– Это ужасно, – наконец пробормотал он. – Меня чуть не стошнило… До сих пор все плывет перед глазами. И как вертолетчики могут этим всю жизнь заниматься?

На столе появилась бутылка с минеральной водой, стаканы и портативная магнитола. Крот нетвердой рукой плеснул в стакан шипящей водички и жадно выпил.

– А ты как думаешь, полковник службы безопасности? – грубо произнес он, не поднимая взгляда на Морфичева, и звучно икнул. – Разве можно всю жизнь летать на вертолетах?

Ни Морфичев, ни мы с Марго не проронили ни звука. Происходило то, чему мы не могли дать логического объяснения. Откуда здесь взялся этот бессмертный, вездесущий Крот? Почему солдаты стоят перед ним навытяжку, как перед генералом? И откуда ему известно, что Морфичев – полковник ФСБ? И еще десятки подобных «почему», «откуда» и «как»…

Оглашая окрестности воем сирены, по шоссе промчалась колонна белых машин «UNO». Морфичев смотрел на них, и лицо его становилось безжизненным. Крот наконец поднял голову, повернулся, насколько позволяли ему тесный шезлонг и короткая шея, и с удовлетворением кивнул.

– Ну что примолкли? – буркнул он и вновь взялся за стакан. – Думаете, вы игроки? Увы, увы. Это вам только кажется. Игрок – я, а вы – всего лишь мои фигуры. Пешки… По сути, вы тут вообще никто. Граждане России, незаконно перешедшие границу независимого государства. Преступники, подлежащие уничтожению.

– А разве вы не такой же преступник? – не сдержалась Марго. – Вы хуже! Вы организатор! Да у меня десятки знакомых следователей, которые без труда пришьют вам уголовную статью!

Наивная девочка теребила мобильный телефон, висящий на шее, и надеялась испугать Крота. Лучше бы она помолчала. Крот рассмеялся.

– Какой же я преступник? Я действую от имени и по поручению премьер-министра Симбуа. Мне вверены судьбы моих запуганных, отчаявшихся, затравленных соотечественников, потерявшихся в бескрайних лесах страны. И на этот счет есть документ… – Он вынул из накладного кармана сложенный лист, украшенный разноцветными вензелями и печатями, развернул его и зачитал: – «Я, премьер-министр страны, действуя на основе конституции, возлагаю чрезвычайные и абсолютные полномочия на господина Лобского…» Ну, и так далее по тексту.

– Хорошая бумажка, – оценил я.

– Еще бы! – подтвердил Крот, аккуратно заталкивая документ в карман. – Этой бумажке цены нет! Видали, какая у нее сила? Танки, вертолеты, пехота… Пальцем щелкну, и все эти бравые ребята ринутся туда, куда я скажу. А ведь здорово стреляют, правда? Я наводчику говорю: ты только колеса у бронетранспортера посшибай, но чтобы с ребятами ничего не случилось. Пожалуйста, сделал, как просил. Глаз – алмаз!

– Мне б такую бумажку, – завистливо сказал я.

– Э-э-э, дружок! – произнес Крот и, прищурив глаз, погрозил мне пальцем. – Такая власть – не для всех. А лишь для избранных.

– Это точно, что для избранных, – согласился я. – Таких сволочей, которые способны обменять собственную дочь на бумажку, на свете единицы.

Лицо Крота помертвело. Он шумно засопел, уставившись на меня. Автоматчики, стоящие рядом и ни слова не понимающие по-русски, тем не менее насторожились и взяли оружие на изготовку.

– Заткнись, Вацура, – процедил он. – Не твоего ума дела, на что я ее променял. Не тебе судить о моих делах! Все вы – дерьмо! Вы свое уже отыграли. Теперь начинается моя игра. И от этой игры целые народы вздрогнут!

Я сломал Кроту весь сценарий. Он хотел выглядеть спокойным, улыбающимся шутником, и наслаждаться своей властью над нами, и любоваться страхом в наших глазах, но упоминание о дочери оказалось точным ударом по самому больному месту. Крот обозлился. Морфичев, воспользовавшись моментом, тотчас сказал:

– Тебе ведь уже неплохо заплатили за то, что ты украл из института изотоп плутония. И чего тебя сюда понесло? Зачем мучился, глотал мошкару, тонул в болотах? Ты же воришка! Тебе надо все время поддерживать себя в форме! Глядишь, может быть, еще какой-нибудь изотоп спер бы! Сейчас за радиоактивные материалы хорошо платят.

Это был второй удар, и Крот тоже болезненно воспринял его.

– Ты, полковник, напоминаешь мне спаниеля, натасканного на поиски наркотиков, – процедил он, силясь расслабить лицо и улыбнуться. – Все пронюхал, ищейка? Влез со своими грязными ногами в мою личную жизнь?

