Но ведь сделали же зачем-то?

Адмирал вдруг почувствовал нервную дрожь. Он смотрел, как экипажи садятся в поданные микроавтобусики, как под крыльями новых кораблей уже суетятся техники и вооруженцы, как ещё два корабля заходят на посадку…

Ведь сделали их зачем-то! Зная, что будут хроносдвиги и вся нормальная электроника окажется пригоршней кварца. Значит?..

Он вцепился в стол и стал ждать.

Внизу застучали каблуки и зазвенели голоса. Веселые, ликующие голоса.

Вошли толпой – восьмеро. Взрослые! Лет до тридцати! Отдали честь. Один, лопоухий, с бритым до синевы черепом и крошечным чубчиком, шагнул вперед:

– Господин адмирал. Первая экспериментальная эскадра прибыла в расположение вашей дивизии, имея приказ Верховного Главнокомандующего: атаковать и уничтожить противника! Докладывает командир эскадры, командир эсминца «Гавриил» капитан второго ранга Колесников!

– Вольно, ребята, – скомандовал Виттштейн. – Докладывайте: в чем изюм?

Доложили сумбурно и почти наперебой: корабли снабжены и компьютерами, и локаторами, и средствами быстрой связи, не подверженными воздействию имперских хроновиков. Принципиально другие принципы, другие материалы. Не кремний, а триполяр. Не электроны, а кванты света. Программа испытаний только началась, ещё не до конца ясно, как поведет себя это все в боевой обстановке, но – так вот получилось. А ещё – визиблы кончились. И теперь… теперь…

Если бы вчера, подумал Витпитейн. А ещё лучше – в позапрошлом году.

Но не сказал.

Какая все-таки фантастическая дрянь – шоковая граната. Пуля дура, но на фоне гранаты – лауреат Нобелевской премии. Томагавк хочу, То-ма-гавк. Долбить черепа и снимать скальпы. Ходить по ночам, ну, или в сумерках, и жечь ма-аленькие костерки. И – тишина… Олени, лисы, орлы, куропатки… Деревья еле шуршат… никаких водопадов…

– Слышь, Липо, подъезжаем, – раскатистым эхом вломился в лесную идиллию голос Макарушкина, – и че-то у них тут-здесь творится невнятное. На большое начальство похоже. А как хорошо без него было.

Адам сосредоточился и открыл глаза. «Подъезжали» они на вертолете, уже висели на малой высоте, светя посадочными фарами, а внизу столпилось штук восемь одних только легковушек, да ещё несколько крытых грузовиков, да три бэтээра – все по пояс в тумане… Кто-то, прижимая фуражку рукой, макал пилоту: садись, мол, садись! Не задерживай.

Вертолет стал разворачиваться. Сразу затошнило, Адам сглотнул и понял, что на этот раз удержится.

И все равно: выходя, он промахнулся мимо поручня двери и чуть не выпад наружу. Там, снаружи, был другой мир, от которого он успел отвыкнуть. Хотелось сжаться и зарыться в какую-нибудь яму. Или просто накрыться с головой одеялом. Он даже ощутил запах верблюжьей шерсти…

И его опять затошнило.

Третья контузия, подумал он. Пора завязывать, скоро мозгов совсем не останется. И пока не понятно, во что это выльется – ведь одновременно с шоковой рвануло и что-то боевое в руках у марцала. Оба гада в реанимации, и – выживет ли старик?.. Плохо было в Боснии, вспомнилось тут же, когда подорвался Абалмасов, Адам перевязывал его, кровь хлестала, Абалмасов нес чушь, а руки были ватные, и спина не держала: заваливало назад, как пьяного. И полгода потом, стоило повернуть голову – начинало валить назад, а постоянное поперхивание чем угодно сохранилось до сих пор. Это была вторая контузия, после первой он выцарапался легко, отделался тиком да звоном в ушах – не часто, на перемену погоды…

Потом получилось так, что Макарушкин кому-то рапортовал, а Адам висел у него над левым плечом и чуть позади – как черт-хранитель. И без перехода: длинный стол, во главе стола кто-то очень знакомый, а рядом – Мартын в дурацком клетчатом пиджаке. Когда не надо, он всегда рядом…

– Пока ты прохлаждался, – с обидой ответил Мартын, – я, между прочим, два мятежа подавил. Ты пока слушай, я тебе потом отдельно расскажу.

