Промелькнули распахнутые ворота, приветственно взмахнул автоматом очень рослый смуглый человек. Муниципальная гвардия. Шацкий не смог сдержать ухмылки – за последние четыре года спецподразделения НБ дважды преодолевали сопротивление этих богатырей, захватывая обнаглевших губернаторов. Он и сам помнил удивление, застывшее на лицах новосибирских мунгвардейцев, старательно тянувших руки вверх. Грязных, оборванных мунгвардейцев, больше всего удивлявшихся тому, что все еще живы. Привыкли геройствовать на местах, считать себя пупом земли, не вылезая из спортзалов, со стрельбищ, а вот вертолетов, залпами накрывающих базы, не ждали. Вряд ли московские головорезы Милоша чем-то отличаются от своих удивленных коллег.

А потом на допросах в лагере временного содержания они обижались. «Да что вы за мужики?! Да мы бы вас в бараний рог скрутили, да мы… Давай на руках! Сними наручники!» – «Мы не мужики, мы федералы», – холодно говорил подполковник Бурджули и брался за гибкий металлический прут. Поговаривали, что этим куском арматуры его проткнули в молодости, вот он и стал талисманом. Помогал безотказно!

От этих мыслей Шацкий заулыбался уж совсем открыто и перехватил раздраженный взгляд одного из ачоевцев. И верно – улыбаться нечему. «Никто нас не любит, – говаривал тот же Бурджули. – Что бесспорно доказывает нашу правоту». Сказано, может, и красиво, да только чем это поможет его подчиненному, который полез в пекло без прикрытия и вот оказался там, где и должен был, конечно же, оказаться. Сколько ждать помощи? Автобус затормозил, двери раскрылись.

– Что, упустил?! – ворвался в салон визгливый, знакомый по перехватам эфира голос. – А вот он тебя не упустит, так и знай! Давай дуй обратно! Новиков скажет, где дальше искать.

– Вы же сами приказали сюда ехать… – расстроился капитан, медленно спускаясь по ступенькам. – Вот задержанного доставили.

– Обработали?.. Нет?.. Ну так быстро, быстро, а потом уже ко мне!

Ачоев поднялся обратно, беззвучно шевеля губами. Захватившие Шацкого клешни разжались, спрятавшись в подлокотники; майор потер руки:

– И что теперь?

– Вставай, – приказал Ачоев.

Его бойцы подтянулись с двух сторон, переглядывались. Шацкий понял, что побоев не избежать, и шагнул на середину салона, прикрывая голову руками. Первый удар по праву принадлежал командиру, и Ачоев выполнил его образцово, резкая боль в животе сразу сковала движения. Майор не стал падать сразу – лучше уж не хитрить – и честно простоял еще несколько секунд, покачиваясь от сыплющихся со всех сторон ударов.

Показалось, что били его минут десять, на десять же он это предполагаемое время и разделил, чтобы приблизиться к реалиям. По лицу попали лишь однажды, видимо случайно, кости тоже пощадили и вообще, если разобраться, обошлись ласково. Просто постарались причинить боль, уделяя внимание нервным центрам, суставам…

– Милош любит, чтобы человек был уже подготовлен, чтобы время на пустые разговоры не уходило, – пояснил Ачоев и метко плюнул в лицо энбэишика. – Так ты уж нас не подводи, потому что тогда будет вторая серия. И после нее ты ходить уже не сможешь. Возможно, никогда.

– Понял… – пробормотал майор.

– Пошли!

Шацкого подтащили к дверям, столкнули вниз. Он даже сумел ухватиться за поручень, укрепиться на подрагивающих ногах. Ходить он мог, но согнувшись и сильно хромая. Рослые мунгвардейцы опять приняли невысокого энбэшника под руки, почти донесли до распахнутых дверей.

– Сколько ждать?! – Милош оказался в холле. – Кто такой?

– Майор Шацкий, – не доложил, а скорее напомнил Ачоев. – Тот, который к Даниловой приехал…

– А зачем? – Мэр развернулся и первым вошел в просторную комнату, направился к столу. – В кресло его.

Майора посадили. От стола, за которым устроился мэр, его отделяло несколько метров. Опять щелкнули захваты на подлокотниках, после этого Ачоев со своими людьми сразу вышел, и дверь закрылась.

– Ну, зачем приехал к Даниловой?

– Искал Живца, – честно признался Шацкий. – Зачем же еще?!

– А почему ты там искал?

– Данилова попала в нашу разработку, ее вела параллельная структура. Во время допроса Гладышев назвал ее имя.

