— Этот завод даже я тебе выстрою, — усмехнулся Славка.

— Ой ли? — хмыкнул недоверчиво изобретатель.

— Вот тебе и ой. Знаешь, Миня, сколько я их в Чечне спалил в свое время? Не сосчитать. Заодно и на работу их тоже досыта нагляделся, а принцип устройства вообще постиг на раз.

— Неужели все так просто? — удивился Константин.

— Более чем, — развеселился воевода. — Если совсем кратко, то это самогонный аппарат. Да-да, со змеевиком и прочими атрибутами. Отличие лишь в том, что вместо браги заливают нефть и начинают самую обычную перегонку. На выходе, разумеется, идет не спирт, а бензин.

— Вообще-то он хоть и примитивно излагает, но правильно, — подтвердил Минька. — Ничего сложного в этой перегонке действительно нет.

— Примитивно, зато доходчиво и понятно, — не остался в долгу воевода. — Не то что некоторые академики.

— Стоп-стоп, — перебил обоих князь. — А зачем же тогда заводы современные и прочее?

— А в каких количествах бензин нужен? В этом-то все и дело. Разве на самогонном аппарате можно столько выгнать? Только для одного джипа, если весь день на нем разъезжать, и то несколько сот литров требуется, — пояснил Минька.

— Ну и качество опять же, — добавил воевода. — У нас там сплошь и рядом этот самопальный бензин задешево продавали, только никто его не брал, если, конечно, машину жалел, потому что семьдесят шестой у них на самом деле был где-то как водка, то есть сороковой. А если уверяют, что чистейший девяносто второй тебе продают, то считай, что пятидесятый.

— А такие разве бывают? — удивился Минька.

— Разумеется, нет. Машину ими заправлять, все равно что докторской колбасой питаться, которая до этого неделю на солнышке полежала. Опять же степень очистки. Там же смол остается раз в двадцать выше нормы. Сразу все забьется. Но здесь он нам только для бутылок с горючкой нужен, так что на смолы плевать, а уж на октановое число тем более. Лишь бы горело, и ладно. Так что самогонный аппарат подойдет.

— Стало быть, Чечня, Азербайджан или Тюмень, — задумчиво произнес князь и почти мгновенно сделал вывод: — Тогда только Чечня. Тюмень вообще отпадает и даже рассмотрению не подлежит — там нефть намного глубже под землей находится, а у нас ни оборудования нужного нет, ни всякого прочего. Зато на Кавказе она, можно сказать, прямо из земли сочится. Бери — не хочу. Но до Баку ехать намного дольше, и опять-таки проблемы, думается, с правительством тех мест могут возникнуть. Словом, тоже отпадает.

— Ну, нет мне покою, — сокрушенно вздохнул Вячеслав. — Уж я и на семьсот лет назад залез, только чтоб туда больше не ездить, ан нет — и тут меня достали. А ведь говорил себе сколько раз — в Моздок я больше не ездок. Оказывается…

— Значит, это твоя судьба, — развел руками князь. — Хотя я считаю, что ты, Слава, напрасно сокрушаешься. Тем более что народы, живущие именно на Северном Кавказе, — сплошные дикари и особой опасности не составляют. Там сейчас единственная реальная и могучая сила — это аланы, между прочим, уже частично принявшие христианство.

— Аланы — это…

— Это предки нынешних осетин. Здесь, на Руси, их называют ясами. Народ весьма приличный: и слово свое держит всегда, и о чести воинской им не понаслышке известно. К тому же нам с ними все равно так и так надо договариваться, чтобы все возможные попытки войск Чингисхана выйти на Русь через Кавказ были наглухо заблокированы. То есть это наши потенциальные союзники. И тебе, дорогой мой воевода, еще придется муштровать и приучать к строю их лихую и достаточно стойкую, не в пример половцам, но очень уж недисциплинированную конницу, которая сейчас дает прикурить кому угодно на всем Восточном Кавказе.

— А чеченцы и прочие? — не унимался Славка.

— Ну, я же сказал. Сейчас они представляют собой исключительно племена дикарей. Никакой опасности для нас. Ты сам подумай. Если уж этих папуасов аланы вовсю гоняют, то нам-то какая от них угроза может быть? Из крупных городов в тех краях только Дербент расположен.

