– Благодарю. Раны потихоньку заживают. В остальном… Как можно чувствовать себя в плену?

– По-разному. – Толстяк выглядел самым добродушным из собравшейся компании. Словно не он старательно строил против меня козни то в виде попыток похищения, то с альтернативой в виде «Черной кошки». – Помнится, у вас мы содержались весьма недурно. И даже располагали относительной свободой.

Мне осталось лишь поблагодарить его за добрые воспоминания. О том, каковы будут мои, я предпочел промолчать.

– Мы ведь к вам с предложением, Командор. Вы не откажетесь побыть некоторое время у нас? В память о былом, – при последних словах Чарльз усмехнулся с неприкрытой иронией. – И милейший баронет не против. Он вечно пребывает в делах. Даже встретиться с вами времени никак не нашел.

Баронет ожег меня взглядом, в котором сквозила едва прикрытая ненависть. У него-то откуда? Вроде наши пути нигде не пересекались, кроме той точки в Ла-Манше, где мы слегка поспорили насчет свободного плавания купеческих кораблей.

Специальных лагерей для лиц благородного сословия нет, и практически все они живут по частным домам. Как, к примеру, мы с Жан-Жаком. Только отправляться на жительство к своим персональным врагам, это знаете…

Мое мнение не играло никакой роли. Но если бы было иначе, я не знаю, что выбрал бы из предложенных вариантов. Отправляться к лорду Эдуарду желания не было. Однако взгляд баронета свидетельствовал, что он относится ко мне ничуть не лучше.

Я слишком хорошо помнил о планах, вынашиваемых хозяином по отношению ко мне. И не забыл о гадостях более старого недруга. Вот уж воистину – хрен редьки не слаще!

– Разумеется, я с удовольствием навещу вас. – Я постарался сохранить хорошую мину при плохой игре, а сам жалел, что не имею при себе другой мины. Противопехотной.

Хотя автомат с патронами и подствольником намного лучше.

– Прекрасно. – Толстяк вел себя так, словно мое согласие для него действительно являлось важным.

Сэр Чарльз вообще доминировал в нашей компании. Лорд и баронет предпочитали помалкивать. Гранье – тоже. А я больше отвечал на вопросы, чем говорил в обычном смысле.

– Признаться, мы думали, что вы по возвращении отправитесь на покой, – продолжал говорить толстяк. – И вдруг узнаем о ваших новых подвигах и попадании в плен.

– Хотите сказать, не стоило для этого отправляться в такую даль? – воспользовался я небольшой паузой, во время которой Чарльз запивал речь вином.

Шутку оценили по достоинству. Даже чопорный лорд позволил себе улыбнуться. И лишь баронет продолжал посматривать на меня с еле скрываемым недружелюбием. Может, и хорошо, что меня забирают из его лап. Только плохо – в другие.

Завтрак между тем подошел к концу. В праздничный пир его никто превращать не собирался.

– У вас много вещей? – спросил Чарльз и спохватился. – Ах, да. Извините.

– Ничего. Меньше вещей – быстрее сборы.

Было лишь жаль шпагу. Привык я к ней. Так приятно ложилась в ладонь рукоять! Да стоит ли напоминать о ней? Может, мою любимицу вообще забыли на захваченном корабле?

Это из области фантазий. В навершие шпаги был вставлен рубин. Сама рукоятка являлась произведением искусства. Клинок ни разу не подвел меня, не переломился в самый неподходящий момент.

Лучше бы я выкинул ее в море! Чтоб уж никому.

– В таком случае предлагаю отправиться в путь. – Чарльз чуть склонил голову, словно отдавая мне честь.

Я чуть опасался, что перед дорогой на нас с Жан-Жаком напялят кандалы. Нрав мой был известен, в пути сбежать намного легче, чем из камеры или даже комнаты. Пусть я пребывал не в лучшей форме и на самом деле пока ни о каком побеге не мечтал. Куда бежать, когда до сих пор толком не ведаешь, в каких конкретно краях находишься?

Даже доктор, практически единственный, кто отчасти сумел мне помочь, ни на один географический вопрос ответа не дал.

– Командор, я бы просил вас не делать по дороге глупостей, – предупредил толстяк, когда нас с Гранье усаживали в старенькую карету.

Господ ждала другая, шикарная. С гербом на двери.

