— Мужики, у меня сын родился! — все еще не до конца веря собственным словам, проговорил он. И только когда друзья заорали так, что задрожали окна соседнего дома и едва не сработали сигнализации припаркованных автомобилей, Саша понял — все правда истинная, как и то, что они теперь свободны и над ними чудесное голубое небо без единого облачка.

Руки друзей и братвы, приехавшей встречать их, подхватили Сашу и начали качать, высоко подбрасывая в небо. На эту сцену без улыбки не могли смотреть даже те люди, что стояли у бутырских стен в ожидании того времени, когда начнут принимать передачи. А у Саши из карманов вываливались ключи и мелочь, подпрыгивая и крутясь на асфальте. Кто-то из пацанов собрал все это и заботливо положил Саше в карман, когда его, наконец, опустили на грешную землю.

Фара обнял Сашу и крепко, ладонью постучал по его спине:

— Най-най-на-на-най… Саня, дела потом, — махнул он рукой. — Вези меня смотреть сына! Для мужчины сын — первое дело, клянусь Аллахом!

Космос, как всегда, слова в простоте сказать не мог:

— В семье самурая дочь — кошмар, а сын — праздник, — очень многозначительно шевеля губами, вымолвил он. И глаза его округлились.

— Одно смущает, в понедельник родился… — посетовал Саша, на чьем лице продолжала блуждать счастливая улыбка.

— А кто тебе сказал, что понедельник плохая примета? В понедельник — это очень хорошо; понедельник — так наш город называется, Душанбе! — уверенно успокоил его Фара.

— Володя, — наклонился Саша к водителю, — едем в роддом. Но не забыл и о делах: — Космос, пошли людей в офис, скажи, чтоб прибрали все, — и опять вернулся к главной, самой важной теме: — Фарик, я не верю! Йо-хо-хо!

Под дикарский вопль счастливого отца на бутырском крыльце появилась мрачная троица в лице Бека, Левы и Каверина. Каверин как вкопанный остановился на верхних ступеньках и наблюдал за всей этой веселой вакханалией — его враг опять был на коне.

— Ну, что встал? Поехали, — прервал его размышления Бек, которого сейчас волновало только одно — как бы скорее пожрать Ну никак не мог он не есть больше трех часов подряд, даже ночью.

— Ты знаешь, Бек, — многозначительно ответил ему Каверин, усаживаясь в машину, — мы сегодня здесь не зря ночевали. Я чурбана-то этого вспомнил…

Саша торопил водителя, приказав ехать через центр. Фил советовал рвануть на МКАД, но Саше казалось, что это то же самое, что ехать, например, в Петербург через Калининград. Поэтому поехали прямо по Лесной — к Белорусскому.

И все вроде бы шло ничего. Только уже посредине Большой Грузинской, перед огромным сталинским домом с высоченной аркой, наперерез им выскочил спецназовец в пятнистой форме, закамуфлированной каске и… опять с десантным автоматом наперевес. Как они надоели! Все одно и то же, словно по дурному кругу!

— Чего ты машешь, еханый ты бабай! Я все равно проеду! Я к сыну еду! — психанул Саня. — Давай, Володь, поворачивай. Дворами поедем.

— Стоять! — заорал спецназовец, опускаясь на одно колено и совершенно определенно наводя автомат на Белова.

— Э-э, смотри, да он же запросто стрельнет! — глаза Космоса выражали неподдельное изумление и вместе с тем абсолютную уверенность в собственных словах.

— Ладно, ладно, — пробормотал Володя, потихоньку сдавая назад.

Удрученно вступил в обсуждение и Фил:

— Говорил я тебе, Белый, что не надо через центр ехать.

И зря он это сделал — Белый был сейчас, как сухой порох: только спичку поднеси.

— Ты мне будешь указывать, что мне делать! — заорал он уже на Фила, вымещая на нем свои злобу и бессилие.

Из арки тем временем медленно выезжал армейский «уазик», а за ним — огромный «Урал». В таких обычно перевозят солдатиков. Именно эту колонну, видимо, и ждали спецназовцы, чтоб пропустить ее вперед всех.

Грузовик свернул направо и приостановился перед светофором.

— Пацаны, ни хера себе, глянь, глянь! — ахнул Фил.