– Понятно, понятно… – Милош достал из стола бутылку виски, высокий стакан, и Шацкий только теперь осознал, как сильно разит спиртным от мэра. – А Данилова, значит, у нас отправилась к этим… – Он покрутил пальцами. – Ну, короче говоря, к праотцам.

Шацкий промолчал, мысленно стараясь разобраться с волнами боли, упорядочить их движение. С левой коленной чашечкой явно было что-то не так.

– А кто тебя, Шацкий, вообще просил в это дело лезть?

– С Живцом случился припадок в двух шагах от нашего объекта, а мы уже имели данные об охоте на него.

– Но приказа на перехват у тебя не было? – уточнил Милош, плеснув виски в стакан. – Я знаю, что не было. Ты не думай, что я ничего не знаю… Я про НБ знаю еще побольше, чем ты. Так что и не мечтай.

– Не мечтать – о чем? – осторожно спросил майор.

– Не мечтай меня свалить. – Мэр отхлебнул, поморщился. – И Бурджули передай, что подавится. Я все знаю. А не упусти ты Живца, он был бы у меня уже в тот же день. Но ты, конечно, не смог его удержать… А здорово он вас! – Милош засмеялся. – Как заговоренный, да? Интересный парень. Дурак, конечно, но забавно следить, как он залезает в бутылку, а потом уходит сквозь донышко. Что там у него за припадки были?

Шацкий помедлил с ответом всего секунду, но от улыбки на лице Милоша не осталось и следа. Пришлось поторопиться.

– Медики сказали, у него в голове какие-то… Ну, процессы. Нестандартные. Они боялись, что он впадет в кататонию, перестанет реагировать на внешние раздражители.

– Это я все знаю! Что он тебе говорил?

– Ну, про какого-то зеленого человечка…

– Ну, про зеленого человечка… – передразнил Милош и плюнул прямо на столешницу. – Слышал я! Все, о чем говорилось в квартире Даниловой, знаю. И все, что вам мог Отиль наплести, – тоже знаю. А ты вот знаешь, что свидетелей Крысолов может взять только из… из тех, кто в курсе… – Мэр нахмурился, захлопал ящиками стола. – Черт, где же он… Вот! – Он положил перед собой скрученный в трубочку лист бумаги, аккуратно распрямил. – «Свидетели должны на основе личного опыта знать об угрожающей городу беде и вполне осознавать величину опасности для человеческого рода. Свидетели, поставив свою подпись, подтвердят выполнение…» Дальше много всего. Вот так, Шацкий Аркадий Владимирович. Ты, например, в свидетели не годишься.

– А вы?

– Я? Если все черти из ада выстроятся тут во дворе, – Милош ткнул пальцем в распахнутое окно, – я и тогда ничего не подпишу. Ты хоть знаешь, что за плату требовал этот твой зеленый? Знаешь конечно, Отиль говорил… Так вот, условие невыполнимо, поэтому я просто не могу заплатить! А тогда…

Мэр замолчал, и Шацкий продолжил сам: – Тогда Крысолов заберет будущее города. Это что, правда?

– Хрена, – погрозил пальцем Милош. – Хрена он что получит. Мы сейчас объявляем эпидемиологическую тревогу и всех детей вывозим из Москвы. Благо, их не так уж много. На Кордон стягиваются силы, пусть попробует прорваться… Хотя глупо это все. – Мэр допил виски. – Короче, Шацкий: Отиль и сам не знал, с кем имел дело, а мы – и подавно. Есть возможность избежать риска – уничтожить всех возможных свидетелей. И вот этим я и занимаюсь… Все понимают, что я убираю свидетелей, но думают, что я стараюсь для себя! И не объяснить вразумительно никому, понимаешь, Шацкий? Что я покажу – эту бумажку?

– А Отиль тоже не знал, зачем вы убираете сотни людей, – быстро вставил майор, глядя, как Милош опять наливает виски.

– Сотни? Счет давно на тысячи. Твой Бурджули в шоке, пьет больше меня, ничего понять не может. Отиль – старый козел, жаль, что я его своими руками не прикончил. Думал, будет еще полезен… Он сам не понимал, что делает! И уговорил меня, я же не верил в такую… В общем, на договоре появились некоторые новые строчки. На уже подписанном мной, заметь! – Мэр воздел к потолку палец. – А кому жаловаться? В Конституционный суд? Именно свидетелей это и касалось. Крысолов, дрянь такая, сказал: «Новый пункт лишь создает для меня трудности!» Сволочь!