Тогда Митя пугает ее, угрожает ей самой страшной, по его мнению, карой:

— Уйду от тебя с концами! На гору уйду, выкопаю землянку и буду жить-поживать, а тебе кукиши показывать. Вот и радуйся тогда! — «Горой» и «землянкой» Митя пугает ее часто, это у него контраргумент.

После этого они замолкают, все без толку, да и оба за день умаялись. Потом садятся ужинать. Ужинают, чем Бог послал, и спать ложаться…

Митя идет в свою половину, на кровать, она — на лежанку, в свой угол. Митя натягивает на голову одеяло, скрипит пружинами, вздыхает и улыбается: ладно, сегодня не померли, может, и завтра не помрем… И еще — уже сквозь сон — успевает подумать: «Надо на речку сходить, пескарей половить… А то пацан всех пескарей переловит, больно шустрый… Мне не оставит…» — и скоро захрапит сладко… А с лежанки ему жена отвечает, тоже подхрапывает.

Так и живут они душа в душу уже сорок лет с гаком. Только детей у них нет. Не родились почему-то. Ну и ладно, им и без детей хорошо.

А газету Митя действительно выписывает — местную, потому что в ней, на его взгляд, самая полная и объективная информация, чтоб быть человеку в курсе событий. Он и в библиотеку когда-то ходил, потом перестал — надоело, своей мудрости в голове хватает: думать не передумать, чужие бредни читать некогда.

Собрались трое в город, мужчины, родственники. Двое — родные братья, третий — так себе, седьмая вода на киселе. Поехали по серьезному делу: к легковой машине покрышки купить, детишкам школьные принадлежности к школе, себе кой-чего по мелочи — там все дешевле. Женщины строго-настрого им наказали, чтоб там нигде пить не вздумали, уж лучше дома потом выпьют, как приедут. А они рассмеялись, сказали, что среди них дураков нет, дураки в другом месте.

Сели в автобус, едут, радуются. Тут один из них возьми да и вынь из рукава бутылку водки: смазать, чтоб легче ехалось и за все хорошее. Ну что, делать нечего, решили смазать, ведь за все хорошее — это не за плохое. Смазали, стали о покупках говорить, так за разговорами с ветерком и доехали.

Пошли на барахолку, и опять тот, который седьмая вода на киселе, возьми да и купи еще бутылку водки: чтоб зорче смотрелось, чтоб хороший товар от плохого отличить. А им что, им — это ничего, выпили аккуратно в стороне в три подхода прямо из горлышка.

Пошли дальше смотреть, прицениваться. Родные братья ходят серьезные они главные покупатели, неторопливо смотрят. А товара много: и китайского, и своего родного, покупай, что душе угодно, и цены приемлемые. А третий родственник вьюном вьется, все цены уже узнал, везде приценился, со всеми перезнакомился. Лезет, пристает к ним: «Давайте, — говорит, — еще третью сообразим!» Они: «Нет, баста, теперь уж дома выпьем».

А он пристал как банный лист: давай да давай! Вьется перед ними, как змей кольцами, и намекает: он-де их угостил, а они не хотят, вроде как не уважают, нехорошо, не по-родственному. И чтоб обратно хорошо ехалось. «Ладно, — скрепя сердце, согласились братья, — и мы тебя угостим, коли так, чтоб хорошо обратно ехалось».

Договорились с продавцами насчет покрышек, через полчаса подойдут. Взяли бутылку, пошли за барахолку, за ряды. Пока шли, родственник два раза перемигнулся — уже с бабенкой познакомился. Бабенка — девчонка совсем молодая, только лицо уставшее и вся какая-то неухоженная, потрепанная. Уже с собой ее ведет, знакомая, говорит, вместе на курсах учились. Хмыкнули братья, не понравилось им это, да делать нечего — пусть посидит с ними, если на курсах вместе учились. Родственник-то, он еще неженатый. Ему скоро четвертый десяток разменивать, а он все никак никуда не пристанет, живет, как ветер в поле.

Ладно, сели, стали выпивать, сало на газетке разложили. И девчонке поднесли. Видно, руки-то у нее с похмелья трясутся… Где это они с ней, на каких курсах учились?.. А родственник ерзает, как на шиле сидит, то с одной стороны ее приобнимет, то с другой, шепчет что-то на ухо. А она только вздрагивает худыми плечиками и улыбается. Глядят на все это братья мрачно, не нравится им, да ладно, он же неженатый, пусть. Сейчас допьют и уйдут.

