Она не могла не рассмеяться. Ну и шум они устроили в роддоме! Вот дуралеи, честное слово!
XXXI
В офисе не только прибрали, но и стол накрыли. Водка, икра, копченое мясо, колбаска, брусника Все как у людей. Человек родился!
Фил в газетной треуголочке, как заправский строитель, внес последнюю черту — подвесил люстру. Новехонькую, только из магазина. Старая во время обыска-разгрома рассыпалась на мелкие кусочки, омоновцы потрудились на славу. Орлы, да и только!
Но Саша и Фара не праздновали. Дела, дела. Саша, нервно затягиваясь, курил одну за другой. Фара казался спокойным, но его тонкие породистые пальцы нервно и быстро перебирали бусинки четок. Одну за другой, одну за другой.
— Фара, брат, я тебе сразу сказал. Это не катит, — терпеливо втолковывал Саша. — Что ты уперся?!
— Ты мне брат, Саша, клянусь Аллахом! Но против своих я тоже не пойду. Ты это знаешь… — Саша хотел перебить, но Фара остановил его решительным жестом. — Дай досказать, я тебя долго слушал… Я между вами как на границе! Дома мне говорят! пускай Софет товар в Москве сбывает, и наши доходы увеличатся втрое. А что мне говорит Софет? Софет — значит, Белый… — объяснил Фара. — Да погоди!.. Он мне говорит: «Фара, брат, пошли подальше всю свою родню, потому что я в Россию дурь гнать не стану». Так?
Саша, конечно, понимал, что так. Но не мог он рассказать Фарику про Контору, Министерство, мать их, добрых дел. Не мог, и все тут! И — не хотел. Он находил все новые и новые доводы, стараясь быть убедительным.
— Я тебе тридцатый раз говорю! Наркота — не сигареты! Все сыплются на сбыте, на мелкой рознице. На хрена мне это надо?! Я два года отлаживал оптовую линию на Запад! И сейчас, когда все заработало, ты хочешь, чтобы я все бросил, послал на хрен?
Иногда именно этого ему и хотелось больше всего — послать всех. И Введенского, который день ото дня становился все требовательнее, в особенности. Но — коготок увяз.
— Саша, ты пойми, мне условие поставили. — Фара решил открыть свои карты. — Если я не улажу этот вопрос с тобой, они будут решать его по-своему.
— Здравствуй, жопа, Новый Год, — вскинулся Саша. — Дошли до ручки совсем. Это что, стрелять меня будут?
— Будут, — уверенно ответил Фара.
— Не угрожай мне, Фарик! — Саша с силой затушил сигарету в пепельнице и полез в пачку за новой. Черт, неужели всю пачку уже высадил?
— Я не угрожаю, — печально откликнулся Фархад, поднимаясь. Четки жалобно стукнули о край стола.
— Тем более. Угрожать мне бессмысленно. — Саша через силу улыбнулся.
* * * * *
Перекрестье оптического прицела переместилось по стене дома и замерло, добравшись до нужного окна. В проем между жалюзи просматривался накрытый по-праздничному стол. За столом сидели Саша, Космос и Фархад. Они беззвучно шевелили губами, словно рыбки в аквариуме. Прямо как на ладони…
Поколебавшись, прицел остановился на Сашином лице, в перекрестье загорелась красная точка, и…
… сразу же, сквозь помехи эфира, стали слышны голоса:
— Тем более угрожать мне бессмысленно, — это говорил Белов. Каверин стиснул зубы, словно вспоминая, как обещал загрызть его живьем. Ничего, еще не вечер, загрызу. А пока — пусть покувыркается. Под оптическим-то прицелом.
Прослушку Каверин установил в пустой квартире, в доме прямо напротив офиса Белова. Эти «академики» о настоящей безопасности имели, видно, самые смутные представления. «Дилетанты хреновы…» — злорадствовал Каверин. Оторвавшись от оптики, он посмотрел на Петровича.
— Пишешь? — спросил он верного подручного. Петрович не слышал Каверина, его слух услаждали совсем иные звуки — беседа о наркоте оказалась интересной. Ишь, какой благородный клиент попался — в России дурь не хочет продавать. Из патриотов, не иначе. Но беседа — беседой, а от уровня новой техники даже у видавшего виды бывшего топтуна Петровича съезжала крыша. Технический, блин, прогресс!
— Пишешь? — Каверин тронул Петровича за плечо и пощелкал пальцем по внешней стороне наушника — уж так-то он его услышит.
