Анна отступила и села на кровать.

– Ты имеешь в виду аборт.

– Да, – тихо подтвердил он, садясь рядом. – Аборт.

Анна задумалась. Конечно, она размышляла над этим. Не только в последнее время, когда начала подозревать, что залетела, но и раньше, сразу после рождения Клементины. Тогда она так перетрусила, что тут же начала принимать таблетки. И еще раньше, в колледже. В сущности, она могла бы пойти на аборт. По разным причинам – если бы ее изнасиловали или ее жизнь была бы под угрозой. Даже если бы поняла, что не сможет любить будущего ребенка.

Сейчас ею владели совсем иные чувства. Стоило подумать о ребенке, о ее и Дамиана ребенке, как душу наполняло смятение. Растить с ним еще одного ребенка у нее не было желания. Как не было сомнений в том, что – вместе они или врозь – Дамиан определенно не захочет второго ребенка. Если ему рассказать, он не задумываясь потребует: избавься от него. Как в тот раз, когда она понапрасну переполошилась через три месяца после рождения Клементины. Но для самой Анны – о, для нее самой дело обстояло совершенно иначе. Помочь новому человечку стать членом ее крошечной семьи – почти чудо. Потеря одного из двух любимых ею людей причинила боль почти непереносимую. Возможность появления новой любви взамен утраченной воспринималась как возможность воскрешения.

– Послушай, – обратилась она к Нику, – ты стал бы добиваться того, чего хочешь, даже если это бессмысленно?

Ник серьезно кивнул:

– Да.

– Даже если ты не должен этого хотеть?

– Да.

– С тобой такое уже бывало?

Он смотрел на нее, этот здоровяк, так открыто, беззащитно. Казалось, дотронься до не го – и почувствуешь под рукой не кожу, а обнаженные нервы.

– Со мной такое сейчас.

В этот момент хлопнула дверь. Ни один из них не слышал ни шагов в холле, ни поворота ключа в замке. Оба с удивлением воззрились на возникшую в дверях и с не меньшим удивлением глазеющую на них Дейдру. Огромные башмаки и такое же необъятное пальто (судя по всему, и то и другое принадлежало Нику), в которые она вырядилась, были в снегу. Щеки пылали, как у мальчишки, прибежавшего домой с горки. После подъема на пятый этаж она громко пыхтела.

– Как там, на улице? – поинтересовалась Анна.

– Потрясающе! – Дейдра возбужденно взмахнула руками.

На блестящий пол с красных шерстяных перчаток посыпался снег.

– Сами сходили бы, посмотрели. Чем вы тут занимались?

– Разговаривали, – ответил Ник.

– Ах, так? И о чем же?

Анна в раздумье смотрела на подругу. Сказать или не сказать? Сказать, конечно.

– Я жду ребенка. Окончательно выяснила это только сегодня утром. И я говорила Нику, что хочу его оставить.

Дейдра ошеломленно, словно требуя подтверждения, повернулась к Нику. Тот приоткрыл было рот, но промолчал. Потом все же решился:

– А я как раз собирался сказать Анне, что люблю Джульетту.

Дейдра сумбурно поздравила Анну, промямлила нечто неопределенное (вроде бы) в адрес Ника и скоренько выскочила из квартиры. Скатилась по лестнице и выбежала на улицу, не вполне соображая, куда теперь двинуться и что делать. Ник влюблен в Джульетту. Анна ждет ребенка. Ей самой предложили роль. Нет, это слишком!

Она шагала по заснеженному тротуару, разглядывала сугробы и пыталась сосредоточиться. На расчищенных улицах начали появляться машины, хозяева магазинов сбивали сосульки с железных решеток, расчищали подходы и посыпали «свой» тротуар солью. Поскользнувшись на лестнице к метро, Дейдра охнула. Вот черт, ногу натерла. Она все еще была в громадных ботинках Ника, в его черных джинсах и сразу в трех его же свитерах. На голове нахлобучена его кепка, а перчатки сидят как бейсбольные рукавицы.

Интересно, универмаги открыты? Можно бы попробовать пойти и одеться с головы до ног в новое. Нельзя же показаться в Хоумвуде в таком виде. Она пока с ума не сошла. А разве она собирается в Хоумвуд? Еще как собирается. Который час? Если поехать скорым поездом и успеть на ближайший автобус, можно попасть в Хоумвуд через час. А если завернуть в универмаг, то не раньше, чем к полудню. Ну, нет, за это время она просто лопнет от нетерпения. Ей надо срочно поговорить с Джульеттой.

Ник сказал «люблю». А Джульетта? Тоже его любит? У них что, роман? Такие дела вокруг творятся, а она ничегошеньки не знает. Почему она ничего не знает?

Эти вопросы так занимали Дейдру, что только в автобусе, стремительно мчащемся в Нью-Джерси, до нее дошло значение сегодняшнего возвращения в Хоумвуд. Конечно, она все время моталась туда-сюда. Но в этот раз все по-другому. Либо она возвращается насовсем, либо возвращается, приняв решение, которое изменит всю ее жизнь, жизнь всей ее семьи.

Автобус катился мимо Мидоуландс и стадиона «Джайантс». Чем дальше он уходил от города и глубже забирался в предместья, тем выше поднимались сугробы вдоль дороги и белее становились дальние холмы. Когда они свернули в узкие улочки Хоумвуда, их окружило царство Снежной королевы: закованные в снег и лед ветви деревьев под солнечными лучами сверка ли бриллиантами. Дороги до сих пор укрывал белый ковер. Все – выбравшиеся на разведку джипы, семейства, лепящие снеговиков во дворах, или тянущие по направлению к парку санки, – все двигались еще медленнее, чем обычно.

Выйдя из автобуса, Дейдра вдруг страшно захотела поскорее увидеть детей. Скрипящий под ногами снег и его отчетливый запах, ледяная сырость, проникающая сквозь штанины джинсов, делали это желание еще острее. После собственного бесснежного детства с напрасным ожиданием хотя бы одной снежинки с набухших дождем небес Беркли, она обожала играть в снегу с собственными ребятами. С одной стороны, так здорово заново прожить ту, детскую часть собственной жизни, а с другой – можно с полным правом считать себя отличной мамой. Когда шел снег, она всегда выходила с Заком и Зоей во двор, и они лепили крепости или катались на санках. И почти всегда дети успевали нагуляться раньше ее.

Еще два квартала – и она дома. Близнецы, небось, во дворе. Если поторопиться, можно захватить их прежде, чем они побегут домой обедать. А с Джульеттой она поговорит позже. Сегодня суббота, Купер должен быть дома, и Трей, и няня Хизер. Наедине им все равно не поболтать.

Дейдра смотрела только себе под ноги, что бы не видеть большого серого дома Джульетты как раз на другой стороне улицы. Ей почти удался маневр, когда она услышала:

– Эй-эй! Дейдра!

Кричал Трей. Упакованный с головы до ног в красный комбинезон, он стоял по колено в снегу на своем дворе, совсем один. Что уже само по себе диво. Обычно, если с ним не было Джульетты, неподалеку непременно маячила Хизер. И как только он узнал Дейдру в этой несуразной одежде не по размеру, да еще на таком расстоянии? На школьном дворе или у себя дома, бывало, в упор не замечает, а тут, видите ли, когда ей не терпится попасть домой, раскричался. Зовет и зовет!

Пришлось остановиться и повернуться к нему:

– Привет, Трей.

– А папа ушел! – прокричал Трей.

Естественно. Если Купер в выходные не может сбежать на работу, он отправится покупать книги или понесет вещи в химчистку – что угодно, только бы не заниматься сыном.

– Мама плачет! – сообщил Трей.

Джульетта плачет? А вот это случай небывалый. Когда Трей поблизости, Джульетта неизменно жизнерадостна: жутко боится расстроить его и спровоцировать приступ.

Дейдра перелезла через сугроб на краю тротуара, при этом едва не оставив в нем оба башмака Ника, перебралась через скользкую как каток дорогу и подошла к Трею:

– Где твоя мама? Ты с Хизер гуляешь?

Но Трей уже не глядел на нее. Он, не отрываясь, смотрел куда-то вперед.

– Трей, дорогой?

– Пожарная опасность! Вызвать аварийную бригаду! – завопил он, зачерпнул полную варежку снега и спешно заковылял через двор к дорожке, где торчали его санки.

Потом швырнул снежок в сторону Дейдры, плюхнулся на санки и покатился по дорожке на задний двор.