Ведьмак удивленно присвистнул и, задрав голову, принялся разглядывать слегка подрагивающую гигантскую арку.

— Это что ж получается, — бормотал он себе под нос, совершая обход дубовой пирамиды.

Радомир, появившийся из темноты, был удивлен творением своих рук еще больше.

— Как же нам теперь быть-то, дядька Маньяк? Их же теперь четыре стало. Негоже как-то.

Ведьмак, скинув с головы неизменную войлочную круглую шапочку, неторопливо вытер пот с лысины и повернулся к Константину.

— Как-то оно у тебя все не в свое время выходит, — заметил он с упреком.

— Может, потому что я и живу не в свое время? — слетел сам собой ответ с языка Кости.

— Тогда конечно, — миролюбиво согласился Маньяк. — Однако вот какая незадача получается. То, что их четыре вместо трех, — это не столь важно. Напротив, если Перун нам подсобил, значит, решил особо уважить. Но тело Всеведа непременно на самом верху возложить надобно. А возносить его на погребальный костер должон ты.

— Я?! — удивился Константин.

— А кто же еще? — пришел черед удивляться ведьмаку. — Ты сражался вместе с ним плечом к плечу в самой страшной схватке. Сражался и победил. А в последнем бою у него напарников не было. Стало быть, право отнести его тело на погребальный костер — твое.

— Одному?! — ахнул Константин.

— Знамо одному. Тут иных воев окромя тебя нету. Так что давай, княже, — слово «царь» он все время забывал, так что Константин его даже не поправлял — устал.

— А так нельзя? Ну, в серединку, вовнутрь? — уточнил он, но ведьмак был неумолим:

— Сказано — наверх, стало быть, неча тут торговаться! Иначе он в ирий не попадет.

Константин поднял на руки неожиданно легкое тело волхва и шагнул к лежащим деревьям. Подойдя вплотную, он глянул наверх и замер.

«Да тут подъемный кран нужен», — мелькнуло в голове, и он вновь оглянулся.

— А как его наверх-то? — спросил почти робко и получил в ответ безжалостное:

— А как хошь.

Константин постоял несколько секунд, по-прежнему теряясь в догадках, но — о, счастье! — вновь услышал усталый голос Маньяка:

— Ну, ежели не веришь, что донесешь, то клади в середку. Жаль, конечно, старика, но тут уж ничего не поделаешь.

Константин облегченно вздохнул.

— Зачем?! Зачем ты ему дозволил?! — взвился над бывшей поляной, напрочь заваленной четырьмя деревьями, звонкий юношеский голос Радомира. — Он же того и ждал! Ему ведь все едино, куда дедушка Всевед уйдет! Он же не как лучше, а как легче для самого себя сделает!

Константин обернулся и, если бы взгляд мог убивать, то он бы этого паренька… ну, оглушил бы точно. Прямо по лбу.

«Ладно, — злорадно решил он. — Не взглядом, так рукой, и не по лбу, а малость пониже, но я с тобой точно разберусь. Потом».

Ни жалости, ни сострадания к этой зловреде Константин в эти мгновения не испытывал. Кончились они. Оставалась только злость, да еще досада, но уже на себя, неумеху. Он вновь развернулся, скрипнул зубами, сделал решительный шаг обратно, затем, подойдя уже вплотную к гигантской арке, величественно возвышающейся над ним, некоторое время прикидывал, с чего начинать. Как и ожидалось, ничего путевого высмотреть ему так и не удалось. Пришлось развернуться и идти в обход.

Дойдя до края поляны, где в земле зияли три огромные ямины, оставленные рухнувшими гигантами, Константин наконец-то увидел единственно возможный путь наверх. Он наступил на одно из корневищ, наполовину вылезшее из земли, и сделал по нему осторожный шажок, норовя подняться на самый комель[89] дуба.

Корневище неприятно пружинило под ногами, и Константин на мгновение ощутил себя канатоходцем. В подтверждение сходства сухое, почти невесомое тело волхва на руках оказалось весьма неплохим балансиром[90].

«И тут ты мне помогаешь», — горько усмехнулся он Всеведу и уже более уверенно стал продвигаться наверх.

— Не дойти ему, — услышал он, стоя на трясущихся ногах на середине пути, унылый голос Радомира. — Нипочем не дойти.