– Что я вообще могу услышать? – пожал плечами Адам. – У меня в ушах по две коробки пластилина. И в башке ещё три. Всего семь коробок. По-моему, достаточно. Тут коньяк есть?

Откуда-то взялась бутылка. За рукой, её протянувшей, угадывалось ещё одно знакомое лицо, круглое такое, свежеумытое…

Потом Коля лупил его в коридоре по спине.

– Теперь слышишь?!

– Да-да, – сказал Адам. – Ты не кричи. Ты говори медленно и внятно.

– Понял. Тогда просто читай по губам: тебе благодарность от президента – и вали в госпиталь. Сейчас отвезут.

– В госпиталь, – согласился Адам. – Да, именно в госпиталь. Как я мог пропустить?..

– Что пропустить?

– Мимо ушей. Почему два мятежа? Кто второй?

– Комитетчики. А кто первый, ты, конечно, знаешь?

– Знаю. Ты мне доклады зачем давал?

– Правильно, марцалоиды. Когда им сильно померещилось, что хозяева тю-тю, они рванулись на нагретое местечко.

– Это ты им подсказал, что – тю-тю?

– Ну, не лично я…

– Хорошо. Мятежи подавили. Марцалы как были, так и есть. Противостоять имперцам в открытом столкновении как не могли, так и не можем. Что изменилось?

– Все! Все изменилось, друг мой Адам! – Он весело заржал. – Только об этом почти никто в данный момент не подозревает.

– И почему тебя до сих пор не удавили, такого информированного? – Коньяк наконец разлился по всему телу, и даже длинные фразы стали получаться без особого труда.

– Источник слухов надо беречь, – наставительно сказал Коля. – И пускать в расход только в самом крайнем случае. Каковой сегодня чуть было не представился. Впрочем, не важно. Блин, я про это столько молчал, что даже теперь сказать не получается!..

– Это в тебе правильные рефлексы выработаны, Коля, – сказал Мартын, набегая стремительно, как клетчатый тигр. – Болтать и мемуарить – на пенсии, на пенсии! Значит, так. Адам, во сколько ты ушел из госпиталя?

Адам весь напрягся. Чтобы заставить мозги сработать, пришлось сжать кулаки и повертеть ими до хруста в запястьях.

– Около семнадцати тридцати.

– И не связывался с напарницей?

– Пытался. Не было связи. Вообще ни с кем не было связи.

– Знаю. Это кузены. Специально все запутали, собаки, до сих пор связисты разобраться не могут… На тот момент ваши подопечные ещё не очухались?

– Нет.

– Ч-черт… хоть бы не добрались до них там…

Адам набрал было в грудь воздуха, чтобы как следует выразиться, но почувствовал, что сейчас опять поперхнется, и выражаться не стал.

– Слушай, Николай Юлиевич, – повернулся Мартын к Коле, и Адам сообразил, что сейчас впервые слышит, как того проименовали полностью. – Ты ведь какое-то время теперь будешь свободен? Я к чему: этого героя Отечества надо откантовать в госпиталь, а у меня весь транспорт в разгоне. Сделай доброе дело…

– Сделаю, – сказал Коля. – Но деньги вперед.

– Сколько?

– Да пустячок. Карт-бланш на кадры.

– Это вроде бы сразу решили…

– Ну да. И только что ко мне подкатывается Крюков и предлагает двух своих баб…

– Я скажу президенту, он его окоротит. Да ты и сам можешь сказать.

– Я – не могу. Надо объяснять почему?

– М-м… Ладно, замнем. Слушай!.. – вдруг совсем другим голосом сказал Мартын. – А ведь что-то у нас получилось, а?

– Что-то получилось, – подтвердил Коля. – Но шампанское заказывать ещё рановато. Тем более я за рулем.

– У тебя ведь шофер, – сказал Адам неизвестно зачем.

– Был шофер, – жизнерадостно согласился Коля. – Но его уже столько вербовали, что мы никак не сойдемся в счете – на кого же он все-таки работает. Не исключено, что на нас. До машины сам доползешь? А то – за ноги и дотащим. Раз плюнуть.

Адам фыркнул и закашлялся.

Водил Коля неплохо. Но с шофером было лучше. Шофер не имел привычки, увлекшись разговором, бросать руль и разворачиваться к собеседнику.

– …Ладно, я с конца попробую. Ты про визиблы знаешь уже?

– Что именно?

– Сдохли! У всех!

– Совсем?

– Ну, не сдохли, свихнулись. Не работают. Так что получилось куда лучше, чем мы рассчитывали.