– Что-то слышал, но краем уха. Уж извини, мы с этой реорганизацией…

– Представляю. Что меня примиряет с тем пенделем под зад, так это то, что мне ничего не придётся паковать и носить…

– Так тебя что – выперли?

– Ещё как.

– Ё-олки… И что же ты собираешься делать?

– Восстанавливаться, естественно. Но для этого мне нужно законтачить с той поганкой, которая меня подставила. Чтобы она же и отмазала. Без неё никак. А её почему-то прячут. Наверное, из-за этих поганых выборов. То есть не наверное, а точно. Я уже в Москве пробежался по тем, кто мог бы нас познакомить, но узнал только, что она живёт постоянно в Питере…

Гриша покивал с набитым ртом. Селиванов, заполняя возникшую паузу, воздал должное пиву и закуске. Серебряные колокольчики, сигнализирующие о приближении удачи, вдруг загремели над самым ухом. Почему-то показалось вдруг, что Гриша вот сейчас, как только прожуёт бутерброд, скажет ему всё-всё…

Осипян прожевал бутерброд, глотнул пива и покивал.

– Ну, ты в курсе, конечно, что её мужик стал теперь нашим самым главным боссом? – неторопливо спросил он.

– Да уж… Но он абсолютно недоступен. В смысле – что ему пока не до таких мелочей, как неправедно уволенный сотрудник.

– Я бы всё равно действовал через него… Или через суд. Почему нет? А барышню Гофман я раза три видел на Аптекарском острове. С котёнком. Гуляют они там в Лопухинском садике у набережной. Значит, и живут где-то неподалёку… Но я бы на твоём месте просто написал бумагу Липовецкому – так, мол, и так…

– Бумага давно уж писана, и не одна…

– Понятно. Ну, буду рад, если помог тебе.

– Спасибо, Гриша. Надеюсь, действительно помог. Говорят, она девушка с понятием, – намёки Селиванов понимал хорошо. – Зла она мне не хотела…может, даже просто не знает, как оно всё в результате получилось… Слушай, а как ты думаешь, кто-нибудь из ваших не подскажет мне что-нибудь более внятное?

Гриша посмотрел на свой почти пустой бокал, потом на стойку буфета. Похоже было, что ему хочется ещё немного пива, но он колеблется.

– Не знаю, Иван Алексеевич, – сказал он немного рассеянно. – По-моему, ты переусложняешь задачу. В телефонный справочник заглядывал?

– Обижаешь, начальник. Не фигурируют-с.

– Что, вообще никаких Гофманов?

– Нет, один какой-то есть. Но не Э-Эм. И в адресном бюро я узнавал, но там наша барышня отсутствует – по крайней мере в открытом доступе. Нет, я уже всё перепробовал… То есть ты считаешь, что в лаборатории я ничего нового не узнаю?

– Да нет, никак я не считаю, просто… Ну, бардак у нас там, разброд и шатание. И народу три штуки, не больше. Давай сходим, поговорим. Всё какая-то цветная брешь в серых буднях. И потом – ну, а вдруг?..

Остаток пути они говорили о пустяках, по пути с причала до лаборатории взяли свеженького разливного «Бомбардир-капитана» – и славно посидели в прохладе. Ничего нового Селиванов не узнал, но лихорадка, тихо сжигавшая его все эти дни, вдруг прекратилась. Понемногу рабочий день закончился, один из вынужденно трезвых сотрудников взялся отвезти Гришу и Селиванова в город – и вдруг в машине, глядя на алюминиевую рябь залива, Селиванов с ужасом подумал: господи, что я здесь делаю? И вообще: кто я?.. Сердце дёрнулось и остановилось, а потом затарахтело с удвоенной скоростью. Морок прошёл, но Селиванова что-то заставило оглянулся, и ему померещилось, что в мареве возле дороги стоит он сам, растерянный и ничего не понимающий в этой жизни.

Юлька как будто прилипла к этому месту. Казалось, всё просто и легко: садись на «супербайк», джойстик на себя – и лети, куда хочешь. Но эта свобода таинственным образом и ограничивала, сковывала её…

Или – не свобода, а что-то иное?..

Был уже день, белый день в самом что ни на есть разгаре, а она всё сидела за столиком под полосатым навесом и ела уже четвёртую порцию мороженого подряд – на этот раз персиковое со взбитыми сливками.

