— Ну уж, княже, ты прямо захотел, чтоб все в идеале было. А это жизнь, — ответил ему кто-то, тоже очень знакомый.

Ингварь оглянулся. Так и есть — в трех шагах от него стояли князь Константин и совсем еще молодой паренек, который тогда, во время переговоров с ним, Ингварем, занес князю завернутую в тряпицу икону, вывезенную из отчего терема в Переяславле-Рязанском.

Княжич зачем-то схватился за меч, опираясь на него, тяжело и медленно поднялся на ноги и выпрямился, горделиво откинув голову.

— Ну вот, а ты боялся, — спокойно произнес паренек, стоявший рядом с князем. — Жив, здоров и даже довольно-таки упитан.

— Он и тогда с мечом в руках был, но мы его с дядей Терехой срубать не стали, — начал суетливо пояснять такой же молодой парень в простой крестьянской одежонке.

— Ну и славно, — не дослушав до конца, рассеянно кивнул головой князь. — Как звать?

— Тяпой меня кличут, — услужливо откликнулся парень.

— Я запомню, — кивнул Константин. — Каждому по гривне сверх общей доли жалую.

— Ух ты, — радостно присвистнул парень и тут же добавил просительно: — По кругленькой?

— По кругленькой, — вздохнул князь. — Ну, здрав буди, Ингварь Ингваревич. Не в добрый час нам с тобой свидеться довелось.

— И ты здрав буди, Константин Володимерович, — медленно произнес Ингварь и с натугой вытянул из земли меч, на который опирался.

— Эй, эй, ты чего, дурень? — шарахнулся назад Тяпа, а паренек, стоящий возле князя, торопливо выхватил из ножен свой меч.

Ингварь отрицательно мотнул головой.

— Не то, воевода, — вспомнил он наконец этого человека и снисходительно, как старший по возрасту, усмехнулся.

Он себя и впрямь сейчас ощущал старше этого юнца лет на тридцать, не меньше.

— Не то, Вячеслав, — повторил Ингварь.

Константин продолжал неподвижно оставаться на месте. Он даже не пошевелился.

И лишь когда Ингварь поудобнее перехватил меч за острие и протянул его рукоятью к князю, тот спокойно сделал шаг вперед, не торопясь, принял оружие, чуть подержал его на весу, больше из приличия, после чего совершил аналогичную процедуру, возвращая меч обратно княжичу.

— В ножны вложи, — посоветовал спокойно и поинтересовался: — Надеюсь, обагрить его в крови рязанской не успел?

Ингварь отрицательно мотнул головой.

— Ну и славно, — вздохнул князь с явным облегчением и вдруг резко нахмурился, указывая на лежащего недвижимо раненого. — А это кто?

— Это князь Ярослав, Константин Володимерович, — ответил Ингварь.

— Притом живой, — заметил князь и, повернувшись к воеводе, произнес совершенно непонятную для Ингваря фразу: — Это даже не четверка, Вячеслав. Это три с минусом.

— За одну ошибочку целый балл срезал. Нечестно, — не менее загадочно ответил тот.

— За грубейшую ошибку, Вячеслав Михайлович. Самую что ни на есть грубейшую. И что теперь мне прикажете с ним делать?

— Ты — князь, — буркнул воевода. — Значит, тебе и решать. Палача, то есть ката, у меня с собой нет.

— А что толку, даже если бы он и был, — зло откликнулся Константин и протянул задумчиво: — Дела-а.

После некоторой паузы князь нехотя уточнил у заканчивающего свои труды по перевязке дяди Терехи:

— А он как, дотянет до дома?

— Ежели по дороге — точно не довезут, — с готовностью ответил добровольный санитар. — А ежели ладьею — то тут как сказать. Раны тяжкие, и опять же руды с него вытекло — ужасть.

— Слыхал? — обернулся князь к воеводе. — Твой грех — тебе и исправлять. Ищи с десяток воев… ихних, — уточнил он после паузы, — и пусть они его везут… во Владимир.

— По дороге? — лукаво усмехаясь, уточнил паренек.

Князь мрачно засопел, скрипнул зубами и выдавил нехотя:

— Ладьей.

— Его же в Переяславль надобно доставить, — напомнил Константину Ингварь. — Там княгиня Ростислава ждет. Я его токмо ради нее и перевязывал.

Князь скривился, будто его в одночасье прихватила острейшая зубная боль.

