Солнце зашло за облако, похожее на исполинский рогалик. Сразу стало зябко. Был конец мая.

– Странно, – сказала Дашка. – А я часто об этом думаю. Вот – через месяц всё кончится. Всё-всё-всё. Просто погаснет. Значит, можно делать, что хочешь, тебе уже ничего не будет. Видел такое кино: «Достучаться до небес»?

– Нет.

– Ничего-то ты не видел… в кино не ходишь… А давай сходим? Разнообразим наши отношения? А то только трахаемся, и никакого духовного роста.

– О! – сказал я.

– Что значит ваше «О!»? – строго спросила Дашка, стаскивая стринги.

– Я вспомнил, где оставил свои галошики…

–…так вот, возвращаясь к теме, – Дашка, лёжа на спине, натянула стринги; это был её пунктик: всё время, за исключением самого-самого, быть в трусах. – Что бы ты сделал?

– А ты?

– Ну, есть пара паршивцев, которых я не хотела бы видеть на своих похоронах…

– Неинтересно… – я прикурил и, глядя в высокое небо, затянулся. – А ещё? Хотя нет, знаю: ты бы давала каждому, кому захотела бы.

– Я и так даю каждому, кому захочу, – возразила она.

– Вычёркиваем… Нет, сдаюсь. Нет у меня ничего такого в запасе. Скучный я и прямой, как швабра.

– Что-то от швабры в тебе есть… – она повернулась на бок и засмеялась. – Каждый раз боюсь, что ты меня проткнёшь насквозь… Так как насчёт кино? И прочей мимозы?

– Замётано, – сказал я. – Возьму билеты на вечер. На последний ряд, не возражаешь?

– Замечательно. Почему-то обожаю последний ряд…

Я ждал её возле кинотеатра «Орион», но не дождался. Звонил, но робот отвечал мне, что номер не обслуживается. Только на следующий день я узнал, что Дашку зарезал в лифте наркоман, наскребавший на дозу. Его взяли тут же, судили, дали одиннадцать лет, но отсидел он меньше года: мы как раз проводили операцию, для которой был нужен «мотыль» – и я как бы методом тыка выбрал его. Мой тогдашний начальник, думаю, обо всём догадался, но промолчал.

Именно за убийство при отягчающих нам удалось закатать на пожизненный Жоржика Сосланишвили по кличке «Буфетчик». На то, что осталось от «мотыля», боялись смотреть даже ко всему привычные судебные медики…

Но я так и не научился думать над тем, как проведу последний месяц жизни. Зачем? Какой в этом смысл?..

Пока летели, я изучил файл Пая. В общем, практически всё это я давно знал и так: он по-прежнему подвизался в «Булате», а конкретнее, в охране «Хилтона-Чертаново»; правда, мои сведения немного устарели: недавно у него поменялся начальник, Хряп перевёлся на другой объект, – и выяснилось, что всё это время он Пая не столько гнобил, сколько покрывал. Похоже, мы имели шанс успеть в самый последний момент…

Вертолёт сел на крышу отеля, я сбежал на этаж – двадцать первый, кажется, – и вызвал лифт.

По дороге вниз я изучал рекламу здешнего ресторана «Фишка» – рыбный стол. Наверное, фаршированный осьминог – это вкусно…

Будете смеяться, но я ни разу не пробовал фаршированного осьминога. Знаю, что на каждом углу. Но вот – не сложилось.

Пост охраны по определению находится на первом этаже. Я вышел из лифта – и увидел печальную перекошенную спину Пая. Он плёлся к выходу на парковку для персонала. В левой руке его была сумка цвета пустынного камуфляжа.

Четверо лощёных охранников стояли кучкой и смотрели ему вслед с непроницаемыми туповатыми выражениями на лицах. Один из них, похоже, был новым начальником. Знаете, есть такой характерный тип, ни за что не перепутаете…

Не нужно быть всеведущим, чтобы вычислить, что здесь только что произошло. Пай пришёл на смену с бодуна. Ему наконец на это указали. Он начал брыкаться. Его выперли. Пока что со смены, но, судя по всему, автоматически выпрут и из «Булата». Финита.

Я направился вслед за ним, по гипотенузе минуя охранников. Начальник дёрнулся было за мной – не положено постояльцам выходить в технический двор, – но один из охранников что-то ему шепнул, и новая метла административный порыв сдержала. Похоже, охранник меня знал; странно, что я его – нет.