Только допили бутылку, собрались вставать и уходить, а девчонка эта враз распластала на себе блузку, упала навзничь и давай кричать: «Ой, помогите!» Что такое?! Не успели братья подняться, отряхнуться, а к ним уже двое бегут, парни молодые, здоровые. Они — ней: «Ты что это, девка, сдурела что ли!» А она еще пуще заливается да в пыли катается с боку на бок… Тут с другой стороны еще трое выскочило. Тоже защитники.

«Ну, влипли!» — думают братья. Так и вышло. Налетели мужики с кулаками и ничего слышать не хотят. А родственник-то их исчез сразу, как сквозь землю провалился. «Все, купили, брат, колеса, — говорит один, — становись спина к спине, обороняться будем». Стали они спина к спине, а как же иначе, на голом месте находятся. И пошло-поехало. Началась куча мала и зубодробиловка. Минут через пятнадцать и милиция появилась…

А жены их ждут-пождут дома: нет мужиков. Что-то долго задерживаются. Сами смеются: Наверноe, покупок много, везти тяжело. Опять ждут-пождут, уже вечер, коров пригнали, выглянут: ни мужиков, ни колес. Уже не до смеха.

Дождались только на следующий день, в полдень. Приехали мрачные оба, без покупок, злые. Те на них с криком: ах вы, такие-сякие, но скоро отступились, поняли, что произошло что-то нехорошее и лучше их пока не трогать. Хорошо хоть живые вернулись. Те коротко объяснили, что действительно в нехорошее дело вляпались, в бандитскую разборку попали. Как сами живые остались — неизвестно. Ладно, деньги — дело наживное, главное, голова на плечах цела. Попугали женщин, те и притихли. Сами умылись с дороги, переоделись, пошли родственника навестить, по-родственному.

А произошло вот что. Забрали их в милицию. И девчонку эту, и парня одного, муж он ей оказался, остальные разбежались. Привезли, протокол составили: пьяная драка и попытка изнасилования. Девка заявление написала. А это уже страшно, это — срок. Они объясняют офицеру, что на самом деле все не так было, что это она сама представление устраивала, а он — ни в какую. Ночевали в каталажке. Наутро едва уломали бабенку заявление забрать, отдали деньги какие были, себе только на штраф оставили и на обратную дорогу.

Пришли к родственнику. Нет родственничка дома. И не видел никто. Как уехал, так и не было. Жалко — не было, хотели ему ноги вместе с головой оторвать по-родственному. Повезло тому. Только через неделю появился. В соседней деревне прятался у тетки, пока деньги не вышли.

Они за это время уже остыли. Так рассудили: пусть живет, небо коптит. Родная кровь — это родная кровь, а он им никакой не брат и не родственник. Седьмая вода — она и есть седьмая. Что с нее взять? Сказали только, чтобы ближе чем за десять метров не подходил.

Один лихой парень всю жизнь мечтал машину иметь — легковой автомобиль. С детства еще, с юности. Наконоц, купил в сорок лет, по случаю. Всю разбитую, недорого. Ну, ничего, подшаманил, стал понемногу ездить. Решил ночами колымить, подвозить людей, и людям — хорошо — добрались они с ветерком до дома в ночное время, и ему неплохо — заработал деньжонок, сшиб копейку.

Поехал в первую ночь — и правда! — удалось немного заработать. Подвез троих пьяных, они пешком шпарили, а пьяному человеку ничего не жалко, лишь бы побыстрее дома на перину завалиться. Потом еще парочку подвез: мужик чужую жену до дома провожал, загостилась она основательно. Пощупал деньги в кармане, обрадовался: вот здорово, так, глядишь, и разбогатею! Больше клиентов не попалось. Ну, на нет и суда нет.

Пока домой возвращался, решил пивка выпить, а то сухость в горле непонятная, прополоскать его надо. Купил в ночном киоске, выпил пивка, а оно вдруг запрыгало, зарычало в желудке! Что такое? Наверное, кислое попалось. Решил он тогда его водкой укрепить. Укрепил хорошо, перестало пиво рычать.