– Почему вы это делаете?

Она умышленно заставила меня обратить внимание на ее фигуру. Слегка повернувшись, она подняла руку к волосам, и ее груди асимметрично поднялись под тканью халата. Широкий рукав спустился до белого плеча, лицо ее обратилось кверху.

– Зачем столько неприятностей из-за такой ничтожной бедняжки, как я? Разве я такая уж опасная?

– Какие же это неприятности? – спросил я.

Она приложила к моей щеке прохладную ладонь, затем провела ею по моему плечу.

– Пойдемте на кухню. Я только что сварила кофе. Мы сможем там поговорить.

Я последовал за ней, не зная, кто из нас выполняет желания другого. Кухня была большая и слабо освещенная. Свет проходил только через окно над раковиной. Последняя была загромождена грязной посудой. Я сел за стол с выщербленной эмалью и стал наблюдать за тем, как она наливает в чашки кофе из автоматической кофеварки. Когда она покончила с этим, я взял ее чашку и подвинул к ней свою.

– Значит, вы мне не доверяете, господин хороший! Как вы сказали ваше имя?

– Арчер. Последний из рода Арчеров. Так что быть отравленным мне совершенно ни к чему.

– И детей нет? И жены?

– Никого нет. А вас это интересует?

– Может быть.

Она выпятила полные хорошо очерченные губы.

– Я в этом смысле лучше устроилась – у меня есть муж.

– Вы находите его неплохим?

Ее глаза, не смягчившиеся вместе с лицом, сузились и сделались холодными голубыми щелками.

– Его в это не вмешивайте.

– Потому что вы играете с ним, как с маленьким ребенком?

– Я же сказала: не вмешивайте его. А то получите горячий кофе в лицо.

Она потянулась за чашкой.

– А как насчет горячего бензина?

Чашка дрогнула и немного кофе пролилось на блюдце.

– Разве я кажусь вам похожей на убийцу?

– Мне попадались убийцы с отличной внешностью. И вы не можете отрицать того, что вы – трудная дамочка.

– Я прошла трудную школу, – ответила она. – Знаете район Гейры в Индиане?

– Проезжал там.

– Я с честью закончила там образование.

В ее улыбке мелькнул огонек странной гордости.

– Хотя оно и не сделало меня преступницей. И все же я могла ею стать, если бы Сэм меня не вытащил. Он на мне женился, когда я была освобождена на поруки.

– Что же вы натворили?

– Немногое. Я была, что называется, «малолетней преступницей». Но я не считала себя таковой. Мой старик был старых взглядов, да, настоящий деревенский ханки. И как все ханки, он вбил себе в голову, что он главный, и что в каждый субботний вечер нужно бить женщин. Мне надоело каждый раз нырять под кровать, и я решила жить самостоятельно. Ушла в большой мир, ха! Сначала я прислуживала в ресторане, потом познакомилась кое с кем. И этот тип устроил меня гардеробщицей в один из клубов на восточном берегу. Не очень-то это было чистое местечко, но в ту пору мне было шестнадцать, и я получала чаевых больше, чем мой старик выжимал из своего зерна. Только недолго мне так светило. В том клубе, где я служила, шла игра. Кто-то капнул, и я вместе с другими попала под облаву. Я наняла защитника, и меня взяли на поруки. Злючка судья не разрешил мне больше работать в клубах. Но это было еще не самое худшее. Я должна была отправиться домой и жить с семьей.

Она замолчала во власти своих дум. Я тоже молчал.

– Конечно, я использовала даже такую возможность, чтобы выбраться из этой вони. За меня взялись благотворительницы. Они заставили меня поселиться поближе к моему старику, чтобы он мог до меня добраться. Сэм спас мою жизнь. Он подцепил меня в кино. Сначала я подумала, что он волк, но он был невинный. Просто смешно было видеть такого невинного врача. Сэм тогда служил во флоте. Они стояли в Грет-Лейне. Он был первым мужчиной, который хотел на мне жениться, и я согласилась. Его как раз перевели в Калифорнию, и мы поехали туда вместе.

– Он знал, что приобрел?

– Ну, он же видел меня, – спокойно ответила Бесс. – Согласна, я не сказала ему, что удираю с порук. Но давайте-ка уясним одно насчет меня и Сэма, прежде чем покончить с этой темой. Это я делала Сэму одолжение, и так было всегда.

