— Шпионы, — с осуждением и легкой долей отвращения произнес отец Николай.

— Разведчики, — поправил Вячеслав. — Они же наши, поэтому храбрые и отважные русские разведчики. А вот, к примеру, если мы с князем каких-нибудь монгольских соглядатаев на Руси вычислим, то повесим их именно как грязных и мерзких американ… ой, то есть монгольских, шпионов.

— Все равно не очень приятно.

— Да они сами по себе бродить станут, — успокоил священника воевода. — Неужели ты думаешь, что мы твою священную посольскую миссию под риск провала поставим? Даже если парни попадутся, все равно молчать будут. Во всяком случае, до вашего отплытия. Несколько часов они смогут продержаться.

— Но это же огромный город с десятками тысяч воинов. Ну ладно, воевода, — отец Николай небрежно махнул рукой в сторону Вячеслава. — Он о его размерах ни малейшего представления не имеет, но ты-то, княже, понимаешь, сколько людей поляжет при его штурме?!

— Он намного больше Грозного будет? — как-то недобро прищурился воевода, и в глазах его зажглись злые огоньки.

— Не в том дело.

— А у них что, есть лимонки, Калашниковы, фугасы и прочее? — не унимался воевода, а огоньки продолжали постепенно разгораться.

— Я не хотел тебя обидеть, Вячеслав Михалыч, — примирительно обратился к нему отец Николай. — Мне просто людей жалко, которых ты потеряешь. Наши же, русичи.

— Потери, конечно, будут, — уже более спокойным тоном заметил воевода. — Но намного меньше, чем ты думаешь, отче.

— Да пусть даже только тысяча одна, и то скверно.

— Эка ты куда загнул, — крякнул Вячеслав. — Сотня, от силы две — не больше. Это потолок, да и то лишь в случае, если в дело вмешаются какие-нибудь роковые случайности. На самом деле я рассчитываю на несколько десятков. И я не самоуверен, — заверил он, заметив скептическое выражение на лице священника. — За свои слова головой отвечаю.

Священник некоторое время молчал, но потом нерешительно заметил:

— А ведь можно и вовсе без смертей обойтись. Живет же сейчас Русь без патриарха, и ничего.

— Так она и без царя живет, — не согласился с ним Константин. — А когда он появится, то кто корону ему наденет? И потом, я считаю, что несколько десятков человек, как Слава сказал, а я ему верю, это не очень-то большая цена за патриаршую тиару.

— Это у папы римского тиара, — хмуро поправил князя отец Николай. — А у патриарха клобук.

— Пусть так, — легко согласился с ним князь. — Главное, что недорого.

— Между прочим, Ивана IV митрополит на царство венчал, и ничего. Да и его сына Федора Иоанновича тоже. А вот Бориса Годунова как раз патриарх возводил в царское достоинство. Помогло ему это?

— И снова ты не прав, отче. Иван Грозный и так владел всей Русью. Плюс то, что его власть была родовая, то есть и его отец, Василий III, и дед Иоанн, и прадед, и прапрапрадеды — все сидели на этом же престоле. В такой ситуации, даже если бы его простой епископ на царство венчал, ничего бы уже не изменилось. То же самое и с его сыном — Федором Иоанновичем. А Борис Годунов был умнейший мужик. Он и людей самым первым из царей на учебу за границу посылал, и университет хотел в Москве открыть, а уж городов понастроил — уму непостижимо. Просто ему не повезло, умер не вовремя. Еще бы каких-нибудь полгода-год, и были бы у нас Годуновы, а не Романовы.

— А хорошо бы это было для Руси?