– Обещаю вам, сэр, – торжественно изрек я.

Надо же хоть чем-то отблагодарить за отсутствие железа на руках и ногах! И обещание мое касается только дороги.

Чарльз выжидающе посмотрел на Жан-Жака, и тот присоединился к моему слову.

На крыльце лорд прощался с хозяином. Подойти ко мне баронет не соизволил и, мне кажется, был огорчен нашим отбытием. Причем отнюдь не по доброте.

Я не силен в подобных делах, однако показалось – баронет и победитель охотно удавил бы или отравил бы меня. Втихаря, раз не вышло публично повесить, и лишь что-то очень для него важное заставило отложить сие действо.

Толстяк чуть поворачивается к крыльцу, однако я останавливаю его вопросом:

– Сэр, надеюсь, это не тайна. Как далеко лежит наш путь?

– Еще до обеда мы будем на месте, – сообщает Чарльз.

Памятуя, что обед наступает не раньше пяти, то проще сказать «до вечера». Сейчас же еще не наступил полдень. Следовательно, часов пять-шесть предстоит провести в пути.

– Поместье лорда Эдуарда находится сравнительно недалеко отсюда. – Глаза толстяка смотрят на меня внимательно, словно стараются проникнуть в некую тайну.

А я думал, что нас перевезут к толстяку.

Самообладание дается мне с трудом. Вроде бы все забылось, но стоило прозвучать намеку, и память вновь нарисовала некий образ.

…Как я не выстрелил тогда? Был момент, и палец вдавливал курок, а потом…

Неужели мне вновь предстоит заглянуть в глаза, в которых, будем откровенны, вдруг захотелось утонуть?..

Я так старательно пытался забыть все это…

– Может, мы зря дали слово, Командор? – Гранье говорит по-русски, поэтому не надо опасаться подслушивания.

Карета покачивается на ухабах. Порою ее ощутимо встряхивает, и тогда боль отдается в голове. Такое впечатление, что последствия новых ран будут сказываться еще долго. Хорошо, хоть ребра зажили и вмятин на черепе нет.

– Бежать пока смысла нет. Поймают – хуже будет. Лучше на месте осмотримся, а там решим, – машинально говорю я, а сам думаю о другом.

Думаю – не то слово. Скорее пребываю в грезах, достаточно смешных для взрослого, неоднократно битого жизнью мужика. Битого – и в прямом, и в переносном смысле.

Мне тридцать восемь лет. Примерно. После переноса счет времени был потерян, и дни рождения не совпадают с привычными датами. Да и бог с ними! Месяц туда, месяц сюда не играют большой роли. Возраст – это количество событий в жизни человека, а не обычный подсчет дней. Поэтому я наверняка много старше реальных лет.

Порою ощущаю себя едва ли не стариком, но проходит какое-то время, и молодею. На несколько дней. Мужчина не взрослеет окончательно никогда. А вот стареть при этом – стареет.

Но опыт, возраст, все отступает, словно я по-прежнему курсант, готовый терять голову из-за женских глаз и ног. Ноги показывать здесь не принято, зато глаза…

У меня есть две женщины и сын. Я не имею права их покинуть. Но все-таки воображение рисует иные картины.

Ничего пошлого. Просто хочется побыть рядом, и чтобы между нами больше не было былой враждебности. Мы же не рождались врагами. Так, обстоятельства…

Нет, похоже, встреча для меня нежелательна. И вообще: по существу, на волоске висит жизнь, а я думаю о ерунде. Как персонаж какого-нибудь дамского романа, написанного на потеху домохозяйкам или юным девицам. Но все же…

Видя мою нулевую реакцию, Жан-Жак отстал, а затем и вовсе задремал в уголке. Да и я сам находился на грани между явью и грезами. Дорога вообще навевает у путешественников сон. Монотонная и медленная смена пейзажей за окном. Покачивание экипажа. Отсутствие необходимости следить за чем-либо.

По идее, ничего хорошего от парочки «лорд и сэр» ждать не следовало. Но точно так же не было ничего хорошего и позади. Я просто решил положиться на русское «авось», а там, на месте, будет видно. Толку в любых планах… Подвернется случай – окажемся на свободе. Но нельзя исключить вариант, что станут охранять до конца войны. И сидеть нам тогда здесь несколько лет.