, мундира то у него нет, не голому же ему на войну идти» — «Ну ты у меня сейчас повоюешь, вояка!» — схватила она кочергу и на меня. Я — в двери и на улицу… Убежал к куму, там ночевал.

Утром пришел, она вроде маленько успокоилась. Только счет мне предъявила: и самогонку, и пельмени, и тулуп, чтоб с процентами вернул. А тулуп мне и самому жалко, ведь он почти новый был.

А в милицию я не поехал с правами, ну их к лешему. А то ведь, правда, могут забрать, а так, может, и не вспомнят. Вроде пронесло. Не вспомнили. Так что у меня одна радость: я хоть милицию обманул, обвел вокруг пальца, первый раз в жизни.

Поймал один ловкий рыбак ерша, радуется: ну, пойдет в уху! А ершу не до смеха, брыкается он, трепыхается на крючке, не хочет лезть в бидон, хочет обратно в реку. Весь скользкий, в соплях, и колючки расшеперил, угрожает. Никак рыбак изловчиться не может, ссадить его с крючка да в тюрьму отправить. А тут еще ерш давай орать, возмущаться:

— Ты кто такой сам-то есть?! Чего ты ко мне пристал! Ты хоть в армии-то служил?

— Нет, не служил, — отвечает рыбак, — у меня рука сухая, меня не призвали, в запасе оставили.

— Ну вот, а я сержантом был, гонял вашего брата в три шеи, все у меня по струнке ходили! Даже рядовым не был, а гляди, что вытворяет, командует тут! Ну-ка, ссади меня немедленно и в реку пусти, я, может, еще до капитана дослужусь, а ты мне всю карьеру портишь!

— Так я хотел уху из тебя сварганить да похлебать.

— Ишь ты какой шустрый! В уху… Иди-ка вначале в армии послужи, под ружье стань!

— Так у меня рука сухая, я — комиссованный.

— А у меня хвост мокрый и ничего, послужил, до сержанта дослужился, может, еще и капитаном стану. А ну, ссаживай меня немедленно, смирна-а-а! Лечь-вста-а-ть!

Испугался рыбак, встал по стойке смирно, а потом ложиться и вставать начал… А заниматься-то ему этим не очень ловко, одна рука то у него сухая, — весь упарился.