Пай стоял возле своего ободранного пикапа и пытался прикурить. Меня он не видел. Какой-то перец на буром «Шевроле» проехал между нами, обдав меркаптановой вонью. У него тёк газовый баллон; рано или поздно он взлетит на воздух.

Под шумок я подошёл к Паю почти вплотную. Да, он точно был с бодуна. С большого бодуна. Настолько потерять нюх…

– Сука, – он пнул передний скат. – Блядь. Подонок…

– Я тоже рад тебя видеть, – сказал я.

Он обернулся – сразу, рывком. Сделал кирпичную рожу.

– А с чего ты решил, что я говорю с тобой? Что я вообще хочу говорить с тобой?

– Ты же знаешь: из двух зол выбирают то, которое меньше воняет. Согласись, перед этим болотом у меня преимущество.

Он поводил коротким носом.

– Ну… допустим.

Я достал зажигалку, высек огонь. Он наклонился и сунулся в пламя кончиком сигареты. Затянулся. Я смотрел, как на виске его бьётся жилка.

– Поехали? – сказал я.

– Далеко? – спросил он без интереса, просто для порядка.

– Тебе не всё равно? – пожал плечами я. – Домой.

– До-мой… – повторил он. Помолчал. – Ты вовремя.

– Я знаю.

Он в две затяжки дотянул сигарету.

– Подожди тогда, я тут забыл одну вещь…

Он раздавил окурок и быстро пошёл в холл. Я вытащил из кузова пикапа сумку и неторопливо побрёл следом.

Когда я вошёл в холл, двое охранников неуверенно пытались встать, хватаясь друг за дружку, а Пай держал «скорпионом» начальника охраны и нашептывал ему на ухо что-то нежное. Я направился к лифту. Пай оглянулся на меня, громко сказал: «Свободен!» – и отпустил начальника.

Тот просыпался на пол, громко стукнув черепом по мраморной плитке.

События в жизни склонны происходить как попало, по принципу «то густо, то пусто». В тот день они решили просто спрессоваться под огромным давлением.

Если бы Пай покуражился ещё две-три минуты, Феста нам пришлось бы добывать из полицейского участка – то есть терять несколько лишних часов на непредвиденные формальности.

По порядку: мы уже садились в вертолёт, когда позвонил генерал и сказал, что на Феста выставлена засада, его ждут на точке, где он иногда сдаёт товар. Похоже, кому-то этот идиот перебежал дорогу, и его решили слить.

В общем, если я успею, то как бы сам его заарестую. Этот момент согласован. Хуже будет, если Фест попадёт в руки полиции – и не потому, что его нам не отдадут, а потому, что сам факт передачи арестованного попадёт в базы данных, а это пища для аналитиков.

Я уже говорил, что у нас очень подозрительные друзья? На грани паранойи.

Хотя… на их месте я был бы такой же.

С руководителем операции по захвату Феста, майором Колесниковым, я связался тут же, из вертолёта. Он оказался понятливым парнем – особенно когда я объяснил ему (совсем чуть-чуть привирая), чем славен Фест, – и напомнил классическое кино «Рембо». Только то, что делал Рембо в лесу, Фест натренирован делать в городе. Тебе это надо, майор?

Нет, сказал майор, ну его на фиг.

На чём его собираетесь вязать?

Майор фыркнул: не поверишь – на пауках! Он приволок сдавать экзотических пауков. За наркоту теперь не сажают, а за каких-то тварей, которых лучше бы и на свете не было, – шесть лет. Куда катимся?

То ли ещё будет, сказал я, ладно, я через десять минут на месте, без меня не начинайте, а главное – не стреляйте в тапёра, он играет, как умеет.

Из-за пауков – стрелять? – изумился майор. Мы хоть и психи, но не до такой же степени.

А он – до такой…

И всё-таки я чуть не опоздал. Думаю, Фест почуял неладное, поскольку в лавочке не задержался: когда я выскочил из-за угла, он уже стоял, насмешливо приподняв руки, саквояжик болтался на большом пальце левой руки, глаза косили куда-то влево, что-то он там видел… поцы держали его на мушках, но стрелять не только не хотели, но и не могли: Фест замер ровненько между двумя их группами, так что изрешетить его они вполне сумели бы – но только вместе с собой; думаю, их опыта хватало как раз на то, чтобы осознавать ситуацию и не делать лишних движений. И Фест, разумеется, тоже это понимал и продолжал на что-то надеяться – на то, что кривая вывезет, разумеется. Вряд ли у него были сообщники…