…Свободные существовали всегда. Бывали времена, когда их даже принимали у императоров и всяческих наместников, пытались склонить их к тому, чтобы Свободные стали чем-то средним между жрецами и тайной полицией – потому что умели они прицельно проникать в сознания людей, выправлять при необходимости душевные расстройства, что-то внушать исподволь, неприметно… а ещё этим их хотели привязать к планетам, грязным толстым планетам, откуда не было выхода…

…Чтобы стать Свободным, нужно просто захотеть – ну и еще, конечно, чтобы тебя захотели принять. Любой может получить кокон Опи, просто протяни руку, и он твой. Опи дадут тебе и особую телепатическую связь – хочешь, со всеми сразу, а хочешь – исключительно с тем, с кем тебе нужно связаться. И все это не так, как обычно у людей-телепатов, то есть не обмен посланиями и не чтение чего-то написанного невзначай – это вот такая полноценная связь, которую по большому счету и не отличить от обычного общения…

…Свободные умеют много такого, чего обычные люди лишены, и поэтому Свободных побаиваются и рассказывают про них страшные сказки. На самом деле Свободные никогда не крадут людей против их воли, не насылают эпидемии и не захватывают корабли. Зачем, если люди идут к ним сами, а кораблей, оставшихся от древней Империи, так много в пространстве, что и сотой их доли хватает Свободным для всех их нужд…

…Не надо убивать детей, сказал кто-то. Да, сейчас тысячи агентов Империи по всей Земле охотятся за марцальскими ребятишками, но хоть ты… пожалуйста… ты нам нравишься – не убивай…

И Маша вспомнила, что она должна сделать.

Санька упрямо шагал сквозь дождь, нагнув голову, пока его не окликнули:

– Стой!

В дверях блиндажа стоял незнакомый светловолосый гардемарин.

– Что тебе надо?

– Мою девушку, – мрачно ответил Санька. – Юльку. Позови.

– Ты идиот? – с ленцой спросил гард.

– Я Санька Смолянин. – Он подождал, пока в глазах мальчишки не отразится узнавание. – А ты салага. Позови Юльку.

Парень занервничал. Лицо его не изменилось, но голос сорвался:

– Врешь! Смолянин в коме!

– А ты в танке. Тебя вообще-то хоть до тренажера допустили, тормоз? Как ты с инструктором разговариваешь?

На пороге появился второй мальчишка, очень похожий на первого (который тут же исчез внутри).

– Ты на нас не очень-то дави, инструктор. Знаешь, что у нас тут?

– Знаю. Пугать будешь? – холодно оскалился Санька. – Такой крутой, весь Питер можешь взорвать, что хочу, то ворочу, хочу сто пудов шоколада – везут шоколада, хочу цирк – привезут цирк…

Где-то в самой глубине памяти сидело очень смутное воспоминание о наставлениях Бабакина: не повышать голос, искать точки соприкосновения, быть дружелюбным… Начхать было Саньке на все наставления! Этих дебилов малолетних надо было драть, драть и драть, а их в Школу приняли, им форму дали… Анжелка – в атомы, а эти пацаки вислоухие тут с кнопочкой играются…

– Чего ещё потребуешь, защитничек хренов? Мы чему тебя учили? Землю собой закрывать! Людей закрывать! А ты – бомбы рвать?! – орал Санька уже во все горло. – Да у вас у всех вместо бошек жопы, и куда ты хапалки тянешь?

Над плечом гарда появилось бледное Юлькйно лицо, и Санька умолк.

– Он? – спросили её и тут же уволокли обратно в глубь бункера. Санька успел заметить, как исказилось её лицо, но слез не увидел.

– Значит, правда Смолянин, – хмыкнул гард. – Надо же, теперь героя прислали. Зря старались. Мы же ясно сказали – нам нужны переговоры с имперцами. Иначе никуда мы не выйдем. А будете мудрить – взорвем все к чертям.

– Слушай, головожопый, – изумился Санька, – у тебя вообще какие-нибудь мозги есть? Где тебе сейчас возьмут имперцев? Когда их с неба смели на хер?

– Не наши проблемы. Знаешь, да: ищщы, ищщы, должон быть… Мы ведь баз двадцать под контролем держим, не меньше, так? Наши все согласились – пока своими глазами не увидим, стоим насмерть.