«Точно задницу надеру, — мстительно подумал Константин. — А за то, что каркает под руку, и уши заодно. Да так, чтоб они, опухнув, в точности на его задницу походили».

Представившееся на миг зрелище Константина даже слегка вдохновило, и он сумел сделать еще несколько шагов, с неимоверным трудом поднявшись на сам ствол.

«А теперь передохнем», — вздохнул он с облегчением, но тут же услышал предостерегающий голос ведьмака:

— Класть нельзя. Тело один раз кладут и больше его уже не касаются. Так что коли силы есть — неси, а нет — клади и сам спускайся.

— Да ведь он же тогда сбоку лежать будет, — возмущенно охнул Радомир.

— Ну ты сам погляди — он и так еле на ногах стоит, — примирительно заметил Маньяк. — Свалится еще, тогда совсем худо будет.

— Но как же! — чуть не плакал Радомир.

— А вот так! — сердито огрызнулся ведьмак. — Видать, не судьба Всеведу в ирие косточки стариковские согреть. Нет у его друга силенок — я отсель и то вижу, — и вновь князю: — Клади!

Злость снова охватила Константина. Да в конце-то концов, он что им, нанялся тут на дереве выплясывать?! Ну да, нет у него сил, так что — его в том вина? И, засопев, он… решительно двинулся дальше.

По стволу идти было легче, потому что «канат» под ним имел в обхвате не меньше сажени, и устойчивость при ходьбе была отменная. Зато после первых же шагов начались ветви. Те, что оказались по бокам, не мешали, а вот торчащие вверх изрядно стопорили движение, заставляя постоянно менять маршрут, виляя между ними не хуже иного лыжника-слаломиста.

«Ничего-ничего, — подбадривал себя Константин. — Зато у Радомира уши красные будут. И опухшие».

Тут он остановился. Впереди, прямо перед собой, он с ужасом увидел целый частокол копий, устремленных на него. Это были ветви другого дерева. Обломанные, они хищно поджидали его, напрочь перекрыв путь.

— По-моему, мы приехали окончательно, — пробормотал себе под нос Константин.

— Вот тут и клади. Дальше не лезь, — послышался снизу голос Маньяка.

— А вот хрен тебе во всю морду, — заорал сверху Константин и упрямо двинулся вперед.

Странно, но это ему удавалось. Оставалось только удивляться, почему достаточно толстые ветви, упирающиеся ему в грудь, при продвижении вперед вначале гнулись, а потом с треском лопались, будто тонкие прутья. С каждым шагом обретая уверенность в своих силах, Константин продвигался все дальше и дальше, пока не услышал снизу сразу два отчаянных голоса, наперебой призывающие его остановиться.

— Все, царь, пришел ты уже, — зычно гудел голос Маньяка.

— Середка, государь, середка пред тобой. Ты на ней прямо стоишь, — звенел Радомир.

«А ведь ведьмак меня в первый раз за все время царем назвал», — удивленно подумал Константин, оглядываясь по сторонам.

В темноте было видно от силы на метр-полтора, но и этого вполне хватало, чтобы понять, что он действительно находится на самой середине. Вытянув онемевшие руки, он осторожно уложил Всеведа на несколько переплетенных ветвей и, отступив чуть назад, скептически посмотрел, удобна ли последняя постель старого волхва. Показалось, что вполне. Тогда он вновь вернулся к телу, молча склонился и поцеловал его в чистый и холодный лоб, почему-то непривычно высокий… Или он раньше просто не замечал?

— Прости еще раз, — он на прощанье еще раз легонько коснулся руки покойника и вздрогнул. Показалось, будто ледяные пальцы Всеведа чуточку шевельнулись, отвечая на дружеское пожатие. Лоб Константина мгновенно покрылся липкой испариной, но он нашел в себе силы не шарахнуться в испуге, а медленно высвободить руку из безжизненных пальцев старика и, повернувшись, почти спокойно двинуться в обратный путь.

Дорога назад ему показалась увеселительной прогулкой. Он по-прежнему не обращал внимания на ветви, угрожающе нацеленные на него, но те, как бы сознавая его силу, уступчиво склонялись перед ним и молчаливо уступали дорогу.