Воздух был тёплый настолько, что белая жаккардового шёлка рубашка в набегающем потоке липла к телу, как компресс.

Причал освещался ярко, но так, что ни одного фонаря с моря не было видно: свет словно бы ниоткуда падал на настил, ажурное ограждение и сваи. Получалось, что всё это светилось изнутри. А выше, дальше и левее причала, чуть прикрытый деревьями, точно так же светился дом, похожий на усталую птицу, чуть опустившую широко распростёртые крылья.

Те «мальчики вдовы», что сопроводили Серёгина, остались на катере, а на причале не было никого. Зато теперь на Серёгина со всех сторон светили яркие фонари. Он чувствовал себя как на сцене. И словно на сцене, он знал, как много глаз разглядывают его сейчас из сгустившейся тьмы – и что от каких-то мелких и необязательных жестов, от мимики, от первых шагов по плотно подогнанным (и очень красивым) доскам будет зависеть в дальнейшем чертовски многое…

Он прощально помахал в сторону теперь почти невидимого катера, этакого сгустка непрозрачной тьмы в прозрачной тьме, и пошел по причалу туда, где угадывалась лестница.

Встречающая девушка словно соткалась из воздуха. Она была в тёмном балахоне и с обручем на голове.

– Здравствуйте, мой господин. Следуйте за мной, прошу вас.

Вдова оказалась похожа на сильно облысевшего филина. Наверное, она мёрзла, поскольку сидела рядом с жаровней, завернувшись в большую лоскутную шаль. От жаровни шел дымок, распознать источник которого Серёгин не смог. Что-то похожее на арчу, но не арча.

У ног вдовы сидела девочка с одутловатым лицом – возможно, идиотка. Говорили, что вдова благоволит к ущербным детям, многих содержит – кого у себя, кого в специальных домах, а чаще просто подкидывает денег родителям. Этакая бабуля Ракхалла Гуд.

Говорили опять же, что среди ущербных ребятишек попадались ребятишки совсем не простые…

За спиной вдовы громоздился весь из мускулов, без шеи и с маленькой седой головкой мужик, который даже среди крупных коренастых тиронцев сошёл бы за Майка Тайсона. Оливковый оттенок кожи выдавал в нем южанина – возможно, с острова Локк. Тогда он ещё и людоед… Секретарша вдовы, наоборот, явно происхождением из людей Дворца – можно сказать, специально выведенной породы идеальных слуг, сохранившейся аж с того времени, когда большая часть государств Тирона составляла единое очень сложно и разумно устроенное Царство, казавшееся незыблемым. С тех пор многое переменилось, но остались неторопливость и обстоятельность – и вот ещё люди Дворца, тонкие и изящные, с интеллигентными лицами, умевшие в любую секунду стать незаметными или просто исчезнуть. И так же возникнуть рядом, когда о них подумаешь. И органически неспособные солгать.

Бабушка Крошки тоже из них.

Серёгин допускал, что где-то ещё – за панелями, ширмами, под столами – прятались и другие люди. Или не прятались. Поскольку этикет беседы не оговаривался заранее, могло быть так и так.

– Счастливая ночь… так вот вы какой, – сказала вдова Ракхалла. Голос её был почти молодой, звонкий и чистый, а лицо оставалось почти неподвижным – маска и маска. Разве что чуть-чуть шевелился подбородок.

Серёгин кивнул:

– Счастливая ночь. К вашим услугам… – и сделал положенную по правилам вежливости паузу. – Я думаю, вы уже знаете обо мне всё, что хотели узнать. Если же нет, готов ответить на любые вопросы.

Вдова перевела взгляд на секретаршу. Та взяла блокнот, открыла.

– Вы можете получить награду, – сказала секретарша негромко. – И тогда мы расстанемся навсегда. Но у нас есть более интересное предложение. Мы готовы предложить вам подряд на перевозку грузов. Вероятно, предстоит совершить более трёх дюжин рейсов. Поскольку это долговременный заказ, мы предлагаем вам не проценты, а твёрдую цену.

Серёгин чуть нахмурился.

– Я не готов обсуждать оплату, пока не буду знать условия работы, – сказал он.

– Слышу разумное слово, – сказала вдова. – Расскажи ему, Ганэ.

Секретарша зашелестела блокнотом.

– Какой вес вы можете взять на борт?

– Шестнадцать камней, – сказал Серёгин. Это было чуть меньше двух тонн.

