Нику она ответила «да». Она вышла замуж за Купера на всю жизнь и намерена всю себя посвятить их отношениям.

– Что ж, – Купер с серьезным видом кивнул, – рад это слышать.

– Что скажешь? – Джульетта откинула с лица волосы.

Купер давно бился за то, чтобы она закрашивала седину, носила платья, подчеркивающие фигуру, выставляла напоказ свою красоту. А почему бы и нет? Когда он с ней познакомился, когда женился, она не стеснялась отлично выглядеть: носила узенькие платьица (модельер, у которого она работала, шил их специально для ее стройной фигурки), губы красила ярче некуда, а волосы у нее тогда были еще длиннее, чем сейчас. Друзья дразнили ее Белоснежкой.

– Потрясающе выглядишь! Как это тебе удалось?

Джульетта чуть заметно улыбнулась:

– Да так… Давай выпьем и сделаем заказ.

Джульетта заранее решила, что не будет говорить ни о Трее (по крайней мере, сегодня вечером), ни о втором ребенке (по крайней мере, в ресторане). Тема школы, разумеется, тоже под запретом. Куперу совершенно неинтересно то, о чем еще она могла бы поговорить – художественные выставки и ее друзья. А она абсолютно беспомощна во всем, что касается финансов и рынков, тенниса и гольфа.

О чем же они вообще разговаривали? Правильно. О самом Купере.

Джульетта быстро вспомнила, как это бывало прежде. За ужином ей пришлось внимать бесконечным разглагольствованиям Купера о том, как он держался на вчерашнем собрании, что он заявил начальнику Лондонского отделения, что прочитал в утреннем выпуске «Джорнал». С какой легкостью он свернул на накатанную колею. Ее передернуло от его нетерпеливой жажды вывалить все, что накопилось с тех пор, как между ними пробежал холодок после злополучного разговора о ребенке. И не то чтобы с годами он стал более скучным – скорее самой Джульетте стало более скучно.

Разве это справедливо? Она изменилась, а он все тот же. Но она станет прежней – ради этого все ее хлопоты.

И Джульетта слушала, слушала… Изо всех сил стараясь держать глаза открытыми и при этом выглядеть заинтересованной, хотя до сознания доходило не больше четверти из того, о чем он вещал. Ну и что с того? Куперу безразлично, понимает она, о чем он толкует, или нет. В любом случае ее мнение его не интересует. Все, что от нее требуется, – это внимание. Или пусть только видимость внимания.

Главное, чтобы он не заметил, что она думает о своем – о новой классной руководительнице Трея, о первых шагах Дейдры на сцене, о Нике. А то беды не оберешься. До сих пор ей удавалось вовремя отрываться от собственных мыслей и возвращаться за столик, к нему и его рассуждениям. Но не дай бог, в один прекрасный миг она слишком отвлечется. Тогда все пропало.

– Я заказала номер в отеле! – выпалила Джульетта и напряглась в ожидании реакции.

Купер вытаращил глаза.

– Для нас, – уточнила она.

Блестяще! Для кого же еще?

– Здесь неподалеку, в конце улицы. Не на всю ночь, конечно. Из-за Трея. То есть заказала-то я его на всю ночь, но думаю, мы там пробудем всего несколько часов.

– Ого! – Он взял ее за руку и одновременно махнул официанту, чтобы их рассчитали. – Великолепно!

Именно тогда ее одолело это чувство… Глубочайшее сомнение. Похоже, она хочет обмануть не только Купера. Саму себя пытается одурачить. Неужели она хитрит и притворяется – другими словами, поступает именно так, как советовала Лиза? Должно быть, Купер прав – как только она забеременеет, она снова перестанет обращать внимание и на собственную внешность, и на него. Быть может, ей и нужны-то всего лишь его сперма и кошелек? Быть может, он сам и не нужен?

– Купер, я хочу тебе кое-что сказать.

Он уже был на ногах и нетерпеливо тянул ее со стула.

– Бог мой! Я на таком взводе сегодня, как никогда!

– Купер, пожалуйста, послушай!

Он стоял почти вплотную. Джульетта положила руку с новеньким маникюром на лацкан его дорогого черного пиджака.