— Слыхал же, что сказали, — растрясут, не довезут. Водой же только по Оке, а потом по Клязьме. Иначе никак. — Он вновь поморщился и переспросил: — А что, княгиня так сильно его любит?

Ингварь в ответ лишь смущенно пожал плечами и неожиданно для самого себя выпалил:

— Женка она его. Стало быть, должна любить.

И вновь еще более болезненная гримаса исказила лицо Константина.

— Ну да, ну да. Раз женка, стало быть, должна любить. Как это я сам не догадался, — с какой-то детской растерянностью произнес он и замолчал, продолжая смотреть на неподвижно лежащего Ярослава. Потом, как бы очнувшись, вновь повернулся к воеводе и удивленно осведомился:

— Ты еще здесь? Я уже все сказал.

Вячеслав неодобрительно крякнул, явно не согласный с таким решением вопроса, и предупредил многозначительно и вновь загадочно:

— Он ведь по закону подлости обязательно выживет, княже. Оно тебе надо?

— Слыхал, что Ингварь сказал?! — выкрикнул князь жалобно. — Женка его ждет. Да еще и любит притом.

— Тоже мне, аргумент нашелся. Нас всех женки ждут и любят.

— Ты пока ею не обзавелся, — огрызнулся Константин. — А меня уже не ждет.

— Между прочим, благодаря ему, — хмуро кивнул, уже уходя, Вячеслав на тяжелораненого.

Едва воевода отошел на несколько шагов, как Константин пытливо посмотрел на княжича и спросил:

— Ты же там все время жил. Это так? Гремислав и впрямь с его ведома Рязань спалил?

Врать Ингварь сызмальства не привык, но правду говорить тоже не хотелось. Уж больно она противная была — гнусная и скользкая, как протухшая рыба. И пахло от нее так же, если не хуже.

Он молча отвернул голову, не зная, что тут можно, а главное — что нужно сказать. У него самого совесть в этом плане была вовсе чиста — о том, что столица рязанского княжества сгорела, он узнал чуть ли не самым последним. Но Гремислава он подле князя Ярослава видел, причем не раз, а сопоставить одно с другим, то есть гибель Рязани и таинственное шушуканье князя с бывшим дружинником, а потом загадочное исчезновение последнего, особого труда не составляло.

— Я спрашиваю… — начал было Константин, но потом махнул рукой. — Ладно, не отвечай. И так все ясно. Лучше скажи, ты сам-то сейчас куда?

— Куда повелишь, княже, — даже чуть удивился Ингварь.

Мысленно он был уже давно готов ко всему — от встречи с катом до какого-нибудь особо потаенного поруба.

— Чай, не маленький, — резонно заметил Константин. — Сам должен себе дорогу выбирать. Твой лоб — твои и шишки.

— Это, стало быть, я свободен? — неуверенно переспросил Ингварь.

— Стало быть, свободен, — подтвердил Константин.

— После всего, что я…

— После всего, что ты… Лишь бы ты понял все, что ты…

Оба не договаривали до конца, но тем не менее понимали друг друга вполне сносно.

— Да я еще раньше… — досадливо махнул рукой Ингварь. — Мне уж и Ростислава толковала не раз.

— Значит, плохо толковала, — заметил Константин и, настороженно прищурив глаза, переспросил: — Кто? Ростислава?

— Ну да, княгиня его, — кивнул Ингварь на Ярослава.

— И что же она тебе толковала? — не произнес — выдохнул Константин.

— Да все. Сказывала, что негоже так-то в свое княжество возвращаться. Нехорошо это.

— А-а-а, — протянул Константин несколько разочарованно, немного помолчал, но затем, сделав над собой усилие, все-таки уточнил: — И все?

— Нет, не все, — вздохнул Ингварь. — Но это главное.

— Знаешь, а она, пожалуй, права, — заявил князь.

— Да я и сам до этого додумался, — совсем по-мальчишески шмыгнул носом Ингварь. — Дураком был, стрый. Ты уж прости меня. Обида взыграла, что ты все в одни руки прибрал, вот я и…

Он, не договорив, медленно опустился на одно колено, склонил и без того виновато потупленную голову и повторил:

— Прости, Константин Володимерович.

— Встань, встань.

Константин, как-то излишне, не по делу суетясь, помог Ингварю подняться с колен, зачем-то попытался отряхнуть его, приговаривая: