Но мне все равно очень не хотелось уходить. Жалко, ведь сделан такой серьезный прорыв. Крис очень расстроился – настолько, что даже не заметил, как над его партнершей нависла фигура частного детектива. Он отвернулся и, чуть ли не спотыкаясь, пошел куда-то в направлении лифтов.

Куда он собрался? На двенадцатый этаж, в кабинет отца, чтобы напиться? Или просто позвонить? Или на крышу, чтобы спрыгнуть вниз? Я была готова последовать за ним – хотя бы проследить, чтобы он не натворил глупостей.

Но ничего не вышло: когда я попыталась пойти за ним, Купер меня остановил.

– Купер, я пока не могу уйти. – Я попыталась освободиться. – Он признался, что был знаком с девушками. С Робертой и Элизабет! И знаешь, я теперь думаю, что он их не убивал. Вряд ли он вообще знал, что их нет в живых!

– Замечательно, – сказал Купер, – а теперь пошли. Я тебе говорил, у меня назначена встреча. Строго говоря, я уже опаздываю.

– Встреча? Встреча??? Купер, ты что, не понимаешь? Крис сказал…

– Я тебя слышал, – перебил Купер. – Поздравляю. А теперь пошли. Я обещал, что пойду с тобой на этот бал, но не обещал, что останусь здесь на весь вечер. У меня, знаешь ли, есть клиенты, которые платят мне за работу.

Я поняла, что спорить бесполезно. Даже если Купер передумает и отпустит меня, я все равно не знаю, куда девался Крис. Да и, если разобраться, не глупо ли с моей стороны вообще идти за ним? Учитывая, что случилось с теми двумя девушками, с которыми он… как я это назвала… развлекался, может, мне стоит специализироваться в английской литературе? Точно. Писатель. И врач. И детектив. И заодно дизайнер ювелирных изделий.

Мы с Купером вышли, я даже попрощаться ни с кем не успела. И не поздравила Рейчел с наградой. Купер потащил меня к краю тротуара.

– Эй, помедленнее, я на каблуках!

– Извини.

Купер выпустил мою руку. Потом засунул в рот два пальца и свистнул, подзывая такси, проезжавшее по 4-й Западной улице. Такси, заскрипев тормозами, остановилось на углу.

– Куда мы едем? – полюбопытствовала я.

– Ты едешь домой.

Купер открыл заднюю дверь и жестом велел мне садиться в машину, потом назвал таксисту адрес своего особняка.

– Эй… – Я подалась вперед. – Тут же всего квартал, я могу пешком…

– Нет, – отрезал Купер. – Одна ты не пойдешь, а мне нужно в другую сторону.

– Почему?

От меня не укрылось то обстоятельство, что из дверей библиотеки только что выскользнула Мэриэн – специалист по истории искусств. Но она не присоединилась к Куперу. Бросив на него крайне недружелюбный взгляд, она повернулась и быстро зашагала в направлении Бродвея.

Купер стоял к библиотеке спиной, поэтому не видел ни профессорши, ни ее уничтожающего взгляда.

– Мне надо встретиться с одним мужчиной насчет собаки, – сказал Купер. – Здесь. – Он протянул мне бумажку в пять долларов. – Не жди меня.

– Какая собака? – Такси тронулось. – Купер, какая собака? Ты хочешь завести другую собаку? А как же Люси? Тебе не нравится Люси?

Но машина уже вливалась в поток транспорта. Купер повернулся и пошел в сторону 3-й Западной. Вскоре он скрылся из виду.

Что все это значит? Я знаю, что Купер очень серьезно относится к своей работе, клиенты для него важны. И знаю, что он думает, будто убийства в Фишер-холле – плод моего воображения. Но все равно. Мог бы, по крайней мере, меня выслушать.

В этот момент таксист – кажется, индиец – услужливо подсказал:

– По-моему, есть такое выражение.

Я посмотрела в зеркало заднего вида.

– Какое выражение?

– «Поговорить с мужчиной насчет собаки». Это американское выражение. Поговорка. «Поговорить с мужчиной насчет собаки» значит «кое-куда сходить».

Я не знала. Похоже, я вообще ничего не знаю.