Глаза его будто бы остекленели. Из-под брезента, которым был накрыт какой-то бесформенный груз, свешивалась окровавленная рука человека. В том, что он был мертв, сомнений не было. Как и не было их в том, что весь кузов «Урала» забит человеческими телами, то есть, если быть точным до конца, трупами.

— Сань, чего это, а? — изумленно спросил Космос.

— Это те, кому не повезло этой ночью, — ответил Саша. И добавил, имея в виду не только судьбу этих несчастных, но и многое, многое другое: — Не дай бог…

— Дороги перекрыты, но мы прорвались! — наскоро поцеловав тетку и оставив ей охапку роз, Саша рванулся в палату к Оле. И, страшно вымолвить, к сыну.

Оля сидела на кровати. Она нежно улыбалась мужу, а в руках у нее был аккуратный кулечек. Кулечек сладко посапывал и таращил светлые глазенки. Сын. Ванька! У Саши перехватило дыхание. Легонько коснувшись губами Олиных губ, он осторожно взял сына. Руки моментально стали деревянными. Глядя на маленькое смешное личико, он тихо сказал Оле:

— А я думал, они лысыми родятся…

— Вот так, голову держи… — Оля поправила его руку, чтобы та поддерживала голову младенца. А Саша всматривался в крошечное существо и все не мог поверить. Неужели вот так, вдруг, еще вчера его не было, а сегодня уже настоящий человечек: реснички, белесые бровки.

— Оля, а он на тебя похож, — восторженно прошептал Саша. Он боялся говорить громко, хотя Ванька не спал, а вовсю таращился на папу. — Настоящий человеческий детеныш.

— Я уже не могу без него… — Оля погладила мужа по плечу, глядя на сына. Глаза ее наполнились слезами.

— Я люблю тебя, моя хорошая, не плачь, не плачь, ну…

— Ты где был? Я так тебя ждала… — слезинка скатилась по щеке.

— Зайка, верь мне. Я не могу тебе сказать, где, но я не мог выбраться… Правда… — Руки совсем онемели, ему хотелось обнять Олю. — У, колени дрожат… Страшно, оказывается, детей-то иметь… Кать, возьми, а? — Он осторожно передал Ваньку Катерине и наконец обнял жену.

— Что, Иван Александрович, напугал отца? — Катя умело взяла кулечек и вышла из палаты на цыпочках.

В маленьком коридорчике, который отделяло от палаты стекло, стояли и смотрели на сцену встречи супругов Елизавета Павловна и Татьяна Николаевна.

— Учтите сразу: воспитание я возьму в свои руки. Хватит одного бандита в семье. — Елизавета Павловна строго, поджимая губы, посмотрела на Сашину маму.

— Не смейте моего сына оскорблять! — тихо, но твердо вступилась за сына Татьяна Николаевна. И добавила укоризненно: — Что ж вы за человек такой? У вас правнук родился…

Они не входили в палату, через стекло умильно и ревниво разглядывая, как Катя забирает ребенка у Саши.

— Оленька! Тебе не пора кормить? — вздорная старушка все же решила показать, кто здесь главный.

— Она уже кормила, — успокоила ее Катя, закрывая за собой дверь. — Девочки, — примирительно сказала она, — пойдемте пить чай. Пусть они тут полюбезничают, — она оглянулась на шепчущихся супругов…

— Я завтра заеду. Тебе что принести? — Саша поправил уже успокоившейся Оле выбившуюся прядь.

— Напиши мне записку, ладно? — вспомнила Оля о «потерянной» записке. Она твердо знала: мужья должны в роддом писать женам трогательные письма, так было во все времена.

— Напишу, — засмеялся Саша.

— Только не на компьютере, — предупредила Оля.

— Прямо сейчас напишу. — Саша взял лист из стопочки, лежавшей на белой тумбочке, и быстро, но аккуратно, почти печатными буквами вывел на первой страничке: «ОЛЕНЬКА МОЯ». — А остальное потом допишу, — пообещал он, отрывая листок. И махнул рукой. — А это — для тебя!

По его знаку жалюзи на окне палаты как по волшебству раскрылись, и обомлевшая Оля увидела Сашину команду. Космос, Пчела, Фил и Фара, размахивая огромными букетами, дружно грянули:

— С днем рожденья, Иван, с днем рожденья, Иван, с днем рожденья, Иван Александрович, с днем рожденья, родной! — К их на удивление стройному хору присоединился и Саша, радостно подмигивая ей уже из-за стекла.