Поэтому и с поверхности Земли никто не заметил появления в небе летающего острова.

– Не притворяйся, – сказали ей. – Ты дышишь не так.

Юлька открыла глаза. С болью свела взгляд. Перед нею расплывчато белела огромная бледная рожа. Потом рожа отодвинулась и растроилась, и Юлька все вспомнила.

– И не дергайся, – сказал Антон, усаживаясь на свое место и брякая о столешницу большой пластмассовой чашкой. Юлька провела языком по губам, слизывая холодные капли. Теперь она чувствовала, как вода стекает по шее, как холодеет и мокнет майка на груди… Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой – руки ей стянули за спиной, а ноги примотали к ножкам стула. Ноги она ещё кое-как чувствовала, а руки – уже нет. – Дергаться бесполезно.

– Что вы сделали? – спросила она невнятно, но её поняли. – Зачем?

– Мы. Тебя. Связали, – сказал Антон очень раздельно. – Если будешь делать то, что надо, – все будет нормально. Если попытаешься выдрючиться – пеняй на себя.

– Не понимаю. Что – делать?

– Пока что – просто отвечать по телефону. Если он будет ещё звонить. Что у нас все в порядке. Есть, так точно. Ясно?

– Нет. Вы что-то задумали?

– А то. Иван, растолкуй ей. Я не могу… – Он сморщился, как от зубной боли.

– Они нас за кроликов держат, – сказал Иван. – Думают, нас разводить легко. Думают, мы дурни. Ты вообще-то поняла, что этот Барс замыслил?

– Как ты смеешь… так… о марцале…

– Смею. И среди них попадаются… Ты хоть поняла, что он предатель? Или ещё нет?

– Предатель? – У Юльки пересохло в горле. – Кого он предал? Кого?

– Кого-кого… Своих, кого же еще. Детонаторы фальшивые, ясно? Я случайно засек. Учебные они. Там маркировка на них специальная. Так кто он после этого?

Юлька втянула воздух. Выдохнула. Сердце, на секунду остановившееся, заколотилось.

– Так ведь так и было задумано, – сказала она. – Чтобы те, – она коротко вздернула лицо вверх, – были уверены, что все по правде. А как они узнать могут? Спросить кого-то из нас. Знаешь, как они умеют… И мы должны быть уверены, что взрыв будет. Что все по-честному. А вы теперь…

– Бу спока, – сказал Иван, ухмыляясь. – Все и будет по-честному. Мы свои детонаторы поставили. Настоящие.

– Двенадцать штук, правда, – вмешался третий, Петр. – У нас всего двенадцать было. Но и этого хватит.

– Так вы хотите… взорвать?

– А ты хочешь сдаться?

– Но марцалы не собирались взрывать город! Они только хотели этим козырнуть. Вы что, ребята! Это же марцалы. Это же… наши! – У неё не нашлось другого довода.

– Значит, ты хочешь сдаться, – как бы не слыша её, сказал Петр. – Значит, ты такая. После всего… после пацанов сгоревших… Ты сама-то кто? Слухачка щипаная, придонный персонал. Тебе-то все одно ничего не грозило…

– Не заводись, – сказал Антон. – Она ничего такого не сказала.

– Нет, сказала. Сказала, что хочет сдаться.

– Не сказала.

– Сказала, я сам слышал.

– Ничего ты не слышал. Уймись. А ты, – повернулся он к Юльке, – тоже думай. Откуда ты можешь знать, что они хотели, чего не хотели? Телепатка, что ли?

– Немножко, – соврала Юлька. – Я знаю, когда говорят правду.

– Ну и?..

– Барс мне именно так и сказал: козырнуть. И я поняла, что это правда.

– Врешь, – беззлобно сказал Антон. – Вот я точно знаю, когда врут. Меня ещё весной начали раскачивать. И сказали, что потом сильнее раскачают. Почему мы этого Барса и заподозрили…

– Откуда у вас детонаторы?

– Со складу, вестимо, – хмыкнул, Иван. – Откуда ещё детонаторы берутся?

– Мы их давно скребанули, – пояснил Антон. – Рыбу глушить хотели. А видишь – для настоящего дела понадобились… Барс – предатель. – Он резко изменил тон, глаза его сузились. – Он хочет сдаться. Их несколько таких. Хотят остаться на Земле.

– А… остальные?

– Ну… если Империя захватит Землю… Чего им тут делать? Коров пасти? Будут биться до последнего, а потом – взорвут все к чертовой матери.