Глядя на нее, я вспоминал ее мужа и поверил ей.

– Для жены доктора из провинциального городишки прошлое у вас довольно цветистое. И не думаю, что вы рассказали мне даже половину своей истории.

– И я не думаю. Еще кофе?

– Еще сведение. Когда вы Беннингом приехали сюда?

– Весной сорок третьего. Его направили служить в Порт-Хуэнем, недалеко отсюда. Шесть месяцев мы снимали коттедж в Эройо-Бич. Потом он стал служить на корабле. Следующие два года он был военным врачом на большом корабле. Я виделась с ним несколько раз, когда корабль заходил в Сан-Франциско.

– А еще с кем вы виделись?

– Идиотский вопрос!

– Идиотский ответ. Почему через два года вы ушли от Беннинга?

– Поразнюхали как следует, да? У меня были личные причины.

– Вы удрали с Синглентоном, не так ли?

Она начала было вставать из-за стола, и замерла на мгновение, наклонившись над чашкой с застывшим лицом.

– Почему бы вам не заняться своими делами?

– Сегодня утром Синглентона пустили под откос. И мое дело – узнать, кто чиркнул спичкой. Странно, что вас это не интересует.

– Да ну?

Она твердой рукой налила себе чашку кофе. Где-то в трущобах Чикаго или бродя по стране в мирное и военное время она приобрела твердость духа и научилась владеть собой. Я посмотрел на ее крепкие белые ноги. Она перехватила мой взгляд и ответила неторопливой усмешкой. Со стороны наша беседа могла показаться мирной домашней картиной воскресного утра. Я почти пожалел, что это не так.

Я встал и подошел к окну. Задний двор зарос и был завален многолетним хламом. В задней его части прятался в тени перцовых деревьев маленький полуразрушенный сарай и еще что-то.

Бесс подошла ко мне и остановилась за моей спиной. Я чувствовал ее дыхание на своей шее. Она коснулась меня своим телом.

– Ты ведь не захочешь причинить мне неприятности, Арчер? У меня и так их было достаточно. Могу я хоть немного пожить спокойно в мои пожилые годы?

Я повернулся, ощущая тяжесть ее бедер.

– А сколько вам лет?

– Двадцать пять. В этих краях воскресная служба тянется долго. А потом он обычно идет в воскресную школу.

Я положил ей на плечи руки. Ее груди были полными и упругими. Она обняла меня. Я смотрела на белую дорожку пробора, разделявшую ее гладкие черные волосы. Кое-где вдоль него волосы у корней были светлые.

– Я никогда не доверял блондинкам, Бесс.

– Я натуральная брюнетка, – хрипло возразила она.

– Вы натуральная лгунья, вот вы кто.

– Может быть, – сказала она безразличным тоном. – Ну и что? Это дело наполовину высушило меня, если хотите знать правду. Я стараюсь хоть как-то держаться.

– И держать своих друзей подальше от неприятностей?

– У меня нет друзей.

– А как насчет Уны Дюрано?

Ее лицо сделалось глупым, то ли от неведения, то ли от удивления.

– Прошлой весной она купила вам шляпу. Полагаю, вы ее хорошо знаете.

Ее губы искривились, будто она собиралась заплакать. Но она промолчала.

– Кто убил Синглентона?

Ее голова дернулась в одну сторону, потом в другую. Короткие черные волосы упали ей на лицо, оно стало бледным и жалким. Мне было стыдно своего поведения, но я продолжал:

– Вы вместе с Синглентоном уехали из Эройо-Бич. Это было что, похищение? Вы действовали для банды, а потом его пришлось убить? Вы убили его, потому что Люси пришла в голову грандиозная мысль? Люси мечтала о пяти кусках, но так и умерла, не получив их?

– Все это совсем не так. Я не тронула Чарли Синглентона. Я не причинила бы никакого вреда ни ему, ни Люси. Она была моим настоящим другом.

– Продолжайте!

– Не могу, я не фискалка, – ответила Бесс.

– Поедемте в морг. Посмотрите на Чарли, тогда скажете.

– Нет!

Это слово вырвалось как бы из самой глубины ее души.

– Дайте мне немного отдохнуть. Обещайте ненадолго оставить меня в покое, тогда я расскажу вам кое-что, чего вы не знаете. Кое-что очень важное.