– Твоя поганая личная жизнь интересует меня только в той мере, в какой хирурга интересует геморрой пациента, – спокойно ответил Морфичев и сплюнул.

– Ага, хирург! – ухмыльнулся Крот. – Нет, ты не хирург! Ты свинья, готовая за жалкие подачки копаться в дерьме…

Он смял в кулаке стаканчик и швырнул его в лицо Морфичеву.

– Вы все ввязались в Игру ради денег! Я вас всех купил на корню! А что для меня деньги? Мусор! Я никогда к ним не стремился, да будет вам известно, потому что знал, что они не сделают меня счастливым. Деньги приносят только страх. Страх перед будущим – вот что беспрерывно мучает богатых глупцов! Богатство – это бесконечный подъем в гору. И чем выше поднимаешься, тем страшнее бездна под тобой. И начинают душить мысли: а вдруг все это в одночасье рухнет? Вдруг я обнищаю? Вдруг все эти пачки бумажек, над которыми я трясусь, в один ужасный миг обесценятся? Как я буду жить? Придется ездить в автобусе, ходить за продуктами на рынок, экономить, покупать самую дешевую одежду, унижаться, просить… Когда-то давно я мечтал иметь шестую модель «Жигулей». Несколько лет собирал деньги, купил машину и – стал счастливым. Сейчас у меня «шестисотый» «Мерседес». Чего еще желать? Куда еще выше? И потому страшно: а вдруг все рухнет, и мне придется вернуться в «жигуль». Парадокс: «шестерка», которая когда-то осчастливила меня, теперь представляется ужасом, дном, полной катастрофой. Странно, не правда ли – один и тот же материальный объект вызывает диаметрально противоположные чувства. Вот потому-то я разочаровался в деньгах. И плутоний я вынес из института вовсе не ради денег. Довольствоваться только материальным достатком – это восторг свиней, какой они испытывают при виде корыта, до краев наполненного помоями. Счастливым человека делает лишь власть, величие, осознание, что ты – гора, каменный сфинкс и об тебя разобьются пули, фанатики, дефолты, кризисы, дождь и снег. Ты вечен. Ты бессмертен…

Он был в этот момент страшен, хотя меж его губ не вылезли клыки, и лицо не покрылось шерстью, и на пальцах не выросли когти. Он был страшен тем, что говорил искренне. На Марго, впрочем, его речь особого впечатления не произвела. Она кривилась, поджимала губки и поглядывала на меня с таким видом, словно хотела сказать: «И этот коротконогий кулан считает себя сфинксом?»

– По-моему, все проще, Лобский, – сказал я. – Тебе не величия хочется. И даже не власти. Тебе всего-то нужно удовлетворить уязвленное самолюбие рогоносца.

– А что плохого в удовлетворении самолюбия? – вспылил Крот и даже привстал с шезлонга. – Да, я ненавижу правителя этой страны! И это нормально, это естественно! Потому что он украл у меня жену, и мне ее до сих пор жалко, я не могу смотреть, как она страдает вдали от родины, без ребенка! И повстанцы ненавидят Симбуа, потому что он не позволяет им жить по своим родовым обычаям! И президент США его ненавидит, потому что Симбуа плевал на экономические интересы других стран! Вот сколько людей мечтают увидеть Симбуа на скамье подсудимых! Вот что нас всех объединяет! И в его свержении весь смысл Игры, которую я затеял.

Он придвинул к себе магнитолу и посмотрел на часы.

– Нет, рановато. Новости от Ай-би-ай будут только через двадцать минут. Но ваши храбрые товарищи уже наверняка пронесли на территорию комбината капсулу и передали ее сочувствующему нам человеку. Этот человек капсулу распакует и выложит металл в шкаф. Конечно, радиационный фон будет ужасным. Остается дождаться, когда комиссия глянет на свои дозиметры и найдет изотоп, и журналисты растрезвонят по всему миру о том, что в этой стране обнаружен компонент ядерного оружия. И тогда… – Глаза Крота засверкали болезненным блеском, и его взгляд устремился поверх моей головы в какую-то заоблачную даль. – И тогда застонет земля от ударов крылатых ракет и авиационных бомб. И здесь будут насаждены другие порядки. И многовековый ход истории повернет в другое русло. И Симбуа умоется кровью своего народа… Он думает, что он всесилен, недосягаем, что его злодеяния останутся безнаказанными! Он не подозревает, как близок его крах! Я его достал! Схватил за нос, и он скоро будет корчиться, хныкать у моих ног! И моя жена приползет ко мне на коленях!.. Вот, дорогие мои, вот когда для меня наступит минута блаженства! Вот когда свершится высшая справедливость!