– Как долго продлится рейс к Стоячей Звезде и обратно?

– Собственно полёт – четыре часа. А сколько времени уйдёт на швартовку, никогда предугадать нельзя. Как правило, мы рассчитываем на один рейс в сутки.

– Я поняла.

Секретарша что-то написала в блокноте, зачеркнула или подчеркнула, закрыла блокнот.

– Мы можем предложить вам четырнадцать миллионов лугов за рейс. Всего получится пятьсот четыре миллиона. Если вам удастся сократить время доставки, будут начислены премиальные.

Полмиллиарда лугов, подумал Серёгин. То есть где-то восемь-девять миллионов рублей. Сорок килограммов золота, делим на троих… Больше, чем за три года в Легионе – не считая премиальных.

Если неожиданно повезёт, добавил он про себя.

Как положено, сделку закрепили застольем. Это было крепче подписей и обещаний. Подали крабовый пирог, ром, салаты, крем, а на горячее – ассан, местную жгучую разновидность то ли плова, то ли поэльи. Разговаривали вроде бы о постороннем, но из придаточных предложений Серёгин многое понял. Уже никто из богатых людей, имеющих не самые идеальные отношения с местными властями или с оккупантами, не верил в то, что Дьявола Чихо можно остановить. Многие из этих богатых людей значительную часть своего состояния держали отнюдь не на банковских счетах. Вот эти состояния Серёгину и следовало эвакуировать то ли на саму Стоячую Звезду, то ли на корабль, причаленный к ней…

И, хоть сказано об этом не было, Серёгин знал (да иначе дела здесь и не делались): когда в полёте будет он, то Крошка и Фогман окажутся в заложниках; когда же полетит Фогман, то заложниками останутся Крошка и сам Серёгин. Ждёт их вполне приятное времяпрепровождение, но… не дай бог, случится что-то непредвиденное. Просто не дай бог.

На первой же заправочной станции Юльку сильно обнадёжили: нет, у них самих подходящей проволоки не водится, она слишком редко кому нужна, но всего в двух милях отсюда крупный заправочный узел, и уж вот там-то точно есть всё.

И сейчас как раз туда возвращается бензовоз.

Водитель бензовоза был старый жирный мексиканец. На приборной доске распят Иисус, по обе стороны от него красуются детские физии – штук этак двадцать. Испанский, которым водитель (по имени, разумеется, Хуан) щедро прослаивал отдельные английские слова, Юлька понимала плохо, но от нее понимания и не требовалось. Смотри, это внуки. Они очень хорошие. Вот этот – уже моряк. А вот этот будет адвокатом…

Большая заправка стояла на пересечении сразу четырёх дорог: двух шоссе, идущих примерно с юга на север, и двух дорог поменьше, ведущих от побережья к горам. Получалась этакая решетка, типографский знак #, в центральном квадратике которого и находились – заправочная станция, супермаркет, квартал трейлеров, крошечный луна-парк с каруселью и парой павильонов, и индейский блошиный рынок с индейским же казино. На рынке было полтора десятка продавцов и ни одного покупателя. В казино вообще пусто…

Если выиграю, подумала Юлька, перебирая в кармане щепотку жетонов, одинаковых и для телефонов, и для «одноруких бандитов», позвоню Варечке. И повторила, запоминая: выиграю – позвоню.

В казино поскрипывал старенький кондиционер. В потоке охлаждённого воздуха болтались липкие ленты с мёртвыми мухами.

За кассой дремал индеец в индейском костюме и с длинной трубкой, мёртво зажатой в зубах.

Вслед за Юлькой, шумно отдуваясь, вошел шофёр Хуан и прямо направился к индейцу. Они обнялись и шумно затараторили, и Юлька поняла, что индеец ряженый.

Автоматов было всего шесть. Юлька подошла к механическому «колесу счастья», сунула жетон в щель и несколько раз надавила на клавишу, разгоняя колесо. Оно крутилось с шелестом и даже вроде бы лёгким скрипом. Стальное пёрышко дзинькало, зацепляясь за гвоздики. Потом колесо стало крутиться медленнее, ещё медленнее… и остановилось стрелкой напротив символа †. В автомате некоторое время продолжалось таинственное механическое шебуршание, а потом вдруг загремела жестяная варварская медь, затрубили пружинные трубы, вспыхнули под потолком лампочки, и в корыто тупо брякающим потоком хлынули жетоны, жетоны, жетоны…