По дороге неслись машины, в основном грузовики-цистерны: жёлтые, красные, синие, цвета полированной стали. Никто не сворачивал к мотелю «Надёжное место», чтобы отдохнуть в тени.

Два десятка пальм и огромный фикус-баньян перед домом давали сочную ароматную тень, и в этой тени журчали несколько маленьких фонтанов. Там же прыгали и азартно ругались какие-то птахи. За домом был бассейн и несколько лежаков для загара.

А за проволочным забором начиналась выжженная бугристая пустошь…

Почему-то не находилось никаких сил убраться отсюда.

Возможно, те, кто гонится за нею, нащупали её и «приковали». А возможно, в её голове созревает новый план действий, потому что старый – это она уже поняла – был плох и слаб до беспомощности, и непонятно, как она могла его сочинить…

Она посмотрела на «супербайк», сверкающий никелированными сочленениями. Смешные ребята, подумала она неуверенно. И жутко талантливые. И смелые. И всё равно смешные. На Марс…

Всё равно как на пикник в то место, где никто ещё не был. Куда-нибудь в горы или в дремучий лес. Но – на пикник.

И этот двор с самоделками… Самоделки сейчас, когда всё, что можно придумать, можно пойти и купить. Ну, почти всё.

«Супербайк»… Вот такого уже не купишь. Ничего принципиально нового не изобретено, а просто остроумно скомбинировано то, что уже известно. Но при этом аппарат летает значительно выше глайдеров и во много раз быстрее, чем сёдла-жополёты, не портит полос и площадок, как корабли и катера, когда взлетают без стартовых антигравов, и в отличие от атмосферников не нуждается в крыльях. То есть за патент на такую машинку ребята могли бы жить припеваючи… что, похоже, и делают – вот уж не знаю только, на какие деньги…

Не отвлекайся.

Да я и не отвлекаюсь… стараюсь изо всех сил… Но надо бы ещё мороженого, а, как вы считаете?

Если её «приковали», то нужно изо всех сил рвануться и освободиться. Как из паутины. Прямо сейчас.

Но что-то мешало рвануться. И это был не паралич воли, не проклятая сонливость, которой она всё время боялась и которая стала для неё скорее уж сигналом тревоги, чем путами. Нет, на этот раз было скорее ожидание важного события, которое должно произойти именно здесь, – но Юлька не знала точно, в какое время… и может быть, всё-таки не здесь…

От этого рождалась неуверенность.

Давай ещё раз, сказала она себе. Ещё один прогон… Я хочу грохнуть марцала. Один раз у меня не получилось. Промазала. Теперь нужно на второй заход… Вот где я запсиховала и начала делать ошибки – хорошо хоть, не фатальные… до фатальных не дошло, не успела… Никаких вторых заходов, этот этап провален, и исключительно и только – начинать новый с нуля. Снайпер, делающий второй выстрел с одной позиции, – это мёртвый снайпер. Так говорил тренер Аллардайс.

Итак, всё с нуля. То есть – выявление цели, разведка, выслеживание…

А для этого нужно вернуться в лагерь.

Риск…

Да, риск. Но пока я тут прохлаждаюсь мороженым, этот склизкий лощёный гад превращает Ричи во что-то, только внешне похожее на человека!

Она подумала так и уставилась на свои сжатые кулаки. Они лежали на столе по обе стороны опустевшего пластикового стакана с ложечкой в нём – и эта ложечка заметно дрожала.

Вот чёрт…

Юлька встряхнула руками, сбрасывая с пальцев избыток возбуждения. Передёрнула плечами, с хрустом свела лопатки, покрутила головой.

Итак, решение: возвращаемся в лагерь…

Решение неверное.

Надо выяснить вот что: действительно ли за ней кто-то гнался в ту ночь – и гонится ли сейчас? И только после этого…

Решение неверное!

Действовать надо так, как будто за ней гонятся все черти из ада – и одновременно провести подробную разведку и выяснить об Ургоне всё, что только возможно. Одновременно, понимаешь?

Понимаю, ответила она сама себе. И больше всего понимаю, что это невозможно сделать в одиночку…

Во внезапной вспышке ярости она врезала кулаком по столу и тут же вскочила на ноги и быстро пошла по кругу, баюкая ушибленную кисть. Только поэтому она и увидела, как по просёлочной дороге, пыля, по направлению к мотелю едут два тёмных и с тёмными стёклами полугрузовичка. От них так и разило угрозой…