– У меня ощущение, что я непорядочна по отношению к тебе.

– М-м-м! – Купер обнял ее, скользнув рукой по ее бедру.

Да он пьян!

– Непорядочной ты мне больше нравишься.

– Купер! Я это все нарочно устроила. Ради ребенка.

Он отшатнулся, серые глаза округлились от удивления.

– Все это для того, чтобы я разрешил тебе забеременеть?

– Да.

– И на что же еще ты готова ради этого?

– Купер! – Она предостерегающе взглянула на него. Разговор происходил посреди переполненного ресторана.

– Я должен знать. – Он тащил ее за руку к гардеробу.

Ответила она, только когда они оделись и вышли на улицу.

– Я собиралась быть очень сексуальной.

– В самом деле? – Он сжал ей локоть. – И каким же образом?

– Надела особое белье. И я думала все так обставить: тихая музыка, чуть-чуть стриптиза. – Она сконфуженно засмеялась. – Даже ароматические свечи купила.

– Вперед! Все так и сделаем.

– Но это неправильно! Как будто я хитростью тебя заманила, распалила, а потом, когда ты уж точно не смог бы сказать «нет», снова попросила о втором ребенке…

Он как вкопанный остановился посреди улицы и, наклонившись, посмотрел ей в лицо:

– Ты собиралась меня просить…

– Что?

– Ты не собиралась добиться своего «случайной» беременностью? Ты хотела просить моего согласия?

– Конечно.

Джульетту укололи его слова. Даже после ее признания он мог допустить, что она способна поступить иначе.

– Тогда ответ – да! – объявил Купер.

У Джульетты перехватило дыхание. Ей не послышалось? Он в самом деле это сказал? – Что?

– Ответ – да! – повторил он, снова взял ее под руку и повлек вдоль ветреной улицы, туда, где маяком сияли огни отеля, обещая начало иной жизни.

Она набрала полную грудь воздуха и на ходу прижалась к нему. Ее дыхание вилось в мо розном воздухе светлым облачком.

– Да! – Он стиснул ее локоть так крепко, что не осталось никаких сомнений. – У нас будет еще один ребенок.

Кто сказал, что она печет торт для него? Вовсе не для него. Но нужно же опробовать рецепты, которые потом смогут пригодиться ей в ресторане. В ресторане ее мечты. К тому же торт «Красный бархат» – лучшее средство против холода и ветра этого воскресного полдня со сверкающими за кухонным окном сосульками. И Клементину после выходных, проведенных с Дамианом в номере манхэттенского отеля, хотелось побаловать. Нет сомнений, все это время они набивали животы исключительно биг-маками. Клементина, правда, предпочла бы белый торт с шоколадной глазурью, а «Красный бархат», по чистой случайности, – любимый торт Дамиана.

Совершенно все равно – будет он рад или нет. Она уже продержалась все Рождество, весь Новый год и еще целый месяц. Целый месяц его ночных телефонных звонков и визитов по выходным к Клементине, которые он пытался превратить в визиты к Анне. Она выдержала долгие часы дочкиных слез и еще более долгие часы собственной тоски по нему. Теперь уже должно полегчать.

Так почему она печет торт?

Надо же им поговорить, объясняла она сама себе, намазывая глазурь. Сливочную глазурь, густо-красного цвета, разумеется. Спокойно, без лишних эмоций поговорить. До этого она была слишком зла, чтобы даже впустить его в дом – выставила на крыльцо два чемодана с его вещами, с курьером отправила ему пленки и сценарии, а все остальное, все, что могло напомнить, от чего к глазам подступали слезы, спрятала в коробки. Теперь, когда первая, самая острая боль утихла, им действительно нужно поговорить – о Клементине, о деньгах, о будущем. О будущих. О двух разных будущих.

За тортом такой непростой разговор может пройти легче.

Анна рылась в глубине битком набитого, засыпанного крошками буфета – где тут разбираться в буфетах, когда еле-еле хватает времени смахнуть пыль со столов. Ну, где же это блюдо для тортов? Ага, вот оно… Господи, ведь его подарила мать Дамиана. Еще одно доказательство, как тесно переплелись их жизни.