– Почему пока?

– А потому, что за все то время, пока я здесь, ни один охранник или химик из зоны по своей воле не вышел. Все договора подписывают на девять месяцев, а первая партия, включая и меня, еще и пяти месяцев тут не отпахала.

– Ты говоришь – по своей воле не вышел?

Рэд понял мой вопрос, но ответил не сразу. Он покрутил стакан в пальцах, уронил его и несильно ударил кулаком по столу.

– Да, это так. Отсюда можно уйти только ногами вперед.

– И многие уже так ушли?

Рэд поднял глаза. Рот его скривился.

– Слушай, парень, а надо ли тебе это знать? Тебя что больше интересует – количество бабок, которые ты здесь заработаешь, или количество трупов, которые отсюда вынесли? Выкинь из головы эти мысли – вот тебе мой совет.

– И его вынесут?

Рэд снова взялся за бутылку, наполнил стаканы и, сдерживая раздражение, буркнул:

– Давай! За удачу! И чтобы ночи были темней!

Когда я подошел к двери, Рэд остановил меня.

– Возьми! – сказал он, кидая мне связку ключей. – Теперь ты будешь отвечать за продуктовый склад. Он между нашим и четвертым корпусом. Продукты и воду завозят через день, будешь принимать по накладной… Чего ты не радуешься? Знаешь старую солдатскую поговорку – поближе к кухне, подальше от начальства?

Ночь накрыла зону внезапно и стремительно, как если бы вдруг вырубили освещение. Модули, производственные корпуса, серая стена, увитая «колючкой», вышки с охранниками растворились во мраке, и по земле заструился стылый холод, словно где-то рядом открыли настежь дверь гигантской морозильной камеры.

Я смотрел в окно и монотонно жевал почти безвкусные баночные сосиски «Хот-дог». Насколько я понял, лагерники, во всяком случае охранка, питались консервами. Маринованные огурцы, маринованные грибы, консервированные сосиски, баночные голубцы, ветчина, салями, галеты, пепси-кола, пиво… Эти деликатесы могут радовать желудок человека очень недолгое время, после чего к консервам появляется стойкое отвращение. Это я испытал еще в Афгане на собственной шкуре. До сих пор не могу есть сгущенное молоко и кильку в томатном соусе. Перекормили. А вот «Хот-дог» надоел мне уже после первой сосиски.

Я взглянул на часы: 23.20. Рэд провел контрольную проверку ровно в двадцать три, и с этой минуты выход из модуля без особой причины был запрещен. Несколько человек, как и я, что-то жевали, сидя за столами или облокотившись о стойку бара, другие сидели у телевизора, дымили сигаретами и смотрели боевик, кое-кто уже спал. Лысый затылок Рэда закрывал мне телевизор, и я никак не мог понять, о чем фильм и почему его герои все время так пронзительно кричат.

Я выудил из банки третью сосиску, с ненавистью посмотрел на нее и опустил обратно. Нет, этим крахмалом впрок не наешься. Салями неестественно красного цвета тоже не вызывала у меня положительных эмоций. Что-то вы, Кирилл Андреевич, начали перебирать харчами, подумал я и встал из-за стола.

По коридору я старался идти беззвучно, но подошвы ботинок липли к влажному линолеуму, и получался чавкающий звук. Я прошел мимо умывальника. Громко фыркая, над раковиной обливался водой изрисованный татуировками человек. Следующая дверь – канцелярия Рэда. Я остановился посреди коридора, обернулся. Над бритыми затылками по-прежнему покачивалось облако дыма. На экране телевизора злоумышленники расстреливали заложников и копов. Бритые затылки перед телевизором замерли и подались вперед. Боевик достиг своей кульминации.

Я сделал шаг к двери канцелярии. В конце коридора двигалась тень дежурного. Он караулил входную дверь и следил за работой двух оборванцев, один из которых мыл пол, а второй набивал мусором полиэтиленовый мешок.

Взявшись за дверную ручку, я открыл дверь и проскользнул внутрь. Свет не стал зажигать, чтобы не привлечь внимание охранника, который мог находиться снаружи, под окнами модуля, подошел к кровати, пошарил руками по одеялу, ощупал холодный металл спинки, присел, провел рукой под койкой. Автомата не было.