Я для того и работаю в Нью-Йорк-колледже – чтобы получить образование.

Ну что ж, образование я уже получаю и это при том, что учиться еще не начала.

После того как мы с Купером ушли с бала, Рейчел Уолкотт наградили премией Пэнси за образцовую работу на благо колледжа.

На следующее утро Рейчел с гордостью показала мне маленькую булавку с головкой в форме цветка анютиных глазок. Она носила ее на лацкане черного льняного пиджака, словно медаль за доблесть. Наверное, для нее это в какой-то степени так и было. Все-таки ей пришлось за один семестр пережить больше трагедий, чем большинству администраторов выпадает за всю их карьеру.

Я никогда в жизни ничего не выигрывала. Да, я получила контракт со студией звукозаписи, но это все. Конечно, что за песни типа «Сахарной лихорадки» обычно не дают премии Грэмми, но ведь я даже не завоевывала приз зрительских симпатий. Даже симпатий читателей журнала «Тин пипл». А ведь я была настоящей королевой тинейджеров.

Но я старалась не показать Рейчел, что завидую ее награде. Да я и не очень завидовала. Немножко.

Между прочим, никто иной, как я перетаскивала все коробки из подвала. Коробки, в которые мы упаковали вещи Роберты и Элизабет. И упаковывала их тоже я. И на почту их тоже я таскала. И отправляла. По-моему, за все это мне могли бы дать хоть что-нибудь. Пусть не анютины глазки, но хотя бы какой-нибудь одуванчик.

Но ничего, когда я докажу, что обе девушки погибли не в результате несчастных случаев и найду их убийцу, меня, возможно, наградят ключами от города или еще чем-нибудь. Серьезно! И мэр лично вручит мне награду. И эту церемонию будут показывать по телевизору на канале «Нью-Йорк один», Купер посмотрит ее и поймет, что хотя я не профессор истории искусств и не ношу нулевой размер, я все равно ужасно умная и симпатичная. И он пригласит меня на свидание, и мы поженимся, и у нас будут дети: Джек, Эмили и Шарлотта Уэллс-Картрайт.

Ну может девушка помечтать?

Я, правда, рада за Рейчел. Я ее поздравила. И вот я пью кофе, а она рассказывает, как ее награждали в присутствии коллег. Она рассказала, как ее обнял доктор Джессап, и как президент Эллингтон лично поблагодарил ее за службу и сказал, что она сделала больше, чем требовали ее служебные обязанности. Рейчел возбужденно тараторила, что она – первый администратор в истории Нью-Йорк-колледжа, который получил семь номинаций, проработав в колледже всего четыре месяца. Говорила, как рада, что пошла работать в сферу высшего образования, а не в бизнес, как многие ее знакомые по Йельскому университету.

– Хизер, правда, здорово, что ты можешь как-то влиять на жизни людей?

– Угу, – сказала я, – конечно.

Хотя я уверена, те, на чьи жизни она повлияла больше всего, то есть работающие студенты, предпочли бы, чтобы вернулась Джастин.

Пока Рейчел выпускала пар, я подошла к телефону и занялась делами.

Сначала я позвонила Эмбер. Услышав ее сонный голос, я тихо повесила трубку: Эмбер все еще жива, против этого пункта можно поставить галочку.

Потом я позвонила в больницу Святого Винсента и справилась о здоровье Джордана. Мне сказали, что он поправляется, но его все равно оставят под наблюдением врачей еще на одну ночь. Я подумала, что должна с ним поговорить – все-таки, это из-за меня он пострадал и оказался в больнице.

Но когда звонок перевели на его палату, ответил женский голос. Таня. Не хотелось с утра пораньше разбираться с невестами, поэтому я просто повесила трубку. Но я все-таки позвонила флористу и заказала с доставкой в больницу Святого Винсента полдюжины воздушных шаров и попросила приложить к ним очень личное послание: «Джордан, поправляйся скорее. Хизер». Возможно, мои шары затеряются среди других подарков, которыми Джордана наверняка засыпали поклонники (между прочим, они установили круглосуточное дежурство у больницы Святого Винсента). Но дело не в этом, главное – я попыталась что-то сделать.