— Знаю я его, — не преминул похвалиться своей осведомленностью Славка. — Райцентр в Дагестане.

— Это он в той нашей истории не больше чем райцентр. А сейчас это пока что самый могучий город-крепость, потому что стоит на пути единственного удобного прохода из Закавказья на Северный Кавказ. Его еще Сасаниды основали.

— Сосу… кто? — встрепенулся воевода.

— Проще говоря — персы, — пояснил спокойно Константин. — Лет за четыреста до нашей эры он был северной границей их владений. Между прочим, у него даже первоначальное название персидское: Дарбанд.

— Ну, это даже я переведу, — заулыбался Славка. — Подарок бандитам. Вот только какой именно — непонятно.

— Почти угадал, — улыбнулся князь. — Узел дорог.

— Да, это я ошибся, — самокритично сознался воевода. — Хотя совсем на чуть-чуть.

— Через тысячу лет персы его здорово отстроили, отгрохав две длиннющие стены — южную и северную, — продолжил Константин. — Они берут свое начало от цитадели и тянутся параллельно друг другу на восток до самого Каспийского моря и даже углубляются в него, образуя очень удобную гавань. Чуть позже персы соорудили Дагбары, то есть Горную стену. Она ныне уходит на запад до самых гор, чтобы крепость невозможно было обойти по долинам и перевалам. Вообще-то правильнее было бы назвать ее на вашем военном языке чем-то вроде укрепрайона. Сам посуди — длина сорок километров. К тому же выглядит все это не как единая стена, а скорее как сложная система, то есть целый комплекс оборонительных сооружений. Словом, миновать этот город попросту нельзя. Разве что в одиночку, имея хороший набор юного альпиниста и навыки скалолазания.

— Слушай, Костя, так ведь этот город надо просто немедленно брать, — задумчиво произнес Вячеслав, и хищный огонек загорелся в глазах воеводы. — Это же какой форпост у Руси на юге будет — сказка да и только. Перефразируя занюханных американцев, можно сказать, что он уже давно попал в сферу рязанских интересов. Там сейчас кто сидит?

— Он частенько переходил из рук в руки, так что я даже затрудняюсь ответить точно, — виновато вздохнул князь. — Помню, что от Ирана он перешел к хазарам, но был у них недолго. От хазар перекочевал к арабам.

— Они-то каким боком к нашему российскому Дагестану? — подал возмущенный голос Минька, до этого внимательно слушавший князя.

— Это было в седьмом веке нашей эры, — пояснил Константин. — Арабы как раз начали свое стремительное расширение.

— Надеюсь, что это продолжалось не слишком долго, — проворчал воевода.

— Лет пятьсот. Из них три века, не меньше, Дербент вообще был резиденцией наместника халифа на Кавказе.

— Получается, что они там все мусульмане, — тут же сделал вывод Вячеслав. — Это плохо.

— Они действительно почти все исповедуют ислам, — подтвердил князь, но тут же успокоил своего воинственного друга: — Впрочем, это ерунда. Когда город тесно завязан на купцов — а Дербент все эти годы был не просто центром морской торговли, а и вовсе главным портом на Каспии, — то жители со временем начинают смотреть на веру как на что-то второстепенное. Вырабатывается принцип — верь во что хочешь, только плати налоги, пошлины и вообще дай городу как можно больше заработать на тебе. К тому же Арабский халифат давно развалился. Одно время, где-то в десятом веке, Дербент вообще был самостоятельным и независимым эмиратством, ну, что-то типа той же Волжской Булгарии, но это длилось недолго — лет сто. В одиннадцатом веке город взяли турки-сельджуки. А вот удержались ли они в нем до наших дней — не помню. Да и какая разница.

— То есть как?! — немедленно возмутился Вячеслав. — Как верховный воевода, я считаю, что просто необходимо выяснить все подробности, касающиеся этого чудесного города.

— Боюсь, что мы не успеем, — вздохнул Константин. — Тумены Чингисхана придут туда намного раньше.

— И что, мы никак не сможем помочь отбиться?

— А мы поступим хитрее, — прищурился князь. — Монголы же только пройдут через него, не захватывая.