Я сел на койку, качнулся на пружинах и сразу почувствовал его. Нет, Рэд не оригинален, если прячет оружие под матрацем.

Короткий, похожий на игрушку автомат я затолкал за пояс за спиной. Холодный металл уперся мне в позвоночник, идти было неудобно, не говоря уже о том, чтобы согнуться или присесть.

Я повернул к выходу. Охранник уже сидел в кресле, положив ноги на стол, и перелистывал журнал.

– Куда? – спросил он, не поднимая головы.

Я вынул из кармана ключи и звякнул ими.

– Тебя что, не предупредили? – спросил я.

– Насчет чего?

– Мне надо на склад.

– А-а, – протянул он. – Ты теперь вместо этого… Ну, валяй!

Я потянул на себя засов. Он заскрежетал, и этот звук могли услышать в зале, если в этот момент телегерои прекратили стрельбу и вопли. Надо было торопиться. Я толкнул дверь, но она не дрогнула.

– Шпингалет! – подсказал охранник.

Чтобы поднять шпингалет, наполовину утонувший в бетонном полу, надо было нагнуться, чего я сделать не мог – мешал автомат. Тогда я попытался подцепить его ногой.

– Ну, ты нажрался, парень! – сказал охранник.

После недолгой борьбы со шпингалетом я вышел на воздух. Асфальтовая дорожка, ведущая к центральной клумбе, была ярко освещена фонарями, и я метнулся в сторону, в плотную тень, перебежал ближе к кустам, упал в сухую траву и пополз на огни жилых корпусов «химиков», а когда ближайшая наблюдательная вышка скрылась за рядом деревьев, темной стеной выросшими передо мной, снова поднялся на ноги и побежал к тому месту, где назначил Гурьеву встречу. Он не придет, он не сможет, думал я, пригибаясь под ветвями деревьев и высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться в кромешной темноте, и все-таки зацепился за что-то и повалился в сухую траву, машинально вытянув руки впереди себя.

– Что вы гремите ботинками, как конь, черт вас подери! – услышал я рядом голос Гурьева и почувствовал его руку на своем плече.

– Идите за мной! – прошептал он. – Выбрали же вы место…

Мои глаза еще не привыкли к темноте настолько, чтобы я мог отчетливо видеть Гурьева, как наверняка видел он меня. Черное пятно, каким он казался мне, двинулось куда-то через заросли кустарника. Одному богу известно, как он ориентировался в полном мраке, и, чтобы не потерять его, я схватил Гурьева за плечо.

Мы спустились в какой-то овражек или промоину, плотно заросшую колючими худосочными деревьями, которые нещадно царапали кожу и цеплялись за одежду. Гурьев сел на землю, потянул меня за штанину. Только сейчас я стал различать отдельные черты его лица и одежду. На нем был темный спортивный костюм и вязаная шапочка.

– Ну вот, – прошептал он. – Здесь намного спокойнее, хотя и не совсем безопасно для здоровья. Но, как говорится, когда рубят голову, не плачут по волосам.

– Что вы имеете в виду?

– В эту яму мы сливаем всевозможные отходы, в том числе соляную кислоту и реактивы, содержащие ртуть. Зато охранники стараются держаться подальше от этого места… Простите, я до сих пор не знаю, как вас зовут?

– Кирилл.

– Кирилл, – повторил он, словно прислушиваясь, как звучит имя на слух. – Что ж вы, Кирилл, такой неосторожный? С ума сошли, что ли, – записки перекидывать через границу поста? Эти парни могут выстрелить без предупреждения и на поражение.

– Это был единственный шанс как-то связаться с вами.

– Ну, это вам так кажется. Есть много вариантов. Дождались бы, например, когда вас поставят в производственный цех – там бы мы могли незаметно перекинуться несколькими фразами.

– Вы считаете, что я приехал сюда надолго?

– А вы думаете, что через неделю вас отпустят?.. Эх, дорогой мой! Когда мы встретились с вами в самолете и я стал жаловаться вам, что вынужден подписаться под драконовскими условиями, то даже не предполагал, что ждет меня здесь… Чувствуете резкий запах?.. Это то, о чем я вам говорил. Но не волнуйтесь, это не смертельно. Старайтесь дышать ртом.