– Взорвут нас… и смотаются… Так, по-вашему?

– А зачем нам жить? – тихо спросил Петр. – Нам и сейчас-то особенно незачем жить, а под Империей… Или тебе это все по барабану?

– Не задирайся к ней, – сказал Антон. – Она ещё ничего такого не сказала.

– Ну так подумала!

– И не подумала, – сказал Антон. – Так вот, слушайте меня. Если Барс вдруг позвонит и скажет, что отбой и все такое… Он же Предатель.

– Значит, надо взрывать, – сказал Петр.

– Не сразу… Мы просто не выйдем из бункера. Потребуем адмирала и все ему объясним.

– И что? – недовольно спросил Петр.

– А то. Сейчас власть у нас, вот на этой самой кнопке. Мы втроем – или ты с нами? тогда вчетвером – сможем дежурить круглосуточно много дней. Или месяцев. Потребуем, чтобы имперцы убрались навсегда. И если они сунутся хоть раз… хоть на самую глухую окраину… тогда – взрывать. Вот тогда, Петька. Только тогда. Понял меня? Только тогда.

– Понял… – протянул Петр.

– Бесполезно это, наверное, – сказала Юлька. – Ну сотрем мы в порошок Питер. А остальные города? Они же останутся.

– А сейчас во многих местах при кнопке сидят решительные пацаны, – сказал Иван. – Ты про «Шрапнель» слышала?

Юлька слышала. «Шрапнелью» называлась широко известная «секретная» организация, объединяющая гардемарин КОФ из разных школ и даже разных стран. Они переписывались, устраивали какие-то встречи, съезды – в общем, производили большой шум… Юлька была уверена, что все это нельзя принимать всерьез. Да и Санька… он тоже так говорил.

– Слышала, – сказала она.

– «Шрапнель» – это так, вроде обертки, – сказал Иван. – А вот что у неё внутри есть – это серьезно. Это решительные пацаны. И такой вариант мы с ними обсуждали.

– И не только такой, – сказал Антон.

– Не только, – согласился Иван. – Но пока что в работе – этот.

Юлька опустила голову. Все стало ещё безнадежнее, чем было раньше.

– Развяжите меня, – сказала она. – Я с вами.

Они заходили на посадку и касались полосы с интервалом в сорок секунд: девятка «Арамисов», два «Портоса» и две «Звездные птицы» – последние, кто ещё оставался в небе. Тридцать три пулковских корабля к этому времени уже вернулись на землю – на саму базу, на запасные полосы, на чужие (и даже весьма отдаленные) базы; кто-то сел просто в чистом поле, прорыв трехметровой глубины траншею, кто-то – на шоссе… Возможно, к вечеру объявятся ещё несколько пилотов – какая-то надежда оставалась. Возможно, их будет человек десять… Из тех, кто сумел приземлиться, почти половина имели дозу свыше ста рентген, причем четверо из них – под тысячу. Их вытаскивали из кокпитов словно обваренных, с красной вздувшейся кожей, с выцветшими глазами, малейшее прикосновение вызывало боль и кровоподтеки. Немедленно на вертолетах облученных перебросили в госпиталь; туда же на служебном глайдере сейчас отправлялись семнадцать человек из преподавателей, наземного персонала и гардемарин начального класса, которые согласно картотеке годились в доноры костного мозга – это нужно было ребятам на первые двое-трое суток, пока в репликаторах не вырастут в достаточном количестве клетки их собственного костного мозга. Капитан первого ранга Геловани попал в число доноров и был этим почти счастлив…

Сегодня Геловани испытывал вот это «почти счастье» во второй раз. Первый был – когда он понял, что вторую волну поднимать в небо не нужно, что имперцы уходят, уходят!..

Размеры потерь стали известны позже. То, что они будут огромны, Геловани понимал ещё до начала сражения; так оно и оказалось: земляне и марцалы потеряли примерно четверть взлетевших кораблей – больше тысячи единиц. Но потери Пулкова были – три четверти! Насколько он знал, больший процент потерь выпал только на долю норвежско-шведской эскадры, по которой пришелся самый первый удар врага – над Северным полюсом. Из девяноста тяжелых «СААБов» вернулся только один… Пулковцам же подвернулась самая крупная из замеченных имперских группировок; и там же, в их боевых порядках, произошел мощнейший взрыв, оцениваемый этак примерно в полторы-две гигатонны. Природа взрыва была пока неясна…