— Ага… — Петрович приподнял наушники. Он не мог больше сдерживать восхищение. — Ни черта себе приборчик. А как это действует?
— Да лазер элементарный, — объяснил Каверин, не уточняя, впрочем, сколько эта «элементарщина» стоит. — Луч считывает вибрации воздуха с оконного стекла.
— Беда! — Петрович снова надел наушники и приник к окуляру. Как там пациенты? Не перестреляли случаем друг друга? Без присмотра-то.
* * * * *
Фара сдерживал гнев и разочарование уже из последних сил. Он, конечно, знал, что Саша человек упрямый, но не настолько же. Самое главное, он никак, ну никак не мог понять, почему тот так упорствует. Фара не видел для этого причин. Поэтому и злился все больше и больше.
— Саша, ты же знаешь, ты мне как брат. Я тебе последнее отдам…
— Фара, я люблю тебя как брата, — но личное есть личное, а дело есть дело. Это бизнес, какого черта!.. Все, короче. — Саша вскочил со своего места и начал нервно ходить по кабинету, словно рубя ладонью воздух. — В Москву я наркоту не пропускаю. Скажешь родне. — Он поднял взгляд на Фару и, хотя увидел в его глазах окончательную, какую-то вселенскую тоску, резко и безапелляционно закончил: — Белый в отказе. Пусть хоть бомбу бросают, мне по фигу.
— Ох, брат!.. — Фарин взгляд не смог передать весь спектр его чувств — от обиды до восхищения. Да, даже восхищение выражал его взгляд. Но все-таки не это было в нем главным. Заканчивалось сегодня что-то очень важное, может быть, это был последний день, последний вечер их дружбы.
Фархад, поняв, что сказать ему больше нечего, лишь сжал в тонких пальцах рюмку, едва не раздавив ее.
— Фара, ты устал, — решил перевести разговор на более спокойные темы Саша. — Поезжай в гостиницу, отоспись…
— Саша, я уйду! — вскочил теперь и Фара: ему еще будут указывать, как себя вести, когда и что делать. — Но ты помни, — потряс он перед собой пальцем, — что ты своего брата кинул! Ты кинул… — Фара, схватив свой длинный черный плащ, выскочил из кабинета и буквально через несколько ступенек понесся вниз. Полы плаща развевались — и Фара еще больше напоминал Демона, того самого, который — хочешь, не хочешь — вынужден нести людям зло.
— Фара! — крикнул вслед ему Белый. — Ребята, проводите!
— Фара, стой! Чего ты кипятишься? — Пчела нагнал Фару уже в коридоре перед дверью. И только потому, что тот остановился там на время, поглядывая вверх и бормоча какие-то родные заклинания.
— Ты не понимаешь! — ну, может, хоть мудрый и расчетливый Пчела поймет всю опасность ситуации. — Сначала они убьют меня, — и он убежденно ткнул себя пальцем в грудь, — потом убьют его, — и Фара показал куда-то наверх, имея в виду, впрочем, всего лишь Сашу Белова, а не какого-то там небожителя. Даже если последний себя таковым уверенно считает.
— Фара! — с неменьшим убеждением и даже немного назидательно ответил ему Пчела. — Саша зря ничего не делает!
К ним двоим присоединился и Фил, спустившийся по лестнице с банкой красной икры, которую он уплетал ложкой, правда, не столовой, а чайной — столовая бы в такую банку просто не влезла.
Фара посмотрел на почти безмятежно пожирающего икру главу службы безопасности и окончательно понял: каши с ними сейчас не сваришь. И он, уходя, бросил уже совершенно обреченным гоном:
— Наивные вы, как дети. Вы моих басмачей не знаете! Э-э-э… — И скрылся в ночи.
— Вить, не ломай голову, — махнул рукой на все Фил. — Пойдем накатим.
— Подожди, — закурил по новой Пчела. — Пусть потрещат.
У всех у них оставался последний шанс, что Космос все же сможет убедить Сашу. У него это иногда получалось, хотя в последнее время все реже и реже. Белый предпочитал все решать сам. Фил с таким положением давно смирился, но Пчелу и Космоса оно не совсем устраивало, если не сказать больше.
— Надоела. Не могу ее больше жрать. — Фил поставил недоеденную банку с икрой на подоконник. А Пчела затушил прямо в икру недокуренную сигарету. Завоняло, надо сказать, премерзко.