— Сам считай. Отсутствие смуты и всеобщего разорения — раз. Но главное — престол занял бы не малолетний дурачок Миша, которого только потому бояре и избрали, что он годами мал, а умом недалек, а Федор Борисович — такая же умничка, как и папа. Между прочим, его с детства приучали и натаскивали на царствование. Несколько иностранных языков знал, да что языки — он самую первую карту Русского государства лично вычертил. Ну да господь с ним, с Федей Годуновым, а то отвлеклись мы малость. Кстати, что касается штурма Константинополя и количества возможных жертв, отче, — вовремя вспомнил Константин. — Чтоб тебе охотнее поверилось в обещания нашего славного Славы и ты не думал, что идут они от его самоуверенности, вот тебе подлинный исторический факт: когда крестоносцы штурмовали Константинополь, то у них погиб всего один рыцарь. А ведь у них не было ни одного спецназовца, обученного работать в темноте, соблюдая скрытность и неожиданность. Тебе это ни о чем не говорит? Пойми, отче, что жители твоего Царьграда не просто откажутся помогать крестоносцам. После всего того, что латиняне сотворили с самим городом, а заодно и с православными святынями, граждане Константинополя, включая самого распоследнего нищего и бродягу, будут целиком на нашей стороне, потому что те для них — дикие завоеватели, а мы, соответственно, герои-освободители.

— Не думаю, что их помощь будет существенна, — скептически заметил священник.

— Я тоже на нее не очень-то полагаюсь. Да лишь бы под ногами не путались, и на том спасибо, — заметил воевода, разливая медовуху по чаркам. — Хотя для того, чтобы отвлечь внимание обороняющихся, они вполне сгодятся.

— Но есть еще и второе, — продолжил Константин. — Это шаткий триумвират самих латинян. Они ведь едва захватили Константинополь, как стали тут же грызться за власть. Как собаки, честное слово. В конце концов император, которым избрали Балдуина Фландрского, получил в свое владение всего часть захваченных ими владений Византии и, что самое смешное, только часть столицы.

— А кому же еще город достался? — не понял отец Николай.

— Дело в том, что брали его сразу две группировки этого «святого» воинства. С моря атаковали венецианцы во главе со своим дожем, которые и оттяпали себе львиную долю столицы, а с суши — бельгийцы, ломбардцы, немцы и французы. Балдуин — это представитель последних, да и то не всех. Одновременно с ним был избран королем Бонифаций Монферратский — это властитель Ломбардии. Ну и почти сразу они погрызлись между собой, причем дело дошло аж до военных действий и до захвата друг у дружки городов.

— Ничего не понимаю, — пробормотал священник. — Как же можно выбрать императора и одновременно с ним короля, которые тут же начинают войну друг с другом?! Теперь-то ты видишь, что я ни бум-бум в политике?! Я эту ерунду с бардаком пополам точно никогда не освою!

— А тебе, отче, и не надо ничего осваивать. Это у нашего князя очередная серия галопом по Европам, как я понимаю, — заметил Вячеслав. — К тому же, скорее всего, эти данные у меня, а не у тебя какой-то интерес могут вызвать. Мне же Константинополь брать. Ты продолжай, Костя, продолжай.

— А чего продолжать-то, — пожал плечами князь. — Такая же вакханалия у них и с церковью. Вначале патриархом выбрали какого-то венецианца[92]. Когда он скончался, стало совсем весело. Каждая из партий, и венецианская, и французская, выбрала своего патриарха, а тосканцы — еще одного. Для полноты счастья добавьте к ним теперь папского легата Пелагия, и получится полный винегрет.

— Ну, это все дела давно минувших дней, а вот как там сейчас обстановка и кто в данный момент рулит? — заинтересовался Вячеслав.

— Она с каждым годом все хуже и хуже. Люди убавляются — кто погиб в стычках и войнах, а кто просто назад подался, на родину поманило.

— А пополнения? — деловито осведомился воевода.

— Их больше нет. Все те, кто выступил год назад в пятый крестовый поход, а это в основном немцы и венгры во главе с королем Андреем II, до сих пор торчат под каким-то городишком в Сирии[93]. Потом они еще несколько лет будут бестолково воевать с египетским султаном. Закончится же все тем, что они попадут в окружение и будут отпущены только благодаря милости правителя Египта.

— С пополнением разобрались, — удовлетворенно кивнул Вячеслав, тут же разливая по третьей. — А в самом Константинополе кто сейчас рулит?

— Был муж сестры Балдуина — имени я точно не припомню[94], зато знаю, что он прямой потомок короля Франции Людовика VI Толстого. Да это и не важно, потому что он даже не добрался до Константинополя — погиб по дороге. И еще одного человека помню точно, но его изберут только в следующем году. Это его сын Роберт.