– Слушай, урод, тебя в детстве не роняли? Я тебя ещё раз спрашиваю, где нам взять хоть одного имперца, если их в окрестностях всей Земли – только трупы, и тех мало. Хочешь слетать, пособирать их там? Так валяй, я договорюсь, чтобы тебе дали взлет.

– Ты мне мозги не пудри, – заговорил гард с угрозой. – Что от нашего флота осталось – я знаю. Видел, как они возвращались. Значит, вот-вот высадка начнется, если уже не началась. И сдаться мы вам не позволим.

Никогда в жизни Санька не соображал так много и так быстро. До сих пор все в его жизни было просто и ослепительно, кристально ясно: летать, любить, учить, кататься и пижонить – над чем тут задумываться? Но как доказать этому отмороженному, что Вторжение закончилось, не начавшись, Санька не понимал. От бессилия он опять хотел заорать и только чудом удержался.

– Ты гардемарин или просто так форму надел? – тихо, очень тихо спросил Санька.

– Уж точняк не просто.

– Я тебе слово офицера даю: нет никакого вторжения. Имперцы ушли. Переговоры вести не с кем и не о чем.

– Слово офицера? У нас тут уже много офицеров было. Все жить хотят. Может, и ты брешешь, – равнодушно ответил гард. – Нам нужны гарантии, что до имперцев наши требования доведены. Пусть они знают, гады, что мы не сдадимся и что на марцалов нам уже начхать. Мы теперь сами… Нас ведь не только летать учили, инструктор, нас и умирать учили. Ты и учил. Теперь вот – принимай зачет.

– Ты хоть понимаешь, – Санька взвыл, – что вы Питер снесете только потому, что ты хочешь того, чего нет? Хвост Большой Медведицы зажарить?

– Хвост зажарить, говоришь… – Гард заговорил почти ласково. – Нет, нам Медведица не нужна. Нам нужна свобода. Понял? Вот ты, хоть и герой, а уже жить захотел. Значит, сдался. Значит, нам только на себя рассчитывать.

– Парень, – психанул Санька, – если для тебя главное – это откинуть копыта, давай я сам тебя пристрелю. Для простоты. А хочешь героической смерти, посажу тебя на «копейку», запузырю в Пояса – и мокрого места не останется. Какого хера ты к Питеру прикопался?!

Гардемарин оглянулся через плечо и подался назад. Мимо него на бетон перед бункером вытолкнули зареванную Юльку.

– Забирай, – снисходительно улыбнулся гард. – Это тебе за крейсер. Конец света будете встречать вместе. Прощай, Смолянин. Говорят, летал, ты хорошо.

Он поднял руку в утрированно-четком гардемаринском салюте, и дверь закрылась.

Мимоходом тронув Юльку за плечо, Санька подошел к двери и хлопнул по железу.

– Слушай! – рявкнул он прямо в это железо, сложив руки рупором. – Марцалы говорят, что имперцы после сегодняшних больших пиздюлей наверняка пришлют парламентера. Будете дожидаться его или отвалите пораньше?

Дверь опять приоткрылась – совсем чуть-чуть. Блеснул глаз.

– Слушай, а чего – правда им накидали? Без балды?

– Правда, – сказал Санька и повернулся к Юльке. Она так и сидела, одной рукой опершись о бетон, а другой – прикрывая глаза.

– Ага, – услышал Санька. – Ладно, инструктор. Ты передай там, что мы на три часа откладываем. Будем ждать этого зеленого козла.

Уж какого пришлют, подумал Санька. Он протянул Юльке руку, чтобы помочь, но она не заметила его руки и встала сама.

Только сейчас Санька понял, что уже по-настоящему темно. По всему полю горели подсветочные прожектора, и вдоль полосы набегала очередная стена холодного косого дождя.

Для Коли Ю-ню этот немыслимо длинный день начался не слишком обычно: утром в кафе он попытался снять очень красивую девушку, и у него ничего не получилось. То есть девушка с удовольствием слопала кусок шоколадного торта, а потом сбежала: оказалось, что она секретарь-телохранитель какого-то воротилы игорного бизнеса и просто ждала здесь своего принципала, который вел за стенкой секретные переговоры. Коля, чтобы не так досадно было, съел ещё кусок торта, допил кофе и направился к машине, которую пришлось оставить за квартал отсюда, – как вдруг его догнала, взяли за плечи, ткнули в бок чем-то твердым, шепнули: